1682 Г., когда было ликвидировано местничество.

Автор не осуждает своего героя, а любуется его

находчивостью, ловкостью, пронырливостью, хитростью,

радуется его успехам в жизни и отнюдь не считает поступки

Фрола постыдными.

Добиваясь поставленной цели, Фрол Скобеев не надеется ни

на бога, ни на дьявола, а только на свою энергию, ум, житейский

практицизм. Религиозные мотивы занимают в повести довольно

скромное место. Поступки человека определяются не волею

божества, беса, а его личными качествами и сообразуются с теми

обстоятельствами, в которых этот человек действует.

Примечателен в повести также образ Аннушки. Она заявляет

о своих правах выбирать себе суженого, смело нарушает

традиции, активно участвует в организации побега из

родительского дома; легко соглашается на притворство и обман,

чтобы вновь вернуть благосклонность одураченных отца и

матери.

Таким образом, судьба героев повести отражает характерные

общественные и бытовые явления конца XVII в.: зарождение

новой знати и разрушение традиционного бытового уклада.

Судьба героя, добившегося успеха в жизни, напоминает нам

судьбы <полудержавного властелина> Александра Меншикова,

236

графа Разумовского и других представителей <гнезда птенцов

петровых>.

Автор <Повести о Фроле Скобееве>, очевидно, подьячий,

мечтающий, подобно своему герою, выйти <в люди>, достигнуть

прочного материального и общественного положения. Об этом

свидетельствует стиль повести, пересыпанный канцеляризмами:

<иметь место жительства>, <возыметь обязательное любление

к оной Аннушке>, и т. п. Эти обороты перемежаются с архаиче-

скими выражениями книжного стиля и просторечиями, особенно

в речах героев, а также варваризмами, широко хлынувшими в это

время в литературный и разговорный язык (<квартера>,

<корета>, <банкет>, <персона> и т. п.).

Автор хорошо владеет мастерством непосредственного сво-

бодного рассказа, что дало возможность И.С.Тургеневу высоко

оценить повесть, назвав ее <чрезвычайно замечательной вещью>.

<Все лица превосходны, и наивность слога трогательна>, - писал

он.

Впоследствии повесть привлекала к себе внимание писателей

XVIII и XIX вв.: в 80-х годах XVIII в. Ив. Новиков на ее основе

создал <Новгородских девушек святочный вечер, сыгранный в

Москве свадебным>. Н.М.Карамзин использовал этот сюжет в

повести <Наталья-боярская дочь>; в 60-х годах XIX в. драма-

тургом Д.В.Аверкиевым была написана <Комедия о российском

дворянине Фроле Скобееве>, а в середине 40-х годов XX в.

советский композитор Т.Н.Хренников создал комическую оперу

<Фрол Скобеев>.

<ПОВЕСТЬ О КАРПЕ СУТУЛОВЕ>. Эта повесть является свя-

зующим звеном жанра бытовой и сатирической повести. В этом

произведении сатира начинает занимать преобладающее место.

Сатирическому обличению подвергается распутное поведение

духовенства и именитого купечества. Повествование о незадач-

ливых любовных похождениях архиепископа, попа и купца при-

обретает черты тонкой политической сатиры. Осмеивается не

только поведение <верхов> общества, но и ханжество, лицемерие

религии, дающей <право> церковникам грешить и <отпускать>

прегрешения.

Глава светской власти города-воевода легко прощает

<неразумие> архиепископа, попа и <гостя>, не преминув, однако,

за свое <прощение> взять с них колоссальную мзду: <с гостя

пять сот>, с попа <тысящу>, а с архиепископа <тысяшу

пятьсот рублев>, разделив эти деньги пополам с женою Карпа

Сутулова.

Героиней повести является энергичная, умная и хитрая жен-

щина-купеческая жена Татьяна. Ее не смущают непристойные

предложения купца, попа и архиепископа, и она старается извлечь

из них максимальную выгоду. Благодаря своей находчивости и

уму Татьяна сумела и супружескую верность соблюсти и капитал

приобрести, за что и была удостоена похвалы мужа-купца Карпа

Сутулова.

