Демократия и народоправие

Старая теория и вера в то, что правление народа, осуществ­ляемое народом и во благо народа, составляет его естественное (или божественное) право, лежат в основе всех привычных дово­дов в пользу пропорционального представительства. Ибо, если народ правит через своих представителей, принимающих решения большинством голосов, то существенно важно, чтобы численное распределение мнений среди избранных представителей насколь­ко возможно точно отражало распределение мнений среди тех, кто является реальным источником легитимной власти - то есть само­го народа. Что-либо иное было бы крайне нечестно, противоречи­ло бы всем принципам справедливости.

Этот аргумент теряет силу, если отказаться от старой теории. Тогда мы сможем взглянуть менее пристрастно и, возможно, с меньшей предвзятостью на неизбежные (и вероятно, непредна­меренные) практические следствия пропорционального предста­вительства. А следствия эти поистине опустошительны.

Прежде всего пропорциональное представительство предос­тавляет, хоть и косвенно, конституционный статус политическим партиям, которого они иным способом не смогли бы добиться. Ибо я более не могу выбирать человека, которому доверяю меня представлять я могу выбирать лишь партию. А люди. которые мо­гут представлять партию, выбираются лишь самой этой партией.

В конституциях, которые не предусматривают пропорциональ­ного представительства, нет нужды даже упоминать о партиях. Избиратели любого избирательного округа посылают в парламент своего собственного представителя. Будет ли он независимым или объединится с другими в партию - это его личное дело, которое он может, если нужно, объяснять и защищать перед своими избира­телями.

Обязанность его состоит в том, чтобы в полную меру своих способностей защищать интересы тех людей, которых он пред-

ставляет. Эти интересы в большинстве случаев будут совпадать с интересами всех граждан страны, с интересами нации. На защиту этих интересов он должен употребить все свои знания. Он лично ответствен перед теми, кто его послал в парламент.

Это единственная обязанность и единственная ответ­ственность представителя, которые должны быть закреплены в конституции...

Все это невозможно в стране, конституция которой предусмат­ривает пропорциональное представительство. Ибо при пропор­циональном представительстве кандидат добивается избрания единственно в качестве представителя партии, независимо от то­го, в каких именно выражениях это описано в конституции. Если он избран, то главным образом - если не исключительно - потому, что он принадлежит к определенной партии или представляет ее. Так что он лоялен прежде всего по отношению к своей партии и к партийной идеологии, а вовсе не к людям (за исключением, воз­можно, лидеров своей партии).

Следовательно, он никогда не ощущает долга голосовать про­тив партии, к которой принадлежит. Напротив, он имеет мораль­ные обязательства перед своей партией, в качестве представите­ля которой он избран в парламент. Если он не может более со­блюдать эти обязательства в согласии со своей совестью, его мо­ральным долгом было бы, по моему мнению, уйти не только из партии, но и из парламента, хотя бы конституция страны и не на­кладывала на него такого обязательства.

Фактически система, по которой представитель был избран, лишает его личной ответственности. Она превращает его в голо­сующую машину, а не думающую и чувствующую личность. По-моему, это уже само по себе является достаточным аргумен­том против пропорционального представительства. Ибо в политике нам нужны личности, которые, могут выносить свое собственное суждение и готовы нести персональную ответственность.

Таких людей трудно найти при любой партийной системе, да­же и без пропорционального представительства, - а нужно при­знать, что мы не нашли еще способа, как вести дела вообще без партий. Но уж если мы вынуждены иметь партии, то лучше не уси­ливать добровольно порабощенность наших представителей пар­тийной машиной и партийной идеологией, вводя в конституцию пропорциональное представительство.

Непосредственным результатом пропорционального предста­вительства является тенденция к увеличению числа партий. На первый взгляд это может показаться желательным: чем больше партий, тем больше выбор, больше возможностей, больше гибко­сти, больше критики. Это означает также большую распределен-ность влияния власти.

Однако это первое впечатление совершенно ошибочно. Суще­ствование многих партий означает, в сущности, неизбежность пра­вительственных коалиций. Это затрудняет формирование каждого нового правительства и лишает его возможности сохранять устой­чивость сколько-нибудь длительное время.

Если пропорциональное представительство исходит из идеи, что влияние партии должно соответствовать числу голосующих за нее избирателей, то существование коалиционного правительства чаще всего означает, что малые партии пользуются непропорцио­нально большим - и нередко решающим - влиянием на фор­мирование или роспуск правительства, а также на все его реше­ния. Что важнее всего, это ведет к уменьшению ответственности. Ибо в коалиционном правительстве ответственность всех участни­ков коалиции резко понижена.

Пропорциональное представительство - а его результатом как раз и является большое число партий - может, следовательно, иметь пагубное влияние в самом решающем вопросе: как избавиться от пра­вительства путем голосования, например, на парламентских выборах. Избиратели имеют основания ожидать, что ни одна из партий все рав­но не получит абсолютного большинства. Поэтому они не очень оза­бочены тем, чтобы голосовать конкретно против какой-либо партии. В результате в день выборов ни одна из партий не ощущает себя осу­жденной, ни одна не является изгнанной. Следовательно, никто не ждет дня выборов как Судного дня, когда ответственное правительст­во дает отчет в своих делах или бездействии, в успехах или провалах, а ответственная оппозиция критикует правительство и объясняет, ка­кие шаги оно должно было предпринять и почему.

