Erlikh_S_E_DEKABRISTY_V_ISTORIChESKOJ_PAMYaTI

стов», «Пушкин и декабристы» и т.д. Этот феномен объясняется, прежде всего, тем, что идеологема «трех поколений» в советское время являлась метанарративом (универсальным рассказом, через привязку к которому приобретают смысл рассказы частные) имперского периода русской истории. История XIX — начала XX вв. осмысливалась исключительно с революционной точки зрения. Весь массив данных о «золотом» и «серебряном» веках русской культуры насильственно подверстывался к данному контексту. В период всеобщего крушения метанарративных «больших рассказов» отказ от оптики ленинских «трех поколений» не позволяет представителям интеллигенции опереться на иное универсальное объяснение. Поэтому ущербная по многим причинам советская интерпретация то и дело прорывается наружу. Ее влияние не исчезает даже в тех случаях, когда она воплощается в иронических ремарках.

Сосредоточенность именно на «первом поколении» объясняется тем, что уход в пушкинско-декабристскую эпоху был едва ли не единственной возможностью заниматься идеологически «правильной» проблематикой и в то же время уйти от жесточайшей цензуры, сопутствующей исследованиям предреволюционного и советского времени. Огромный фонд фактов и интерпретаций, накопленный при изучении первой половины XIX в., «искривляет» пространство русской культуры линиями декабристского мифа. Отрешиться от его влияния чрезвычайно сложно.

Формула «поколений» то и дело используется в публицистике при представлении хода русской истории. Во многих случаях из подобных интерпретаций удаляются «плохие» народники и большевики. Место декабристов в истории прогрессивного развития российского общества чаще всего сохраняется. Попытки устранить из 14 декабря политический смысл и представить его событием культуры, вроде установки памятника пушкинскому зайцу, не находят понимания в общественном сознании.

Давняя традиция соотнесения своего поколения с поколением декабристов реализуется неоднократно. Старшие «шестидесятники» — ветераны Ве-

401

ликой Отечественной войны, ретроспективно усматривают декабристские ассоциации со своим поколением победителей. С их точки зрения, тиран Сталин учел уроки истории и организовал превентивные репрессии в ходе кампании против «низкопоклонства перед Западом». Эта точка зрения оспаривается на основании того, что советским ветеранам были чужды освободительные устремления декабристов. Напротив, в их рядах преобладали сталинистские настроения и стремление расширить свои льготы в рамках «командноадминистративной системы». Младшее поколение шестидесятников также оценивает свой жизненный путь в сравнении с декабристами. При этом преобладает самокритика. Достойными памяти героев 14 декабря считаются преимущественно диссиденты. Поколение «семидесятников» определяет себя относительно «шестидесятников», иронизируя по поводу их одержимости Пушкиным и декабристами, приводящей к неспособности воспринимать художественные течения, которые пришли на смену «золотому веку» русской культуры. «Шестидесятники» смотрят на постсоветскую молодежь, сокрушаясь как страшно далеко она отстоит от высоконравственных декабристов. Авторы, вошедшие во взрослую жизнь после 1991, избегают «поколенческих» ассоциаций с герценовскими героями-мучениками.

Формула «Декабристы разбудили Герцена» постоянно употребляется в самых неожиданных контекстах. Во многих случаях мы имеем дело с шутками в духе Наума Коржавина.

Еще чаще вспоминаются клише «узок круг» и «страшно далеки они от народа». Примечательно, что к чуждой интеллигенции власти эти клише почти не применяются. Они используются преимущественно в качестве «самоопределения» собственной социальной группы — интеллигенции. Способность к смыслопорождению оказывается признаком «оппозиции» власти и одновременного отчуждения от покорного власти народа. Ленинская формула до сих пор моделирует самоощущение и поведение интеллигентной «прослойки» в отношениях с другими слоями российского общества.

402

Настойчивое использование этих «реприз» свидетельствует о потребности интеллигенции в универсальном «Большом рассказе», способном связать расползающиеся смыслы культуры.

Отождествления с декабристами проявляются в наименованиях предприятий и творческих коллективов. Это не только пережиток советских времен. Гордое имя декабристов присваивается и вновь созданным частным компаниям. Такое именование доказывает актуальность мятежников 14 декабря для определенных сегментов исторической памяти. Имя декабристов используется не только как имя собственное, но и как имя нарицательное. Во многих случаях ассоциации устанавливаются не по глубинным основаниям жертвенного поведения и репрессий власти, а по последнему месяцу календаря. «Декабристы» — те, кто родились в декабре; спортсмены, показывающие свои лучшие результаты в начале зимы; парни, разрывающие отношения с девушками накануне Нового года и т.д. Широкий спектр таких наименований доказывает, что русская культура остается в сфере влияния декабристского мифа.

