1. Торговля и торговые отношения в Древней Руси (9 – начало 13 века).

Тетрадь.

Процесс образования государства у восточных славян, обусловленный как внутренними, так и внешними причинами, растянулся на несколько столетий. ВIX— X вв. происходило ослабление родовых связей, складывались территориально-политические формы общности людей. С разрушением родоплеменных устоев укреплялась власть киевского князя, на рубеже X—XI вв. расширился круг его полномочий, усложнился сам характер судебной и управленческой деятельности. Однако центральные органы суда и управления формировались крайне медленно. Ю. Г. Алексеев отмечает, что «грамоты, фиксирующие волеизъявление князя, известны на Руси, по крайней мере, со второй четверти XII в.».'

В управлении и суде князь мог заменять себя тиунами или вирниками, которые действовали от его имени. Разряды последних различались видами служебных поручений, которые исходили от князя. Однако главными чертами местного управления в XI- -XII вв. были «неразвитость аппарата, нерасчлененноетъ его функций и „бродячий" характер местной княжеской администрации».

Управление землей-волостью обычно сосредоточивалось в руках од ного князя. Однако в земле могло возникнуть и несколько «княжеств» по числу старших городов и взрослых представителей известной княжеской линии. В каждой волости (княжестве) было определенное число городских и сельских обществ — вервей, связанных круговой порукой в уплате дани князю и в охране общественного порядка. Управление волостью давало князю и другие средства для содержания дружины. Помимо дани — прямого налога с податного населения -— он также собирал в свою пользу проезжие, торговые и судебные пошлины — косвенные налоги, что объективно вело к диверсификации функций насилия и налогообложения.

В дореволюционной исторической литературе преобладало мнение об исключительной роли внешней торговли в политической и хозяйственной жизни Древней Руси и значительном личном участии киевских князей в дальних товарообменных операциях.6 Так, М. Н. Погодин полагал, что обширная торговля с Византией составляла важнейшее занятие первых русских князей. С. М. Соловьев указывал, что основную часть русских товаров, поступавших в продажу на рынках Византии и Хазарин, составляли княжеские имущества и, соответственно, «значительнейшая часть выменянного на эти товары должна была возвратиться в казну княжескую».

По версии В. О. Ключевского, внешняя торговля с вызванными ею лесными промыслами, звероловством и бортничеством (лесным пчеловодством), разработкой естественных богатств являлась господствующим фактором экономической жизни, «руководящей силой народного хозяйства» страны в IX—ХШ вв. Он полагал, что издревле в каждой области (земле) существовали старшие города: Киев, Чернигов, Смоленск, Любеч, Новгород. Ростов, Полоцк, которые были созданы «успехами внешней торговли». Большинство из них вытянулось длинной цепью по речному пути «из варяг в греки». Исключение составляли Переяславль — на р. Трубеж, Чернигов — на р. Десна и Ростов — в области верхней Волги, которые «выдвинулись к востоку с этого <...> операционного базиса русской торговли как ее восточные форпосты». Неудивительно, что Киевскую Русь В. О. Ключевский называл «днепровской, городовой, торговой».

В. В. Святловский характеризовал Киевское государство как примитивно торговое. Ему представлялось, что «торговля для Древней Руси являлась центральным нервом ее жизни, ключом к прогрессу и цивилизации». В. А. Бутенко тоже признавал, что «благодаря развитию торговли Киевская Русь достигла процветания».12 М. В. Довнар-Запольский высказывал предположение, что «широкая внешняя торговля должна была вызвать товарообмен и внутри самой страны». Г. В. Вернадский подчеркивал связь рыночной площади «с политической жизнью и управлением». Указывая на огромное социальное значение торговли в древнерусском обществе, И. Я. Фроянов также отмечает, что «торг стягивал не только экономические, но и социальные нити. Он был средоточием общественной жизни, местом общения людей. Там узнавали „последние известия", обменивались информацией, обсуждали вопросы „текущей политики" <..> Торг, шумный и многолюдный, мгновенно превращался в вечевую сходку, если в ней возникала потребность».