237

Весь строй повести определяется народной сатирической

антипоповской сказкой: неторопливость и последовательность

повествования с обязательными повторами, фантастически

сказочные происшествия, острый сатирический смех, обличающий

именитых незадачливых любовников, обнаруженных в сундуках в

<единых срачицах>.

Сатирическое изображение развратных нравов духовенства и

купечества сближает <Повесть о Карпе Сутулове> с

произведениями демократической сатиры второй половины XVII

в.

ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ САТИРА

Одним из самых примечательных явлений литературы второй

половины XVII в. является оформление и развитие сатиры как

самостоятельного литературного жанра, что обусловлено

спецификой социальной жизни того времени.

Образование <единого всероссийского рынка> во второй

половине XVII в. привело к усилению роли торгово-ремесленного

населения городов в экономической и культурной жизни страны.

Однако в политическом отношении эта часть населения

оставалась бесправной и подвергалась беззастенчивой

эксплуатации, гнету. На усиление гнета посад отвечал

многочисленными городскими восстаниями, способствовавшими

росту классового самосознания. Появление демократической

сатиры явилось следствием активного участия посадского

населения в классовой борьбе. Задачам этой борьбы и была

подчинена сатира.

238

Таким образом, русская действительность <бунташного> XVII

столетия и была той почвой, на которой возникла сатира.

Социальная острота, антифеодальная направленность литера-

турной сатиры сближали ее с народной устно-поэтической сати-

рой, которая служила тем неиссякаемым источником, откуда чер-

пала она свои художественно-изобразительные средства.

Сатирическому обличению подвергались существенные сто-

роны жизни феодально-крепостнического общества: несправедли-

вый и продажный суд; социальное неравенство; безнравственная

жизнь монашества и духовенства, их лицемерие, ханжество и

корыстолюбие; <государственная система> спаивания народа

через <царев кабак>.

Обличению системы судопроизводства, опиравшейся на Со-

борное уложение царя Алексея Михайловича 1649 г., посвящены

повести о Шемякином суде и о Ерше Ершовиче.

<ПОВЕСТЬ О ШЕМЯКИНОМ СУДЕ>. В <Повести о Шемякином

суде> объектом сатирического обличения выступает судья

Шемяка, взяточник и крючкотвор. Прельщенный возможностью

богатого <посула>, он казуистически толкует законы. Формально

обвинив ответчика, <убогого> (бедного) крестьянина, Шемяка

применяет к нему ту возмёздную форму наказания, которая пре-

дусматривалась Уложением 1649 г. Судья не допустил никаких

отступлений от юридических норм, но своим решением поставил

<истцов> - богатого крестьянина, попа и горожанина-в такое

положение, что они вынуждены откупаться от <убогого>, чтобы

тот не требовал выполнения постановления суда.

Решение суда ставит в смешное положение и богатого

крестьянина, наказанного за свою жадность, и попа, оказыва-

ющегося в положении обманутого мужа.

Над миром жадности, корысти, судебного произвола тор-

жествует бедняк. Благодаря уму и находчивости <убогий> доби-

вается оправдания на суде: положив за пазуху завернутый в

платок камень, <убогий> показывал его судье при разбирательстве

каждого иска. Если бы решение судьи было не в его пользу, то,

несомненно, камень полетел бы в голову Шемяки. Поэтому, когда

судья узнает, что вместо богатого посула бедняк держал за

пазухой камень, он начал <бога хвалити, что по нем судил>.

Так бедняк торжествует над сильными мира сего, <правда>

торжествует над <кривдой> благодаря ошибке лихоимного судьи.

Художественный строй повести определяется русской сатири-

ческой народной сказкой о неправедном судье и волшебной

сказкой о <мудрых отгадчиках>-быстрота развития действия,

неправдоподобное нагнетание преступлений, которые совершает

<убогий>, комизм положения, в котором оказываются судья и

истцы. Внешне беспристрастный тон повествования в форме

<судебной отписки> заостряет сатирическое звучание повести.

