Глава 9 общее обсуждение

Психологи, которые берут на себя смелость вмеши­ваться в поступки людей, должны ясно осознавать, что ведущие направления, определяющие течение психоло­гических процессов, каждый человек вычерчивает для себя сам. Эти путеводные нити — его индивидуальные конструкты — могут быть изменены и пересмотрены им, а это незамедлительно приведет к перестройке мышле­ния и поведения. Эти конструкты не осадок биографиче­ских фактов и не факсимиле реальности. Это особые референтные оси, посредством которых человек ухитря­ется упорядочить свое психологическое пространство и выделить различные линии своего поведения.

Имея такие конструкты, человек может войти в мир реальности и действовать в нем, проявляя инициативу и оригинальность. Если ему не удалось построить новые конструкты, то он способен лишь на пунктуальное воспроизведение старых, получивших «положительное подкрепление». Он будет «вращаться» вокруг этих кон­структов, примерно так, как это и описывается в психологических статьях. Боюсь, что авторы подобных статей сами утратили вкус к творчеству в результате привычки получать удовлетворение от старых идей. Трудно представить себе, каким образом психологи, настолько пристрастившиеся к «положительному под­креплению», смогут принять творческое участие в рис­кованных затеях грядущего времени.

Дж. Келли (102, 36).

Несмотря на то что техника репертуарных решеток обладает формальной математической структурой, она больше похожа на обычный разговор, нежели на стандартные психологические процедуры. В основе традиционного психологического теста обычно лежат заданные психологом параметры, в соответствии с которыми оценивается испытуемый. Если он заполняет опросник, подвергается лабораторному обследованию или проективному тестированию, его ответы классифи­цируются в соответствии с категориями и шкалами. Он лишен возможности предлагать свои собственные тер­мины, как, скажем, в обычном разговоре.

Так повелось, что психолог приступает к обследова­нию испытуемого с твердой верой, что тот окажется либо «интровертом», либо «эстравертом» и тест позво-

173

лит это установить; что испытуемые обладают опреде­ленным уровнем «интеллекта» и тест позволит измерить этот уровень; что на испытуемого сильно или слабо влияют окружающие условия и эксперимент это уточ­нит; наконец, тест даст ответ на самый важный вопрос — чем страдают наши испытуемые, психозом или неврозом.

Основанием и отправной точкой таких исследований является представление о том, что испытуемый — это объект, элемент, который необходимо разместить в пространстве наших собственных конструктов.

При подобном тестировании вопрос о собственных конструктах испытуемого остается за пределами инте­ресов психологов, не желающих уравнять их в правах с профессиональными терминами.

Так как метод репертуарных решеток часто рас­сматривается как стандартный тест, утвердилось и мнение о том, что он имеет прямое отношение к семантическому дифференциалу. Однако детальный анализ этих двух техник (Баннистер и Мэир, 21) позволяет утверждать, что они диаметрально противо­положны, так как по-разному отвечают на вопрос о том, следует ли нам стараться выявить те параметры, при помощи которых человек упорядочивает свой опыт, или же мы должны просто классифицировать его параметры в соответствии с собственной схемой. Не­смотря на оригинальность метода семантического диф­ференциала и труд, вложенный в его разработку, Осгуд и его коллеги (160) не могли расстаться с убеждением, что они сами должны задавать параметры, в соответ­ствии с которыми будут описываться индивидуальные значения испытуемого. На основании результатов нор­мативных исследований они выбрали параметры «оцен­ка», «сила» и «активность».

Существует много доказательств того, что в культу­ре эти параметры представляют собой глобальные суперординатные измерения. Однако техника семанти­ческого дифференциала игнорирует вопрос о том, в какой степени параметры, используемые испытуемыми, отличаются от общепринятых. Решетка же позволяет выявить собственные суперординатные оси испытуемо­го, а также и его собственные суждения. Только наша косность мешает нам признать, что испытуемый такой же теоретик, экспериментатор, творец значений, как и обследующий его психолог. Техника репертуарных ре­шеток и представляет собой попытку посмотреть на испытуемого с этой точки зрения.

Разрабатывая технику решеток, Келли старался

174

найти доказательства центральному звену своих пред­ставлений: испытуемый, заполняющий опросник или принимающий участие в эксперименте,— ровня экспери­ментатору. Перед психологией, таким образом, встает уникальная научная проблема, требующая нетривиаль­ного решения, причем проблема, которую нельзя разре­шить методами естественных наук. Любая решетка — это попытка предоставить испытуемому возможность познакомить нас с тем, как он воспринимает мир, это форма общения, и поэтому, как мы писали выше, она больше похожа на разговор, чем на обычный психоло­гический тест,— разговор, происходящий между равны­ми, между стремящимися понять друг друга людьми. Традиционные же процедуры психологического тести­рования— лишь попытка подражать естественнонаучно­му измерению объекта.

