Искусственный язык

Еще одно наследие Тиауанако и виракочей скрыто, воз­можно, в языке, на котором говорят местные индейцы-аймара — языке, который некоторые лингвисты считают древнейшим в мире.

В 80-е годы боливийский специалист по вычислитель­ной- технике Иван Гусман де Рохас случайно обнаружил, что аймарский язык не только очень древний, но и "приду­манный" — он сознательно и искусно сконструирован. С этой точки зрения наиболее примечателен синтаксис, кото­рый имеет настолько "жесткую" структуру и настолько од­нозначен, что это было бы просто невероятно для нормаль­ного "органического" языка¹⁷. Эта синтетическая и высоко­организованная структура означает, что аймарский язык легко может быть преобразован в компьютерный алгоритм для машинного перевода. "Аймарский алгоритм используется в качестве переходного языка-моста. Оригинал переводится на аймарский язык, а с того переводится на другие языки".

Не слишком ли простое совпадение, что на искусствен­ном языке, синтаксис которого хорошо совместим с компь­ютером, говорят сегодня в окрестностях Тиауанако? Может быть, аймарский язык является частью научного наследия, •которое предания приписывают виракочам? Если так, то что еще есть в этом наследии? Какие еще фрагменты старой и забытой мудрости разбросаны вокруг — фрагменты, кото­рые, возможно, внесли достойный вклад в богатство и раз­нообразие многих культур, возникших в этом регионе за 10000 лет, предшествовавших конкисте? Может статься, именно обладание частью этих фрагментов позволило на­чертать линии в Наска и помогло предшественникам инков совершить "невозможное" — возвести каменные стены в Мачу-Пикчу и Саксайуамане?

Мексика

У меня никак не выходили из головы люди Виракочи которые, как рассказывают многие легенды, ушли, "шагая по водам" Тихого океана, или "чудесным образом передви­гались по морю".

Куда направились эти мореходы? Какова была их цель? И с какой стати они предпринимали такие мучительные усилия, чтобы стойко держаться за Тиауанако, прежде чем признать поражение и переселиться оттуда? Возможно, имен­но это место имело для них особую значимость?

После нескольких недель работы в Альтиплано, сопря­женной с постоянными поездками из Ла-Паса в Тиауанако и обратно, мне стало ясно, что ни руины древних цивилиза­ций, стоящих вне пределов нашего понимания, ни столич­ные библиотеки не способны дать мне никаких новых от­ветов. Похоже, что боливийский след остыл...

И только в 3000 километрах к северу, в Мексике,, мне удалось нащупать его снова.

Часть III пернатая змея: центральная америка

Глава 13 кровь и время в конце света

Чичен-ица, северный юкатан, мексика

Прямо за мной, возвышаясь почти на 30 метров, стоял идеальный зиккурат, храм Кукулькан. В каждой из четы­рех его лестниц насчитывалось по 91 ступени. С учетом верхней площадки общее количество ступенек составляет 365 — число полных суток в солнечном году. Геометрия и ориентация сооружения выдержаны с немыслимой точнос­тью, что позволяло добиться результата столь же драмати­ческого, сколь и таинственного: в дни весеннего и осеннего равноденствия с точностью швейцарского хронометра на ступенях северной лестницы Из треугольников света и тени складывалось изображение гигантской извивающейся змеи. Эта иллюзия длилась ровно 3 часа 22 минуты.

От храма Кукулькан я направился в восточном направ­лении. Передо мной, опровергая распространенное заблуж­дение, будто народы Центральной Америки не преуспели в создании колонн как архитектурных элементов, стоял це­лый лес белых каменных колонн, которые некогда поддер­живали массивную крышу. Солнце немилосердно палило сквозь прозрачную синеву безоблачного неба, а типичные для этих мест прохладно-глубокие тени притягивали к себе. Я прошел мимо и направился к подножью крутых ступе­ней, которые вели к расположенному рядом "Храму Вои­нов".

