Открыватели пути

Замечательно то, что мельница, как аллегорическое изоб­ражение космических процессов, встречается по всему све­ту, даже там, где первоначальный контекст скрыт или вооб-

ще утерян. Впрочем, согласно аргументам Сантильяно и фон Дехенд, утрата контекста ничего не значит. "Особое досто­инство мифологической терминологии, говорят они, состо­ит в том, что она может служить средством для передачи определенного знания, независимо от понимания материала людьми, непосредственно рассказывающими истории, бас­ни и т.д.". Иначе говоря, важно только, чтобы уцелела и продолжала передаваться в пересказе некая базовая образ­ная система, независимо от того, насколько рассказчики отойдут от первоначального сюжета.

Пример такого отхода (при сохранении ключевых об­разов и информации) можно обнаружить у индейцев черо-ки, которые по сей день называют Млечный Путь (нашу галактику) — "Где бежала собака". Согласно преданиям че-роки, "у людей Юга была кукурузная мельница, из кото­рой кто-то все время воровал муку. В конце концов хозяева обнаружили вора, собаку, которая, завывая, убежала к себе домой, на Север. На бегу мука сыпалась у нее изо рта, и сзади оставался белый след. Теперь на этом месте мы видим Млечный Путь, который чероки до сих пор называют... "Где бежала собака".

В Центральной Америке в одном из мифов о Кецаль-коатле рассказывается о том, как он способствовал восста­новлению человечества после губительного потопа, кото­рым закончилось Четвертое Солнце. Вместе со своим соба-коголовым товарищем Ксолотлем он спустился в преиспод­нюю, чтобы вернуть скелеты людей, погибших во время потопа. Ему это удалось, он перехитрил бога смерти Мик-лантечутли и доставил кости в место, именуемое Тамоан-чан. Там их перемололи на камне в муку, как кукурузу. В эту костяную мугу боги напустили крови, и получилась плоть нынешних людей.

Сантильяна и фон Дехенд полагают, что присутствие собаки как персонажа в обоих вариантах мифа о космичес­кой мельнице не случайно. Они указывают, что Куллерво, финского Гамлета, тоже сопровождал "черный пес Мусти". Аналогично после возвращения Одиссея домой в Итаку пер­вым узнала его верная собака; все помнят из Библии, что Самсону приходилось иметь дело с лисами (числом 300, чтобы быть точным), которые являются представителями семейства собачьих. В датском варианте саги об Амлете/ Гамлете волк перебегает ему дорогу в лесной чаще. И, на­конец, в одном из вариантов финской легенды о Куллерво героя, что несколько странно, "посылают в Эстонию лаять под забором, где он пролаял целый год..."

Сантильяна и фон Дехенд уверены, что все эти "соба-чества" умышленные: еще один элемент древнего кода, пока не расшифрованный, настойчиво звучащий то здесь, то там. Они перечисляют массу собачьих символов в серии "мор­фологических маркеров", которые идентифицируют как указание на наличие в древних мифах научной информа­ции, касающейся прецессии равноденствий. Эти маркеры либо имеют собственное значение, либо вводятся с целью привлечь внимание аудитории-адресата: "Приготовьтесь, сейчас в тексте рассказа появится важная информация". Не исключено, что иногда они могут служить "открывателями пути" — указателями для вновь посвященных, следуя кото­рым можно получить научную информацию, переходя от мифа к мифу.

Так, хотя при этом в поле нашего зрения и не возника­ет знакомых мельниц и водоворотов, нам, возможно, следу­ет насторожиться и быть повнимательнее, когда мы узнаем, что Орион, великий охотник из греческого мифа, был хо­зяином собаки. Когда Орион попытался добиться располо­жения девственной богини Артемиды, она создала из земли скорпиона, который убил и охотника, и его собаку. Ориона переправили на небо, где он стал созвездием, ныне нося­щим его имя; пес же превратится в Сириус, звезду-собаку ^эд.

В точности те же ассоциации вызывал Сириус и у древ­них египтян, которые связывали созвездие Ориона со сво­им богом Осирисом⁴⁰. В Древнем Египте образ верной не­бесной собаки находит наиболее полное и явное мифичес­кое воплощение в Упуате, шакалоголовом божестве, чье имя переводится как "Открыватель путей" ⁴¹. Если мы последу­ем за этим открывателем в Египет, обратимся к созвездию Ориона и мифу об Осирисе, то окажемся в окружении зна­комых символов.

Читатель помнит, что это миф отображает Осириса как жертву заговора. Заговорщики попытались разделаться с ним, запечатав его в ящик и пустив плыть по Нилу. Не напоми­нает ли он в этом отношении Ут-напиштиа, Ноя, Кокскок-стли и всех других героев потопа в их ковчегах (ящиках, сундуках)?

Другим знакомым элементом является классический образ мирового дерева и/или столба, подпирающего крышу (здесь — сочетание обоих). Миф повествует, как Осирис, все еще запечатанный в своем сундуке, выплыл в море, где его прибило к берегу возле Библоса. Там волны вставляют его в ветвях тамариска, который быстро вырастает до ог-

ромных размеров, так что сундук оказывается вросшим в ствол. Царь тамошней страны, которому очень нравится де­рево, спиливает его и ставит кусок ствола с Осирисом внут­ри в своем дворце в качестве столба, подпирающего крышу. Позднее Исида, жена Осириса, извлекает тело мужа из столба и забирает его обратно в Египет, чтобы возродить⁴².

В мифе об Осирисе фигурируют также некоторые клю­чевые числа. Случайно или целенаправленно, эти числа от­крывают вход в "науку" о прецессии. Но об этом — в следующей главе.