К сожалению, очень просто извратить способы применения любого метода и цели, ради которых он разрабатывался. Так и в данном случае, невзирая на истинные намерения Келли, которыми он руководство­вался при создании своего метода, изобретаются такие модификации решеток, в которых сохранены формаль­ные свойства метода, но утрачена его сущность. Приро­да техники извращается, когда она используется не для проникновения в систему конструктов человека, а для определения различных индексов, дающих возмож­ность манипулировать испытуемым. Психолог-бихевиорист, экспериментирующий над кем-то, а не с кем-то, или исследователь покупательского спроса ис­пользуют решетку для получения простых индексов, которые они затем применяют в своих сугубо манипу-ляционных целях. Если такой исследователь обнару­жит, что выявляемая при помощи решетки характери­стика X указывает на наличие у испытуемого реакции типа Y, он начинает использовать решетку для выявле­ния этой характеристики в массовом масштабе, сводя тем самым на нет сущность этой техники. Решетка, выявляющая нарушения мышления, не просто логиче­ский дериват теории личностных конструктов: она преследует цели, релевантные положениям этой теории. Так, выявление нарушений мышления должно облег­чить понимание, интерпретацию и коррекцию представ­лений испытуемого, а не служить просто базисом для «классификации испытуемого» в клинических терми­нах. Если решетка используется только для категориза­ции и не преследует коммуникативных целей, она становится стандартным психологическим тестом, раз­новидностью теста на «интеллектуальность»: с его

175

помощью мы устанавливаем, что у ребенка «слабый интеллект», и на этом основании затрачиваем меньше усилий на общение с ним (то есть на его воспитание).

Решетки ради решеток

Извратить идею техники решеток можно и иным способом, например превратив ее в технологию, порож­дающую и разрешающую свои собственные проблемы, часто не имеющие никакого отношения к попыткам понять, каким образом испытуемый воспринимает окру­жающий мир. Примером такой проблемы может слу­жить затянувшаяся дискуссия о преимуществах выяв­ленных или заданных конструктов, развернутая еще в работах Айзексон и Ландфилда (99). Споры в основном касаются того, использует ли испытуемый выявленные конструкты последовательнее и логичнее, нежели за­данные. Хотя этот вопрос, по существу, порожден технологией решеток, время от времени для ответа на него привлекается теория конструктов и используется тот аргумент, что Келли стремится исследовать личные конструкты, а личные конструкты приравниваются к выявленным.

Если подойти к этому вопросу серьезно и привлечь теорию конструктов, сразу же становится понятным, почему результаты исследований противоречат друг другу: в некоторых случаях испытуемые более адек­ватно используют заданные конструкты, а в других — вызванные.

Следует помнить, что конструкт невозможно «за­дать». Конструкт, повторяем,— это не вербальный «яр­лык», а реальный способ дифференциации элементов. Вербальный же «ярлык» —это просто «крюк», которым мы «зацепляем» реальные конструкты. Таким образом, задать можно лишь вербальные наименования, к кото­рым испытуемые привяжут свои собственные конструкты. Вопрос о том, смогут ли они так же адекватно использовать конструкты, обозначаемые вер­бальными наименованиями, заданными психологом, как и конструкты, обозначаемые их собственными вербаль­ными наименованиями, можно прояснить довольно лег­ко. Если заданные вербальные наименования понятны испытуемому и значимы для него, то есть эксперимен­татор оказался хорошим психологом и угадал, то мы не обнаружим различий в том, как испытуемый использу­ет заданные и выявленные конструкты. Если же заданные вербальные ярлыки незнакомы испытуемому

176

или не обладают для него достаточной значимостью, то мы скоро обнаружим явные различия в том, как испытуемый использует заданные и выявленные кон­структы.

По всей видимости, именно технология решеток породила и проблему когнитивной «простоты — сложности» (34). При анализе индивидуальной решетки встает вопрос о том, прост или сложен паттерн связей между используемыми в ней конструктами. Здравый смысл, наш личный опыт, теория конструктов (да и любые другие теории) позволяют утверждать, что в рамках одной подсистемы можно столкнуться как со сложными, так и с простыми образованиями и что некоторые аспекты индивидуального опыта относитель­но просты и упорядоченны, в то время как другие сложны и запутанны. Когда мы пытаемся исследовать структурные характеристики подобного типа с по­мощью решеток, то тем самым низводим их до мето­дик, используемых сторонниками психологии черт: мы задаем, другими словами, слишком «когнитивно про­стой вопрос» о том, «когнитивно прост или сложен данный человек».