<ПОВЕСТЬ О ЕРШЕ ЕРШОВИЧЕ СЫНЕ ЩЕТИННИКОВЕ>.

Ярким сатирическим изображением практики воеводского суда,

239

введенного в 60-80-х годах XVII столетия, является повесть о

Ерше Ершовиче, дошедшая до нас в четырех редакциях. Первая,

старшая, редакция более полно отразила социальные

противоречия эпохи.

Повесть изображает одно из характерных явлений своего

времени-земельную тяжбу, которую ведут крестьяне - <божии

сироты> Лещ и Голавль и <лихой человек>, <ябедник>,

<разбойник>, <боярский сын Ерш>.

Лещ и Голавль предъявляют свои исконные права на Рос-

товское озеро, насильственно отнятое у них Ершом, о чем и бьют

челом великим судьям <боярину> Осетру, Белуге и воеводе Сому.

Отвергая предъявленный иск, Ерш не только пытается

доказать законность своих прав на владение захваченными

землями, но и предъявляет встречный иск, заявив, что Лещ и

Голавль были у его отца <в холопех>. Таким образом, Ерш не

только снимает иск (холопы не имели юридических прав), но и

пытается превратить свободных крестьян в своих холопов.

Допрос свидетелей устанавливает виновность Ерша, который

оказывается простым крестьянином, а не <боярским сыном>. Суд

приговаривает Ерша <казнить торговою казнию>, <против

солнца повесить в жаркия дни за ево воровство и за

ябедничество>.

Повесть обличает хитрого, пронырливого и наглого

<ябедника> Ерша, стремящегося насилием и обманом присвоить

себе чужие владения, похолопить окрестных крестьян.

В то же время автор показывает превосходство Ерша над

неповоротливостью, тупостью и жадностью его судей, в

частности Осетра, который едва не поплатился жизнью за свою

жадность и доверчивость. Насмешка над решением суда звучит и

в одной из концовок второй редакции. Ерш, выслушав приговор,

заявляет, что судьи судили не по правде, а по мзде и, плюнув им в

глаза, он <скочил в хворост: только того Ерша и видели>. Таким

образом, объектом сатирического обличения в повести является

не только <лихой человек> Ерш, но и его именитые судьи.

Разоблачается в повести система подкупа, царящая в суде.

Так, Мень (налим), не желая идти понятым, <Окуню пристав

сулит посулы великие и рече: <Господине Окуне! аз не гожуся в

понятых быть: брюхо у меня велико-ходить не могу, а се глаза

малы, далеко не вижу, а се губы толсты-пред добрыми людьми

говорить не умею>.

Повесть представляет собой первый образец литературной

иносказательной сатиры, где действуют рыбы в строгом

соответствии со своими свойствами, но их отношения-это

зеркало отношений человеческого общества. Автор использует

образы народной животной сказки, сатирически заостряя их

социальное звучание. Сатирическое обличение усиливается

удачно найденной формой делового документа-<судного

списка>, протокольного отчета о судебном заседании.

Соблюдение формул канцелярского языка и их несоответствие

содержанию придают повести яркую сатирическую

выразительность.

240

<Драгоценнейшими историческими документами>1 назвал эту

повесть и <Повесть о Шемякином суде> В.Г.Белинский, видевший

в них яркое отражение особенностей русского национального ума

с его тонкой иронией и насмешливостью.

<АЗБУКА О ГОЛОМ И НЕБОГАТОМ ЧЕЛОВЕКЕ>. Обличению

социальной несправедливости, общественного неравенства

посвящена <Азбука о голом и небогатом человеке>. Использовав

форму дидактических азбуковников, автор превращает ее в острое

оружие социальной сатиры. Герои повести-<голый и небогатый>

человек, повествующий с едкой иронией о своей горестной

судьбе. Причину своих бедствий он видит в <лихих людях>-

богачах. Против них и направлено основное жало сатиры. Это те,

у кого <всево много, денег и платья>, те, <кто богато живут, а

нам голым ничего не дают>. Афористичность, лаконизм и

выразительность стиля повести, социальная острота способство-

вали ее популярности.

