XIX вв. В середине XVII в. Идея повести о превосходстве

<священства> над <царством> была использована патриархом

Никоном. Московский церковный собор 1666-1667 гг. признал

<лживым> и <неправым> писание о новгородском клобуке,

подчеркнув, что его автор Дмитрий Герасимов <писа от ветра

главы своея>.

166

К <Повести о новгородском белом клобуке> примыкают

возникшее в начале XVI в. <Сказание о Тихвинской иконе божьей

матери> и окончательно оформившееся <Житие Антония Рим-

лянина>.

Таким образом, в новгородской литературе XV в. обнаружи-

вается наличие явных сепаратистских тенденций, культивируемых

правящими верхами феодального общества: архиепископами,

посадниками. Стремясь утвердить идею независимости <вольного

города>, они прославляли его местные святыни, его архиепис-

копов: Иоанна, Василия, Моисея, Евфимия II, осуждали <лютого>

фараона Андрея Боголюбского, покушавшегося на независимость

города. В новгородской литературе широко используется

легендарный повествовательный материал. Он занимает значи-

тельное место в новгородской агиографии, исторических сказа-

ниях. Отразившиеся в нем народные представления, художест-

венные вкусы накладывают своеобразный отпечаток на новго-

родскую литературу. Лучшие ее произведения отличаются сюжет-

ной занимательностью, конкретностью изображения и присущей

новгородцам простотой стиля.

ПСКОВСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Псков до 1348 г. находился в политической зависимости от

Новгорода. Став самостоятельной феодальной городской респуб-

ликой, он теперь подчинялся Новгороду лишь в церковном от-

ношении. Здесь, как и в Новгороде, шла ожесточенная борьба

феодальной знати, отстаивавшей <старину> и <пошлину>, с <мень-

167

шими людьми>, являвшимися сторонниками присоединения

Пскова к Москве.

С начала XIV в. в Пскове ведется местная летопись. Главное

место в ней занимают лаконичные записи о городском

строительстве, поставлении князей и посадников, небесных

знамениях, моровых язвах. Центральной темой летописи является

тема борьбы с <безбожной латиной> и <поганой Литвой>.

К началу XIV в. относится возникновение развернутого

повествования о князе Довмонте-Тимофее, посаженном на

княжение <в граде Пскове в лето 6774> (1266). Довмонт

изображен идеальным князем-воином, украшенным

христианскими добродетелями. В повествовании переплетаются

элементы агиографического стиля со стилем воинской повести и

используется в качестве образца <Житие Александра Невского>.

На первый план выдвигается воинская доблесть Довмонта,

одержавшего ряд побед над врагами Пскова: литовским князем

Герденей, <мастером земли Ризския>, немецкими рыцарями.

Повесть отличается выразительным стилем, передающим

особенности местного псковского говора. Пословицы,

рифмованные выражения свидетельствуют о связи ее стиля с

фольклором. Например, обращаясь к псковичам, Довмонт

говорит: <Братья, мужи Псковичи, кто стар, то отец, кто млад,

той брат!> Характеризуя стиль псковской летописи, С. М.

Соловьев обратил внимание на особое простодушие рассказа и

привязанность летописцев к одним и тем же выражениям при

описании известных событий.

С XV в. псковские летописи выходят за пределы местного

областного материала. К этому времени относится интенсивное

развитие книжной деятельности в Пскове, где переписываются

Галицко-Волынская летопись, <Толковая Палея> и <Хронограф>.

Как полагают исследователи, здесь же был переписан и сборник,

содержащий <Слово о полку Игореве>; доказательством тому

служит надпись на Псковском апостоле 1307 г., а также рассказ

Первой Псковской летописи о битве москвичей с Литвою под

Оршей.

В XV-начале XVI в. в Пскове создаются произведения

агиографической литературы, отражающие некоторые

особенности местной церковной жизни.

Выдающимся произведением псковской литературы

является <Псковское взятие, како взят его князь великий

Василий Ивановичь> в 1510 г. В повести обстоятельно и

последовательно излагаются события, связанные с

окончательной утратой Псковом <своей старины и пошлины>.

Автор повести не только рассказывает о самом факте

присоединения Пскова к Москве, но и пытается выяснить его

причины. Страстный патриот своего города? <славнейшего> и

<великого>, <прекрасного>, он с гордостью вспоминает о былой

славе Пскова, который <от начала убо Руси земли... ни коим же

князем владом бе, но на своей воле живяху в нем сущие людие>.

Этот город <тверд стенами и людей бе множество в нем>.