Еще одним примером путаницы, возникающей в результате преувеличенного интереса к процедурной стороне техники решеток, могут послужить экспери­менты с использованием теста на нарушения мышления (20). Фрис и Лилли (77) выдвинули гипотезу о том, что низкий балл согласованности у шизофреников с нару­шениями мышления свидетельствует не о дестабилиза­ции систем конструктов, но о «несогласованности» элементов. Они предположили, что испытуемые с нару­шениями мышления при повторном тестировании про­сто меняли свое мнение о том, какая фотография лучше или хуже всего характеризуется данным кон­структом. Следует принять во внимание, что аргументы подобного рода настолько тесно связаны с особенно­стями данной конкретной решетки, что проблема вооб­ще не возникла бы, если бы Баннистер применил одну из ранних разновидностей теста на нарушения мышле­ния, например ту (12), при проведении которой два повторных заполнения решетки производятся с разны­ми наборами элементов. В этом случае нестабильность паттерна связей между конструктами можно отнести только на счет несогласованности процессов констру­ирования— ведь в такой решетке отсутствовали стан­дартные элементы, и, следовательно, невозможно гово­рить об их несогласованности.

Главная слабость гипотезы о «несогласованности»

7-492 177

элементов заключается в том, что она слишком тесно связана с конкретными данньгми и поэтому не объясня­ет процесс, а просто дает ему новое название. Безус­ловно, шизофреники с нарушениями мышления изменя­ют свои мнения, однако вопрос о причинах подобных изменений остается без ответа. Эта проблема будет разрешена только в том случае, если исследователи обратятся к анализу представлений теории конструктов относительно природы процессов конструирования и влияния на них как отрицательного, так и положитель­ного опыта. В этом случае частую смену мнений у больных шизофренией с нарушениями мышления мож­но объяснить ослаблением связей между конструктами. Именно эта идея и была положена в основу теста на выявление нарушений мышления. Теоретические по­строения на основе частных данных конкретной решет­ки совершенно бесперспективны.

Дискуссию по этому вопросу продолжил Уильяме (221). Для объяснения несогласованности он привлек представление о влиянии природы элементов на связи между конструктами и экспериментально доказал оче­видное: согласованность и структурированность систе­мы выше в том случае, когда оцениваются фотографии человеческих лиц, нежели когда оцениваются почтовые адреса. Уильяме сделал вывод, который, правда, из-за низкого уровня обобщения нельзя с полным основанием назвать таковым: шизофреники с нарушениями мышле­ния «не чувствительны к стимулам». Может быть, это действительно так, но что дает этот «ярлык»? Если рассмотреть данные Уильямса с точки зрения теории конструктов, то окажется, что фокус пригодности использованных в его исследовании «личностных» кон­структов охватывает фотографии людей, но не всегда охватывает адреса. Естественно, что при оценке эле­ментов, стремящихся выйти за пределы диапазона при­годности, система конструктов становится все менее структурированной и согласованной. Если бы в каче­стве элементов для оценки по «личностным» конструк­там мы выбрали различные по размеру листы промока­тельной бумаги, то структурированность и согласован­ность конструктов могли бы вообще исчезнуть.

Хейнс и Филлипс (83) также предлагали испытуемым с нарушениями мышления сравнивать фотографии по личностным характеристикам и обнаружили низкую логическую согласованность оценок в смысле большого количества нетранзитивных троек (то есть А больше Б, Б больше В, а В больше А) (см. также эксперименты Лаутербаха, 117). Хейнс и Филлипс пришли к выводу,

178

что шизофреники с нарушениями мышления «отлича­ются от испытуемых других групп просто боль­шей беспорядочностью оценок — несогласованностью». Здесь мы опять сталкиваемся с болезненным страхом теоретического объяснения и его подменой простым присва анием вербального «ярлыка» конкретному по­ведению испытуемых в формально проведенном экспе­рименте. Понятие «несогласованности», как ее понима­ют Хейнс и Филлипс, в исследованиях получило лишь актуальное операциональное определение, однако тра­диционное употребление этого термина создает впечат­ление, что он обладает объяснительной силой. Если мы рассмотрим полученные данные с точки зрения теории конструктов, то увидим, что любое нарушение структу­рированности и согласованности системы конструктов приводит к разнообразным аномалиям, легко выявля­емым экспериментально, подобно тем, что исследовали Хейнс и Филлипс.