Формула «жены декабристов» используется в различных смыслах. С ее помощью обозначается самоотверженная верность долгу, берущая верх над эгоизмом личного благополучия. С декабристсками сравнивают русских женщин советской эпохи, которые героически сопровождали своих мужей, либо подвергнутых репрессиям, либо командированных выполнять воинский и гражданский долг в тяжелых природных условиях. Не все восхищаются подвигом «русских женщин». Часть авторов отмечает, что усилия представителей «первого поколения» и их героических жен увенчались трагедией «Архипелга ГУЛАГа». Во многих случаях клише «жена декабриста» используется иронически в качестве свидетельства неспособности современных женщин преодолеть эгоизм ради верности семейным ценностям.

«Рифма» «Пушкин» к слову «декабрист» встречается не только во многих произведениях современной поэзии. Она возникает и в прозаическом жанре. Никак не обоснованное контекстом «вызывание» одного из ключевых

403

понятий русской культуры посредством упоминания другого свидетельствует о глубине укоренения пушкинско-декабристского мифа в современной исторической памяти.

Продолжается инерция внесения в смысловое поле декабристского мифа произведений классиков русской литературы, а также настойчивый поиск декабристских предков и родственников у героев исторических и художественных повествований.

Всоветское время такой прием был тактически обоснован. Связь с декабристами позволяла «легализовать» изучение творчества далеких от революционных идей авторов, исследовать деятельность «социально чуждых» героев русской истории. Применялись самые различные обоснования «прогрессивности». Писатели XVIII в. на декабристов «влияли». Современники «отражали» различные аспекты деятельности тайных обществ и их программ. Последователи «развивали» декабристское наследие. Родство с декабристами в раннее советское время использовалось как свидетельство благонадежности дворян, ставших на путь сотрудничества с советской властью.

Внаши дни нет никакой необходимости прибегать к подобной уловке. Но инерция культуры раз за разом приводит к «вчитыванию» литературных произведений в декабристский контекст. Авторов не останавливает тот факт, что в советское время этот контекст в ряде случаев «обнаруживался» с грубым искажением источников или с опорой на явные апокрифы. Сегодня происходит не только использование «наработок» советской историографии. Находятся и новые «аргументы и факты», появление которых невозможно объяснить ничем иным кроме подспудного влияния декабристского мифа интеллигенции.

Писатели гораздо откровенней, чем ученые и публицисты, формулируют мысль о том, что катастрофы, последовавшие после 1917 и 1991, обессмысливают самоотверженный труд поколений образованных людей во имя просвещения народа. В рассматриваемых текстах подчеркивается, что участники штурма Зимнего и обороны Белого дома руководствовались примером

404

самоотверженных декабристов. Герценовский миф самоотверженных героевмучеников дважды завел страну в тупик. В современной ситуации декабристы не могут больше служить образцом для подражания. На примере героев художественной литературы демонстрируются три стратегии поведения, адекватного нынешним социальным условиям. Первая из них — «теория малых дел». Необходимо в меру сил менять мир вокруг себя. Второй вариант социально ответственного поведения, предлагаемый писателями, — разумно жертвовать только ради своей семьи. Не менее распространенным является предложение жить исключительно эгоистичными проблемами и интересами. Инерция герценовского мифа приводит к тому, что даже отказ от жертвенного поведения обосновывается ссылками на декабристов. Отражение «зеркалом» художественной литературы подобных настроений свидетельствует, что интеллигенция переживает глубочайший этический кризис. Не случайно в наши дни слово «интеллигенция» выходит из обращения.

Среди сторонников российских коммунистов историческая память о декабристах воплощается в форме советского официоза «трех поколений». Авторы программы КПРФ (новая редакция принята в 2008) «развивают» наследие Ленина. В состав революционных предшественников Октября, наряду с «ленинскими» персонажами, включаются С.Т. Разин, Е.И. Пугачев, А.Н. Радищев. Включение Радищева соответствует духу ленинского высказывания о «трех поколениях». Сам Ленин не раз упоминал его имя в одном ряду с декабристами и последующими революционерами. Добавление вождей крестьянских войн Ленину противоречит. Вождь пролетариата считал задачей революционного авангарда внесение «сознательности» в стихию крестьянских по преимуществу «народных масс» царской России. Разин и Пугачев упоминаются Лениным, в том числе и в форме «пугачевщины», преимущественно как синонимы слепой народной стихии. Наряду с «расширением» представителей ленинских революционных поколений производится вычеркивание «Народной воли» и, вообще, народников.