В дореволюционной историографии высказывалось и другое мнение, возобладавшее затем в советский период. Согласно ему, внешняя торговля в экономике Киевской Руси играла более скромную (не основную) роль. Так, Г. В. Плеханов выражал сомнение в том, что внешняя торговля была главной пружиной хозяйственной деятельности русского народа. С ним соглашался Н. А. Рожков, отмечавший, что «торговая деятельность была занятием исключительно одних общественных верхов, князей, их дружинников и небольшой группы состоятельных горожан». Этой же версии придерживался А. Е. Пресняков, критиковавший В. О. Ключевского за крайнее преувеличение глубины влияния торговли на «племенной быт» восточного славянства.!Я П. П. Маслов выступал против преувеличения роли торговли на том основании, что она «имела значение, главным образом, для князей и бояр».14 И. М. Кулишер также настаивал на том, что наличие княжеской торговли никак не могло свидетельствовать о размахе торговой деятельности в целом. Однако Б. А. Рыбаков обращал внимание на недостаточность такого/мнения. Ему удалось установить, что для оснащения парусиной флотилии из 400—500 судов требовалось задействовать 2000 ткацких станков и организовать работу женщин 80—100 деревень в течение всей зимы. Также необходимо было вырастить лен и коноплю, спрясть пряжу и изготовить примерно 20 000 м корабельных канатов. Число судов в торговом караване измерялось трехзначной цифрой, и каждая ладья вмещала по 20—40 человек. Строительство торгового флота происходило в зимнее время и занимало часть весны. Конечные пункты сбора кораблей (от Новгородской земли до Киева) отстояли друг от друга на расстоянии 800—1200 км. Таким образом, ежегодный сплав ладей по Днепру требовал колоссальных совместных, согласованных усилий многих тысяч людей, «государственного подхода» к делу изготовления флота. Применив метод сопоставления датировок кладов куфических монет, : В. Л. Янин показал, что Днепр на всем его протяжении к северу от Киева заметно использовался лишь в первой четверти IX в., а затем с начала X в. («с 825 по 900 г. никакого движения на этом пути не прослеживается»). Таким образом, единственной магистралью, по которой в IX—начале X в. могло осуществляться транзитное торговое движение, был Волжский путь.33 К аналогичным выводам пришли Е. Н. Носов и И. В. Дубов, . также детально изучившие обширные нумизматические материалы о торговых путях Восточной Европы в VIII—IX вв.34 Допуская, что путь «из варяг в греки», связавший Северную Европу с Причерноморьем, функционировал уже в IX в., В. В. Седов вместе с тем отмечает, что в то время это была неспокойная тропа всякого рода искателей приключений, которая лишь «начиная с X в. <...> становится оживленной магистралью внутренней и международной торговли».35

Оригинальной точки зрения по рассматриваемому вопросу придерживался Г. С. Лебедев, полагавший, что в 830—860-х гг. наметилось разграничение функций между Волжским и Днепровским путями. Волжская система стала играть прежде всего роль торговой, а Днепровская — военно-политической артерий Древнерусского государства.

Вопрос о характере дани и способах ее добывания является дискуссионным. По всей видимости, дань представляла собой не только прибавочный продукт, но и военную контрибуцию, периодически собираемую в определенных размерах. Единственным инструментом ее добывания была военная сила, «опираясь на которую киевские князья доискивались данников, а стало быть, — различных дорогих товаров и всякого узорочья»,46 а также сырых продуктов, к числу которых принадлежали мед, воск, пушнина, зерновой хлеб, лен, домашние животные и др. Важно отметить и то, что за счет даней с покоренных племен восточных славян обогащалась не только киевская знать, но и полянская община в целом. Таким образом, в X в. данничество являлось коллективной формой эксплуатации одного племени другим. В Регенсбург из Киева отпускались меховые товары, часть которых затем передавалась во Францию. В Южную Германию могли вывозиться византийские товары различные дорогие материи, шелковые ткани, вина и др.76

Русские также торговали с печенегами, половцами и другими кочевыми народами, сбывая им мед, меха, бронзовые зеркала, бусы, возможно, кольчуги и невольников и т. д. в обмен на рогатый скот, лошадей, овец.77 Как и в других случаях, торговлю отличал исключительно меновой характер.78 Хлеб из Руси в рассматриваемый период не вывозился. Русское зерно не поступало даже в византийские владения в Крыму.

Наступивший в середине XII в. расцвет древнерусского городского ремесла продолжался вплоть до монгольского нашествия. Начался массовый выпуск продукции, которая непрерывно совершенствовалась в техническом и художественном отношениях. В связи с этим неизбежно возрастал объем торговой деятельности.96 По словам С. М. Соловьева, с середины XI в. торговля становилась «главным средством накопления богатств на Руси, ибо не встречаем более известий о выгодных походах в Грецию или на Восток, о разграблении богатых городов и народов».1" В XII—XIII вв. купечество все чаще связывало свою деятельность и жизнь с городом, становясь более «оседлым».98 По мнению П. А. Хромова, с XI в. к купцам-профессионалам, появившимся среди горожан, из рук феодальной знати стала переходить внешняя торговля Киевской Руси.99 Фактически с ним соглашаются Г. Г. Литаврин и В. Л. Янин, которые отмечают, что купцы «из зависимых от князя и бояр агентов, ведущих торговлю от их имени», выделялись в обособленное сословие «самостоятельных торговых посредников».