Однако при отсутствии желания соотнести операци­ональные построения с теоретическими выявление ано­малий мало что дает. Хорошим примером этому может служить работа Редли (164).

Неисследованные области

В настоящее время намечается несколько возмож­ных направлений дальнейшего развития техники реше­ток. К ним относятся исследования природы конфлик­тов и противоречий. Выше мы привели работы, посвя­щенные изучению импликативных решеток и проблемы нетранзитивности. Однако подобные исследования на­ходятся еще в зачаточном состоянии. Многие психоло­ги склонны рассматривать системы конструктов в каче­стве простых логических структур, и они стремятся использовать такие типы решеток, в которых могут быть заключены скрытые противоречия (как, напри­мер, в ранговой решетке). При этом игнорируется тот факт, что' противоречие — это источник как проблем, так и развития личности. Юнг в своей работе «Воспоми­нания, грезы, размышления» говорит: «Я удивлен, разочарован, доволен собой. Я расстроен, подавлен, восхищен. Я одновременно и то, и другое, и третье, но как свести эти состояния воедино?» Эта проблема весьма мало исследовалась с помощью метода решеток, что является, конечно же, ограничением возможностей метода. Тем не менее исследования в этой области ведутся. Так, Райт (224) разработал способы изучения

7* 179

конфликтов посредством процедуры иерархизации, Бан-нистер (12) выявил несоответствие между предполага­емыми и актуальными суждениями, а Франселла (66) обнаружила парадокс, заключающийся в том, что мы тайно лелеем то, от чего публично отрекаемся. В этой области существует много возможностей для разработ­ки новых методов, которые позволят исследовать пара­доксы системы конструктов.

Использование решеток до настоящего времени ог­раничивается требованием, чтобы испытуемый излагал свои суждения в удобной для статистической обработки форме. Запись беседы или выдержки из разговора также открывают нам доступ к системе конструктов, хотя в этом случае связи между ними сложно интерпре­тировать однозначно. Мы еще не нашли ответа на вопрос о том, как преобразовать эти данные в решетку, чтобы исследовать затем паттерн связей между кон­структами. Попытка исследования в этой области была предпринята Рози (172). Анализируя детские разговоры, он выделил предопределяющие, констеллятивные и пропозициональные конструкты. Роуэ (175) изучала связь между высказываниями испытуемых в ходе пси­хотерапии. Работа в этой области по-прежнему ограни­чивается требованием, чтобы испытуемый вместил свою систему конструктов в формат решетки. К сожа­лению, мы еще не научились «накладывать» матрицы на конструкты, свободно порождаемые испытуемым в процессе неструктурированного разговора без привле­чения формальных оценочных процедур.

Еще одно возможное направление исследований связано с проблемой контекста. Келли подчеркивал, что конструкт обладает значением только в контексте. Хотя психологи для того, чтобы изучать различные подсистемы конструктов, варьируют элементы в решет­ках, все же проблеме контекста они уделяют слишком мало внимания. Эта проблема исследовалась Агню и Баннистером (5), которые предлагали психически боль­ным рассматривать предложенные им элементы сначала в качестве «пациентов», а затем в качестве «просто людей». В результате были выявлены контекстуальные различия двух подсистем.

Тем не менее психологи еще нередко предлагают испытуемым оценивать элементы вне всякого контек­ста— просто высказывать общие абстрактные сужде­ния. А ведь вполне возможно, что мы каждый по-своему «конструируем» события, происходящие, ска­жем, у нас в семье или на службе, хотя при этом и пользуемся идентичными вербальными наименовани-

180

ями. Противоречивость экспериментальных результатов в ряде случаев объясняется тем, что, приступая к заполнению решеток, испытуемые имеют в виду один контекст, но по ходу работы заменяют его другим, так как сталкиваются с элементами, которые чаще появля­ются именно в этом контексте. Исследователи обязаны учитывать влияние контекста, являющегося как источ­ником путаницы, так и условием лучшего взаимопони­мания экспериментатора и испытуемого.