405

Подобное редактирование, на первый взгляд, может объясняться сталинистским настроем многих российских коммунистов. Отвечая на вопросы немецкого писателя Э. Людвига, И.В. Сталин действительно упомянул, наряду с восстанием декабристов и революциями начала XX в., восстания Разина и Пугачева, а также умолчал о нелюбимых им народниках. При этом «ученик Ленина» Ленину не противоречил. Он уточнил, что стихийные народные возмущения проходили под «царистскими лозунгами». Поэтому нельзя отождествлять крестьянские войны с революционным движением. О народниках в контексте давней традиции «восстаний» также упоминать было необязательно.

Вряд ли составители программы КПРФ неверно интерпретировали Сталина. Скорее, редакция Ленина продиктована требованиями «текущего момента». Современная правительственная пропаганда убеждает, что большевистская революция была вызвана интригами разведок геополитических противников великой России. Монархически настроенному русскому народу революционные идеи чужды. Примеры Разина и Пугачева являются контраргументом российских коммунистов, свидетельством глубоких народных корней Октября. Террористические угрозы являются печальной реальностью нашего времени. В связи с этим включать в ряды «предшественников» террористов «Народной воли» коммунистам представляется нецелесообразным.

Несмотря на эти новации, декабристы остаются «сильным звеном» в ряду предшественников большевиков. Они интерпретируются как предтечи революции, возвестившей новую эру в истории человечества.

Коммунистам важно доказать, что революционеры всегда были патриотами отечества. «Дети 1812 года» являются главным аргументом в пользу этого тезиса. Представления современной пропаганды КПРФ сближаются с подходами времен борьбы с космополитизмом, когда декабристы изображались не столько революционерами, сколько ветеранами Отечественной войны. После войны герои-декабристы продолжили выполнять патриотический долг, выступив против трусов, вроде Аракчеева, которые прятались во время

406

боевых испытаний за спинами храбрецов. Свободолюбивые идеи будущие декабристы приобрели вовсе не в Париже, а в результате тесного общения со своими крепостными, которых отправили исполнять рекрутскую повинность. Любовь к родине, доказанная участием в патриотической войне, становится источником идей социальной свободы, равенства и братства бар-декабристов с их крещеной собственностью.

Другая важная для пропаганды КПРФ тема — крепкая дружба Пушкина с декабристами. Через декабристов коммунисты подключаются к мифу основоположника русской культуры. Коммунистический Пушкин не только друг, но и до последних дней — горячий единомышленник дворянских революционеров. Его творческая деятельность вдохновляется идеями социальной справедливости. В период пребывания декабристов на каторге Пушкин в одиночку продолжает их революционную борьбу. Он становится неформальным вождем российского революционного движения. Такие карикатурные интерпретации во многом превосходят «вульгарный социологизм» раннего советского пушкиноведения, когда поэт изображался «рупором» идеологии средних помещиков.

Пропаганда КПРФ зачастую именует «декабристами» участников митингов, «посмевших выйти на площадь» в первый месяц зимы. Такие ассоциации делаются с расчетом усилить энергию протеста. Память офицеровдекабристов постоянно оживляется в обращениях руководства КПРФ к военным. Акции прокоммунистического «Союза советских офицеров» также не раз проводились в декабристском «дизайне». Общим местом являются сравнения с декабристами участников ГКЧП и обороны Белого дома в октябре 1993. Они регулярно воспроизводятся в прессе коммунистов и в ходе памятных мероприятий. Не только руководство ПКРФ рассматривает своих сторонников сквозь призму памяти о декабристах. Электорат коммунистов также использует декабристскую оптику для характеристики действий своих вождей. Ряд комментаторов сочувствует тщетным усилиям Зюганова подекабристски «разбудить» народ, «страшно далекий» от идей социальной

407

справедливости. Другие, наоборот, объясняют провал этих попыток тем, что партийное руководство «страшно далеко» от дворянских революционеров, принесших себя в жертву ради народа. Похвалы и критика посредством одной и той же «декабристской» риторики свидетельствует, что «первое поколение» занимает видное место в коммунистическом сегменте исторической памяти.