<КАЛЯЗИНСКАЯ ЧЕЛОБИТНАЯ>. Большое место в сатири-

ческой литературе XVII в. занимает антиклерикальная тема.

Корыстолюбие, жадность попов разоблачаются в сатирической

повести <Сказание о попе Савве>, написанной рифмованными

виршами.

Ярким обличительным документом, изображающим быт и

нравы монашества, является <Калязинская челобитная>. Монахи

удалились от мирской суеты вовсе не для того, чтобы, умерщвляя

свою плоть, предаваться молитве и покаянию. За стенами мо-

настыря скрывается сытая и полная пьяного разгула жизнь.

Объектом сатирического обличения повесть избирает один из

крупнейших монастырей Руси - Калязинский мужской

монастырь, что позволяет автору раскрыть типичные черты жизни

русского монашества XVII в.

В форме слезной челобитной жалуются монахи архиепископу

тверскому и кашинскому Симеону на своего нового архиманд-

рита-настоятеля монастыря Гавриила. Используя форму дело-

вого документа, повесть показывает несоответствие жизненной

практики монашества требованиям монастырского устава.

Нормой жизни иноков стало пьянство, чревоугодие и разврат, а не

пост и молитва. Поэтому и возмущены монахи новым архи-

мандритом, который круто меняет заведенные ранее <порядки> и

требует строгого соблюдения устава. Они жалуются, что новый

архимандрит не дает им покоя, <велит нам скоро в церковь

ходить и нас, богомольцов твоих, томить; а мы, богомольцы

твои, круг ведра без порток, в одних свитках, в кельях сидим, не

поспеть нам ночью в девять ковшей келейного правила исправить

и взвар с пивом в ведра испорознить, чтобы сверху до дна сдуть

пенку...> Возмущены монахи и тем, что Гавриил начал строго

блюсти их нравственность. <По его же архимандритову приказу у

монастырских ворот поставлен с шелепом кривой фалалей, нас,

бого-

241

мольцев твоих, за ворота не пускает, в слободы ходить не велит-

скотья двора посмотреть, чтобы телят в стан загнать, и кур в

подпол посажать, коровницам благословенья подать>.

Челобитная подчеркивает, что основной статьей монастыр-

ского дохода является винокурение и пивоварение, а запрет

Гавриила только чинит поруху монастырской казне.

Обличается и формальное благочестие монахов, которые

недовольны тем, что их заставляют ходить в церковь и творить

молитвы. Они жалуются, что архимандрит <казны не бережет,

ладану и свеч много жжет, и тем, он, архимандрит, церковь за-

пылил, кадилы закоптил, а нам, богомольцам твоим, выело очи,

засадило горлы>. Сами же монахи готовы вовсе не ходить в цер-

ковь: <...ризы и книги в сушило вынесем, церковь замкнем, а

печать в лубок загнем>.

Не прошел сатирик и мимо социальной розни, которая

характерна была для монастырской братии: с одной стороны,

клирошане, низшая братия, а с другой-правящие верхи во главе с

архимандритом.

Жестокий, жадный и корыстолюбивый архимандрит является

также объектом сатирического обличения. Именно его ненавидят

клирошане за те притеснения, которые он им чинит. Он вводит в

монастыре систему телесных наказаний, изуверски заставляя

монахов под <шелепами каноны орать>. <Он, архимандрит,

просторно живет, нашей братье в праздники и в будни на шеи

большая чепи кладет, да об нас же батоги приломал и щелепы

прирвал>. Жадный архимандрит морит монастырскую братию

голодом, ставя на стол <репу пареную, да редьку вяленую, кисель с

брагом, кашу посконную, шти мартовские и в братины квас

наливают>.