Ложные представления о природе конструктов часто связаны с неправильным пониманием термина «личный» в словосочетании «личный конструкт». В теоретиче­ском смысле все конструкты являются «личными». Даже научные или технические термины, обладающие общепринятыми специфическими связями и импликаци­ями, валидность которых ни у кого не вызывает сомнения, все же остаются личными, каждому челове­ку приходится усваивать их и вводить в собственную целостную систему. Наверное, потому, что решетки были впервые применены в клинической практике, существует тенденция исследовать с их помощью инди­видуальные особенности употребления конструктов. В результате некоторые психологи стали полагать, что конструкт — это не что иное, как личный предрассудок. Было бы очень интересно исследовать и такие решетки, в которых используются общепринятые элементы и конструкты. Если мы предложим математикам запол­нить решетки, в которых в качестве элементов высту­пят числа, а в качестве конструктов — математические понятия, то мы получим множество идентичных реше­ток, если только не обнаружим каких-либо сомнитель­ных или новых для математиков построений. Особый интерес при этом представляет отношение между инди­видуальными вариациями и общепринятыми конструк­тами. Если для оценки элементов мы предложим использующиеся в современной биологической науке конструкты двум поколениям биологов, то их результа­ты будут существенно различаться. Исследования в традиции Пиаже по усвоению детьми конструктов, используемых для упорядочения физического мира, можно существенно обогатить изучением способов их ассимиляции целостной системой конструктов ребенка.

Исследовательское клише «необходимо дальнейшее изучение» весьма актуально для решеток, так как их многообразие и еще не изученный диапазон пригодно­сти бросают вызов нашей изобретательности.

181

Предостережение

В истории психологии можно найти негативные примеры распространения различных методик и техник, оторванных от своей теоретической основы и фигури­рующих сами по себе. Так, тест Роршаха стал своеоб­разной индустрией, клубной игрой и респектабельным времяпрепровождением.

Математические возможности решетки привлекают психологов в большей степени, чем возможности ее применения для изменения отношений «психологов» и «испытуемых». Доказательством того может служить тот факт, что решеткам посвящено гораздо больше исследований, чем технике самохарактеризации, хотя обе эти техники были предложены Келли одновременно и для параллельного применения, причем последний не нуждается в математической обработке. Хотя не суще­ствует способа статистической обработки самохаракте­ристик, этот метод может дать ответы на многие вопросы: каковы основные темы самохарактеризации; прослеживается ли в них историческая последователь­ность или они дают представление только о ситуации «здесь и теперь»; как часто эти характеристики связы­ваются испытуемым с мнением других; есть ли явные противоречия; в какой степени друзья сочувствуют испытуемому и т. п. Келли считал эти методы сходны­ми по существу, а их главное отличие видел в том, что метод самохарактеризации в бо,тьшей степени нацелен на исследование суперординатных, а не субординатных конструктов. Метод самохарактеризации нацелен на изучение того, что Келли назвал «ядерной ролевой структурой»,— способы понимания человеком самого себя. По существу, самохарактеризация и решетка — это методы выявления (как для самого испытуемого, так и для людей, которым он хочет открыться) пред­ставлений испытуемого о мире.

Существенное сходство этих техник заключается и в том, что они представляют собой способы самоизуче­ния. Как уже отмечалось, в клинической практике психолог может ознакомить испытуемого с результата­ми заполнения решетки, чтобы тот осознал, как именно он интерпретирует проблемную ситуацию. Несомненно, для лучшего понимания природы метода решеток необ­ходимо провести решетку на себе самом, а затем проанализировать результаты. Если психолог не увидит в них особого смысла, тогда он сможет и дальше обходиться без услуг этого метода. Таким образом,

182

проводя решетку на себе, мы одновременно лучше усваиваем ее механизм и оцениваем сам метод.

Психометрические заблуждения

На протяжении всей истории развития психометрики психологи гордились возможностью создания тестов, считали разработку методов тестирования отличитель­ной чертой психологии и доказательством своей привер­женности науке. Однако этот феномен XX века — психологические тесты — привел и к ряду печальных последствий.

Тяга к квантификации и категоризации поведения в тестовых терминах привела к чрезмерному упрощению наших представлений о людях, свелась к исследованию банальностей. Психологи стали походить на известный персонаж, который, потеряв ключ в темном месте, ищет его там, где светлее.

Вера в возможности тестов и желание использовать их на благо общества привели к их распространению в масштабе, не оправданном ни их общепризнанной поль­зой, ни моралью.

В погоне за псевдоточностью мы изобрели орудие тирании.

В конечном итоге наш интерес к тестированию часто уводит нас от поиска подлинно научного объясне­ния. Примером может служить быстрое развитие те­стов на интеллектуальность и слабая изученность проб­лемы мышления.

Если традиция психологического тестирования по­глотит технику репертуарных решеток и навяжет ей свои принципы, последняя лишится всей своей ценности и превратится в неудачный нарост на теории.

Мы в долгу перед Келли, предложившим блестящее математическое решение проблемы проникновения во внутренний мир другого. Будет весьма печально, если мы оплатим долг, исказив его методы и оторвав их от тех ценностей и намерений, которые вдохновляли его на создание этого метода.

ПРИЛОЖЕНИЕ