168

Бесчинства московских наместников, которые насилуют, гра-

бят и творят неправый суд над псковичами, вызывают чувства

горечи и протеста. Особенно возмущает псковичей московский

наместник князь Иван Михайлович Репня. Чаша терпения народ-

ного переполнена, и горожане посылают челобитчиков к вели-

кому князю московскому Василию Ивановичу, прибывшему в Ве-

ликий Новгород. Но не находят правды жалобщики у

московского князя. Лицемерно обещая псковичам свою защиту,

Василий Иванович приказывает <переиматъ> челобитчиков, а в

Псков посылает своего дьяка Третьяка Долматова с требованиями

уничтожить вече, снять вечевой колокол и полностью подчинить

город власти московских наместников.

Повесть осуждает лицемерие великого князя, жестокость и

произвол московских властей. Вместе с тем автор повести не

видит иного выхода для Пскова, чем присоединение <вольного

города> к Москве. В противном случае Пскову грозит опасность

со стороны Литвы и Ливонии, а без помощи Москвы Пскову не

удастся оборонить своих границ от западных соседей. Но как

патриот <вольного города>, автор повести не может не оплакать

падение его независимости. Чувство гражданской скорби, охва-

тившей псковичей, лишенных древнего своего вечевого правле-

ния, автор повести передает в лирически эмоциональном плаче:

<О славнейший граде Пскове великий! почто бо сетуеши и

плачеши? И отвеща прекрасный град Псков <Како ми не

сетовати, како ми не плакаты и не скорбети своего опустения?

Прилетел бо на мя многокрыльный орел, исполнь крыле Львовых

ногтей, и взят от мене три кедра Ливанова; и красоту мою, и

богатество: и чада моя восхити, богу попустившу за грехи наши;

и землю пусту сотвориша, и град наш разориша, и люди моя

плениша, и торжища моя раскопаша, а иные торжища коневым

калом заметаша, а отец и братию нашу разведоша, где не

бывали отцы и деды и прадеды наши, и тамо отцы и братию

нашу, други наша заведоша, и матери и сестры наша в поругание

даша...>

Плач Пскова обнаруживает незаурядный поэтический талант

автора повести, его широкую начитанность. В плаче

используются приемы ораторской прозы, поучения Серапиона

Владимирского, библеизмы, <Девгениево деяние>.

Автор стремится передать психологическое состояние

псковичей: из Новгорода поступают тревожные вести, и у них

<срдце упало>; горожане узнают, что их жалобщики задержаны

великим князем, и на псковичей нападает <страх, и трепет, и

туга, и пресхоша гортани их от скорби и печали, и уста их

пресмягли> (запеклись). После того как Третьяк Долматов

объявил волю московского князя, псковичи <горько заплакали>:

<Како ли зеницы не упали со слезами вкупе? Како ли не урвалося

сердце от корени?>

В то же время в повести использованы элементы делового

стиля челобитных грамот, посланий. Например: псковичи <биша

челом> великому князю <о жаловании (о пожалованье) и о

печаловании своея отчины>.

169

Завершается повесть религиозно-дидактическими

рассуждениями, обращенными к псковичам: <...ради самоволия и

непокерения друг другу бысть сия вся злая на вы>. А затем,

говоря о бесчинствах московских наместников, их тиунов и

дьяков, автор вводит фольклорные образы Правды и Кривды:

<Правда... взлетела на небо и Кривда в них нача ходити...>

Центральный герой повести-град Псков и псковичи,

собирательный образ которых противопоставлен великому князю

Василию Ивановичу и его наместникам.

Характерной особенностью повести является сочетание

фактичности, документализма, последовательности изложения

событий с эмоционально-лирической, публицистической и

дидактической их оценкой.

ТВЕРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В экономическом и политическом отношении Тверское

княжество было тесно связано с Владимиро-Суздальским.

Выгодное географическое и экономическое положение Твери на

пересечении торговых путей с Востока на Запад способствовало

политическому возвышению. С начала XIV в. тверские князья

выступают постоянными соперниками князей московских в

борьбе за великое княжение Владимирское. Особенно усилилась

политическая роль Твери в период феодальной войны Василия

Темного с Дмитрием Шемякой (первая половина XV в.). На этот

период падает расцвет тверской литературы, зодчества.

170

С конца XIII в. в Твери ведется своя летопись, создаются

произведения житийной литературы. К началу XV в. относится

<Житие князя Михаила Александровича Тверского>. В нем про-

славлялись подвиги князя, возвеличивалась его политическая

роль, а род тверских князей возводился к Владимиру

Святославичу Киевскому. В это же время перерабатывается

повесть об убиении в Орде князя Михаила Ярославича, дошедшая

до нас в многочисленных редакциях XIV-XVII вв., включенных

в состав русских летописных сводов XV-XVI вв. и житийных

сборников. Повесть ярко изображала борьбу за великокняжеский

владимирский престол Юрия Даниловича Московского и

Михаила Ярославича Тверского и трагическую гибель в Орде

тверского князя в 1318 г. В ней осуждались жестокость,

вероломство, корыстолюбие ордынских правителей; в

неблаговидном виде изображалось также и поведение

московского князя Юрия.