В челобитной звучит требование немедленной замены

архимандрита человеком, гораздым <лежа вино да пиво пить, а в

церковь не ходить>, а также прямая угроза восстать против своих

притеснителей.

За внешним балагурством пьяных монахов в повести скрыта

народная ненависть к монастырям, к церковным феодалам.

Основным средством сатирического обличения является

язвительная ирония, скрытая в слезной жалобе челобитчиков.

Характерной особенностью стиля челобитной является его

афористичность: насмешка часто выражена в форме народных

рифмованных прибауток. Например: <А нам... и так не сытно:

репа да хрен, да черный чашник Ефрем>; <Мыши с хлеба опухли, а

мы с голоду мрем> и т. п. Эти прибаутки обнаруживают у автора

<Калязинской челобитной> <лукавый русский ум, столь наклон-

ный к иронии, столь простодушный в своем лукавстве>1.

<ПОВЕСТЬ О КУРЕ И ЛИСИЦЕ>. В аллегорических образах

русской народной животной сказки обличает лицемерие и

ханжество попов и монахов, внутреннюю фальшь их формального

благо-

242

честия <Повесть о Куре и Лисице>. В хитрой, лицемерной ханже

Лисе нетрудно узнать типичного священнослужителя, который

елейными <божественными словесами> прикрывает свои

неизменные корыстные цели. Стоило только Лисе заманить Кура и

схватить в когти, как с нее спадает елейная маска исповедницы,

печалящейся о грехах Кура. Теперь Лиса исчисляет личные обиды,

которые причинил ей Кур, помешав опустошить курятник.

Повесть обличает не только духовенство, но и подвергает

критике текст <священного писания>, метко подмечая его про-

тиворечия. В словопрениях и Кур и Лиса оперируют текстом

<писания> для доказательства своей правоты. Так, Лиса, обвиняя

Кура в смертном грехе многоженства, отсутствии любви к

ближнему, опирается на евангельский текст, а Кур парирует удар

ссылкой на текст книги <Бытие> (Ветхий завет). Повесть

показывает, что с помощью текста <священных книг> можно

оправдать любую мораль.

Все это свидетельствовало о развитии общественного созна-

ния, духа критицизма, который начинает овладевать умом чело-

века, стремящегося проверить христианские догмы.

<ПОВЕСТЬ О БРАЖНИКЕ>. На смелой антитезе - <бражник> и

пребывающие в раю <святые>-построена <Повесть о бражнике>.

Эта повесть показывает нравственное превосходство пьяницы над

<праведниками>. Райского блаженства удостоены трижды

отрекавшийся от своего бога-Христа апостол Петр, убийца

первомученика Стефана апостол Павел, прелюбодей царь Давыд,

грешник, извлеченный богом из ада, царь Соломон, убийца-

святитель Николай. Противопоставленный им бражник уличает

святых в преступлениях, а сам он никаких преступлений не

совершал: никого не убивал, не прелюбодействовал, не отрекался

от бога, а, наоборот, за каждой рюмкой Христа прославлял.

Даже стремление <святых> не пустить к себе в рай <бражника>

он расценивает как акт нарушения евангельской заповеди любви:

<А вы с Лукою написали во Евангелии: друг друга любляй; а бог

всех любит, а вы пришельца ненавидите!>,-смело говорит он

Иоанну. <Иоанне Богослове! либо руки своея отпишись, либо слова

отопрись!> И припертый к стене Иоанн вынужден признать: <Ты

еси наш человек, бражник! Вниди к нам в рай!> А в раю бражник

занимает самое лучшее место, к которому <святители> и

подступиться не смели.

В забавной шутке, сказочной ситуации звучит гневная сатира

на церковь и церковный догмат почитания святых.

<ПРАЗДНИК КАБАЦКИХ ЯРЫЖЕК>. На параллели пьяница-

христианский мученик построена сатирическая повесть <Праздник

кабацких ярыжек>, или <Служба кабаку>. Повесть обличает

<государственную систему> организации пьянства через <царев

кабак>. В целях пополнения государственной казны в середине