Ступив на лестницу, я поднялся наверх и увидел ги­гантскую фигуру идола Чакмоол. Он полулежал, полусидел в странно напряженной и выжидательной позе. Согнутые

колени торчали вверх, толстые икры были прижаты к бед­рам, пятки — к ягодицам, локти упирались в землю, руки были сложены на животе, удерживая пустое блюдо; спина, казалось, находится в неустойчивом положении, как будто идол стремится встать. Если бы он это проделал, то рост его составил, думаю, метра два с половиной. Даже откинув­шись назад, он напоминал сжатую пружину, заряженную свирепой и безжалостной энергией. Его неумолимое квад­ратное лицо с тонкими губами казалось таким же жестким и безразличным, как камень, из которого его вырезали. Глаза были обращены на запад, олицетворявший традици­онно тьму, смерть и черный цвет.

В мрачном настроении продолжал я подниматься по сту­пеням "Храма Воинов", размышляя о том, что в доколум-бовьг времена человеческие жертвоприношения были здесь в порядке вещей. Пустое блюдо, прижатое Чакмоолом к животу, предназначалось для вырванных сердец. Как рас­сказывал один испанский очевидец в XVI веке:

"Если они собирались вынуть сердце у челове­ка, то обставляли это с большой помпой... Жертву приводили и клали на каменный жер­твенник. Четверо держали ее за руки и за ноги, растягивая в разные стороны. Приходил палач с кремневым ножом и с большим искус­ством делал разрез между ребрами с левой

стороны груди, пониже соска. Затем просо­вывал руку между ребрами и, как голодный тигр, вырывал живое сердце, которое бросал на блюдо... "

Какая культура могла питать и стимулировать такие нравы? Здесь, в Чичен-Ица, среди развалин, возраст кото­рых свыше 1200 лет, сформировалось "гибридное" обще­ство, объединившее элементы культур майя и ацтеков. Это общество никоим образом не являлось исключением в сво­ей приверженности жестоким и варварским церемониям. Напротив, все великие цивилизации местного, мексиканс­кого происхождения позволяли себе ритуальные убийства человеческих существ.

БОЙНИ

Вилья-Эрмоса, провинция Табаско

Я стоял и смотрел на алтарь Младенческой жертвы, со­здание ольмеков, чью трехтысячелетнюю культуру называ­ли "матерью культур" Центральной Америки. Это бьы блок из серого гранита длиной более метра. На боковых его гра­нях были высечены рельефные изображения четырех чело­век в странных головных уборах. Каждый из них держал в руках по здоровенькому, упитанному ребенку; видно было, что дети отчаянно сопротивляются. Задняя грань алтаря была без орнамента; зато на передней грани была изображена некая фигура, держащая в руках, как будто предлагая, без­жизненно повисшее тельце.

Ольмеков считают самой ранней высокоразвитой ци­вилизацией на территории древней Мексики; процедура че­ловеческих жертвоприношений была у них делом вполне обычным. Через две с половиной тысячи лет, уже во време­на конкисты, ацтеки оказались последним по времени (но ' не по размаху) народом региона, который не изменил своей старой и вошедшей в плоть и кровь традиции.

И занимались они этим с рвением фанатиков.

Свидетельствуют, в частности, что Ауицотль, восьмой и самый могущественный император ацтеков, "ознаменовал освящение храма Уицилопочтли в Теночтитлане, выстроив четыре шеренги пленников перед командами жрецов, кото­рые четыре дня трудились, отправляя их на тот свет. В целом за одну эту церемонию было умерщвлено ни много ни мало 80000 человек".

Ацтеки обожали одеваться в кожу, содранную с прине­сенных в жертву. Испанский мессионер Бернардино де Са-агун посетил вскоре после конкисты одну из таких церемо­ний:

"Жрецы свежевали и расчленяли пленников;

затем они смазывали свои обнаженные тела жиром и натягивали снятую кожу на себя... Оставляя за собой следы крови и жира, эти люди носились по городу в своей омерзитель­ной одежде, нагоняя на встречных ужас... Ритуал второго дня включал каннибальский пир в семье каждого воина". «

Свидетелем другого массового жертвоприношения был испанский летописец Диего де Дуран. В этот раз жертв было столько, что их кровь, стекавшая по ступеням храма, "образовывала на земле целые лужи". В целом, по некото­рым оценкам, в начале XVI века число человеческих жертв в империи ацтеков достигало 250^ тысяч в год.

Какую цель преследовало это маниакальное душегуб­ство? Согласно утверждениям самих ацтеков, это делалось, чтобы задержать наступление конца света.