Потерю 5-10 процентов голосов той или иной партией избиратели не рассматривают как обвинительный приговор. С их точки зрения, это лишь временные колебания популярности. Со временем люди привы­кают к мысли, что ни одна из политических партий, ни один из лидеров не могут фактически быть ответственными за свои решения, к приня­тию которых их принуждала необходимость образования коалиции.

С точки зрения новой теории день выборов должен стать Судным днем. Еще в 430 г. до н.э. в Афинах Перикл сказал: “Лишь немногие могут творить политику, но судить о ней могут все”. Конечно, наши суждения могут быть, и часто бывают, ошибочными. Но если мы пережили период, когда партия находилась у власти, и ощутили на своей шкуре последствия этого, мы по крайней мере об­ладаем некоторым правом выносить о ней свое суждение.

¼Находящаяся у власти партия и ее лидеры должны быть пол­ностью ответственны за то, что они делали, что, в свою очередь, предполагает правительство большинства- Но при пропорциональном представительстве, даже если одна партия составила правительство абсолютного большинства и затем была отвергнута разочарованными избирателями, ей вовсе нет нужды уходить от власти. Скорее такая партия поищет себе партнера - малую партию, достаточно сильную, чтобы в коалиции с ней можно было продолжать править.

Следовательно, лидер крупной партии, которому избиратели вы­несли порицание, будет по-прежнему возглавлять правительство - в прямом противоречии с волей большинства - при помощи одной из малых партий, чья политика может быть весьма далека от “выраже­ния воли народа”. Конечно, в новом правительстве малая партия бу­дет представлена не очень значительно. Но власть ее будет велика, ибо в любой момент она может свергнуть правительство. Все это в огромной мере подрывает идею, лежащую в основе пропорционально­го представительства, - идею о том, что влияние какой-либо партии должно соответствовать количеству голосов, которое она может со­брать,

Чтобы правительство большинства стало возможным, необходи­мо нечто подобное двухпартийной системе, существующей в Вели­кобритании и в Соединенных Штатах. Так как существующая практика пропорционального представительства сильно затрудняет уста­новление такой системы, я считаю, что в интересах парламентской ответственности следует сопротивляться искусительной идее о том, что демократия предполагает пропорциональное представительство. Вместо этого мы должны стремиться к двухпартийной системе или по крайней мере к какому-то приближению к ней, ибо такая система по­стоянно стимулирует процесс самокритики обеих партий.

Эта точка зрения, однако, нередко вызывает возражение, которое заслуживает внимания: “Двухпартийная система подавляет образова­ние новых партий”. Это правильно. Но мы знаем, что в обеих крупных партиях в Великобритании или в Соединенных Штатах за время их

существования произошли значительные изменения, так что подавле­ние других партий не обязательно означает отсутствие политической гибкости.

Суть дела в том, что при двухпартийной системе партия, потер­певшая поражение на выборах, обязана отнестись к этому серьезно. Она должна подумать о том, как изменить цели, которые она перед собою ставит, то есть как реформировать партийную идеологию. Если партия потерпела поражение два или даже три раза подряд, поиск новых идей может стать очень энергичным, а это, очевидно, явление очень здоровое. Все это скорее всего и про­изойдет, даже если потеря голосов была и не очень значительна.

Только таким путем можно заставить их быть самокритичными. Склонность к самокритике после поражения на выборах гораздо более выражена в странах с двухпартийной системой, чем там, где сущест­вует несколько партий. Вопреки первому впечатлению двухпартийная система оказывается практически более гибкой, чем многопартийная.

Говорят: “Пропорциональное представительство дает новосоз­данной партии шанс вырасти. Без него этот шанс весьма невелик, А наличие третьей партии может резко улучшить деятельность двух больших партий”. Вполне возможно, что это и так. Но что если появятся пять-шесть новых партий? Как мы уже знаем, даже одна малая партия может обрести совершенно не­пропорциональную власть, если она получит право решать, к какой из двух больших партий присоединиться, чтобы образовать правитель­ственную коалицию.

Говорят также: “Двухпартийная система несовместима с идеей открытого общества, с открытостью для новых идей, с идеей плюра­лизма”. Я на это отвечу: и Великобритания, и Соединенные Штаты очень открыты для новых идей. Абсолютная же открытость была бы столь же саморазрушительной, как и абсолютная свобода. Кроме того, культурная открытость и политическая открытость - две разные вещи. И гораздо более важным, чем безграничное расширение политических споров, может стать ответственное отношение партий к предстоящему политическому Судному дню”.

Поппер К. Демократия и народоправие

// Новое время. 1991. № 8. С. 42-43.

А. Лейпхарт^*