Православные монархисты активно дискредитируют основные положения декабристской концепции Герцена. Отправной точкой православномонархического контр-мифа является утверждение о мифической природе общепринятых представлений о декабристах. Пропагандистам православного «фундаментализма» ненавистен интеллигентский культ героев и мучеников 14 декабря. Они обвиняют представителей интеллигенции в том, что те поклоняются повешенным взамен Распятого. Стратегическое направление дискредитации идет по линии «христианство — язычество». Ядро интеллигентского мифа заключается в уподоблении самопожертвования декабристов и Христа. Православные публицисты целенаправленно вышибают этот краеугольный камень интеллигентского самосознания. Демонстрируя цареубийственные замыслы тайных обществ, монархисты развенчивают ненавистный им тезис интеллигентского мифа о «так называемом» благородстве дворянских революционеров. В отличие от мифа интеллигенции, декабристам приписывается не первоподвиг самопожертвования, а первородный грех жертвоприношения царствующей династии. Положение, что декабристы принесли на русскую почву идею языческого жертвоприношения священного царя, противоречит фактам. В своих цареубийственных планах декабристы явились далеко не первооткрывателями, а наследниками богатой отечественной традиции.

Доказательством того, что цареубийственные планы — это не пустые слова, монархистам служит убийство военного генерал-губернатора СанктПетербурга М.А. Милорадовича. Кровавый настрой членов тайных обществ также доказывается бессчетным числом жертв среди солдат, которых они

408

обманом вывели 14 декабря на площадь, и среди зевак из простого народа, сбежавшихся поглазеть на зрелище русского бунта. При этом православные публицисты ссылаются на свидетельство С.Н. Корсакова, уже неоднократно опровергнутое исследователями.

Приписывая декабристам «языческие» планы и действия, пропагандисты православно-монархического контр-мифа доказывают тезис о тождестве политического бунта и религиозной ереси. Якобы «поголовное» масонство декабристов является главным доказательством их враждебности православию. По мнению ряда публицистов масонские следы заговора 14 декабря тянутся с Британских островов. Кроме умозрительных заключений авторы этой версии не могут привести в ее подтверждение ни одного факта. Но упорно внедряют эту ложь в общественное сознание. В их трактовке конспирология сливается едва ли не с демонологией. Декабристы не просто впадают в цареубийственное язычество, но и выступают в качестве масонских слуг сатанинского Запада.

Православные авторы усматривают причины возникновения у «форменных сатанистов» зуда кровавых жертвоприношений в проникновении антихристианской западной заразы. Указываются два источника тлетворных влияний, импортированных с Запада — мистика масонства и рациональный дух Просвещения. Эти «идейные яды» проникли в общественное сознание в два приема. Масонство, вместе с прочими данайскими дарами Европы, вошло через петровское «окно». Революционный дух Просвещения вселил разруху в головах, после того как войска императора Александра в погоне за узурпатором Наполеоном вошли в Европу. Идеи Просвещения и Великой французской революции воспринимаются православными монархистами не столько в качестве буржуазных, сколько как антихристианские, разрушительные для православного царства.

Неудавшийся переворот против «богоустановленной царской власти» определяется, как «антихристово» действо. Восстание декабристов рассматривается как первый приступ, направленный на разрушение отечественного

409

самодержавного организма, как событие определившее ход русской истории последующего столетия. Оно стал причиной последующих национальных бедствий: революций, свержения монархии, убийства царской семьи.

Православные монархисты стремятся лишить декабристов статуса героических защитников отечества. Поскольку защита родины — одно из ярких доказательств личной самоотверженности, рассуждения православных публицистов об Отечественной войне 1812 года в большинстве случаев обходятся без упоминания имен декабристов. Смысл амнезии очевиден. В сознании русского народа «ветеран» патриотической войны — фигура сакральная. Придать декабристам статус участников Отечественной войны 1812 года означает уравнять их в современном общественном сознании с ветеранами Великой Отечественной. Православные монархисты рассматривают подобное уравнение как святотатство.

Непоследовательная позиция декабристов по крестьянскому вопросу, их неготовность отпустить собственных крестьян в качестве «вольных хлебопашцев» представляется одним из главных пунктов обвинения дворянских бунтовщиков, развенчания мифа об их «альтруизме». Сторонникам декабристского мифа трудно здесь что-либо возразить. Но даже эту выигрышную для себя тему православные монархисты наполняют подтасовками и передергиваниями.

Православные монархисты критикуют не только планы декабристов по крестьянскому вопросу, но и другие положения конституционных проектов Н.М. Муравьева и П.И. Пестеля. «Конституция» Муравьева осуждается за «федерализм». С точки зрения единой и неделимой — это страшный грех всех разрушителей империи — как царской, так и советской. Центробежная бомба, заложенная Муравьевым, до сих пор не обезврежена в общественном сознании. Выдвигая эти обвинения, сторонники православно-монархического мифа забывают, что автор «Конституции» копировал федеративное устройство США. Оно доказывает свою эффективность на протяжении уже почти двух с половиной веков. Если «Конституция» Муравьева служит первоосно-

410