Идею генеалогической преемственности власти тверских

князей от киевских развивает <Родословец>, предвосхитивший

появление в XVI в. Степенной книги.

Около 1453 г. инок Фома, являвшийся, по предположению

А.А.Шахматова, придворным летописцем тверского князя, со-

здает <Слово похвальное о благоверном и великом князе Борисе

Александровиче>. Использовав в качестве литературных

образцов <Слово о житии и о преставлении Дмитрия Ивановича>,

<Житие Александра Невского>, анонимное <Сказание> о Борисе

и Глебе, <Слово о законе и благодати> Илариона, Фома создает

риторический панегирик <богоутвержденному на отчем

престоле царю и самодержцу> Борису Александровичу

Тверскому. Хвалу <царствующему самодержавному государю>

воздают участники Флорентийского собора: Византийский

император Иоанн, патриарх и двадцать два митрополита. К

такому литературному приему Фома прибегает для того, чтобы

придать своему панегирику большую авторитетность. Тверской

князь сопоставляется с императорами Августом, Константином,

Юстинианом, Львом Премудрым, с библейскими героями

Моисеем, Иосифом. Прославляется строительная деятельность

Бориса Александровича, создание тверского кремля, монастырей

и церквей, которые блестят, как <некий венец благолепия>.

Фома изображает тверского князя в роли политического руко-

водителя и самодержавного правителя всей Русской земли. Борис

помогает Василию Темному в борьбе против Дмитрия Шемяки и

скрепляет дружбу с московским князем браком своей дочери с

его сыном.

Таким образом, Фома стремится подчеркнуть, что политиче-

ским центром Руси является Тверь, а ее князья, преемники ки-

евских, - царями и самодержцами всея Руси. Эти идеи не могли

получить поддержки в Москве, и после присоединения Твери в

1485 г. <Слово похвальное> утратило свое значение. Именно этим

объясняется тот факт, что оно дошло до нас в единственном

дефектном списке.

171

ПЕРЕВОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Со второй половины XIV в. усиливаются культурные связи

Руси с Византией и южнославянскими странами. Центром

культурного общения славяно-греческого мира является Афон.

Благодаря этому более интенсивной становится переводческая

деятельность на Руси, сосредоточенная преимущественно при

митрополичьей кафедре в Москве. Здесь значительно пополняется

фонд переводной исторической, патриотической и

агиографической литературы. Приобретают популярность

болгарские и сербские жития Иоанна Рыльского, Илариона

Меглинского, Стефана Немани, Саввы, Стефана Лазаревича и др.

Сербский <Цароставник>, или <Родослов>, становится образцом

для последующего создания родословцев тверских, а затем

московских князей. Пополняется апокрифическая литература1.

С конца XIV в. дальнейшее развитие получают сборники

Пролог, Четьи-Минеи, <Измарагд>, триодный и минейный

<Торжественники>. Появляются переводы греческих хроник

172

Константина Манассии и Иоанна Зонары, сделанные на славян-

ском юге. Обе они излагали события всемирной истории от

сотворения мира до 1081 г. (Манассия) и 1118 г. (Зонара), уделяя

большое внимание церковной истории. Зонара использовал в

своей хронике сочинения античных историков. Манассия придал

историческому материалу характер завершенного сюжетного

повествования и излагал его в пышной риторической манере. По

хронике Манассии древнерусские читатели познакомились с

новой редакцией повести о Троянской войне - <Притчей о

кралех>.

Стилем исторического повествования хроники Манассии вос-

пользовались составители второй редакции Еллинского летописца

(середина XV в.). Появление новой редакции хронографа, а также

хронографических сборников свидетельствовало о росте на Руси

интереса ко всемирной истории. Новая редакция хронографа

включала сведения о церковной истории, в том числе и

полемические сочинения против латинян, вторую редакцию

<Александрии> и новую пространную редакцию жития Констан-

тина и Елены1.

Наряду с хронографом в XV в. пользуется популярностью

<Палея> толковая и историческая. Появляется новый перевод

<Александрии> (сербская редакция), в котором усилена нази-

дательность, подвергнут христианизации образ центрального

героя, даны психологические мотивировки поступков персонажей

с помощью эмоционально-лирических и риторических монологов.

В сербском переводе распространяется сборник назидательных

притч - <Стефанит и Ихнилат> (Увенчанный и Следящий),

восходящий к арабскому переводу <Панчатантры>. Жанр

восточной притчи широко ставил вопросы мудрости и глупости,

дружбы и вражды, доверчивости и коварства, любви и ненависти,

добра и зла, щедрости и скупости и т. п. Эти притчи

воспринимались как дидактические наставления в нормах хрис-

тианской морали и включались в обсуждение злободневной для