Нейл Дж.Р.- За пределами психики

Но дальше Витакер понял, что достичь подобной изоляции невозможно. В то время в Атланте не было соответствующего их потребностям госпиталя. Они пытались использовать один частный санаторий, но столкнулись с большими административными трудностями. Попробовали расселить своих пациентов по разным домам, но это тоже оказалось невозможным. Наконец, группа Витакера арендовала дом, где пациенты могли жить, но и это не принесло ожидаемого результата. Оставалась только одна возможность: лечить шизофреника вместе с его семьей.

Уже в индивидуальной терапии они использовали ко-терапию, чтобы образовать подобие пары родителей и разделить роли терапевта и администратора. Теперь, работая с семьями, Витакер увидел, что команда терапевтов необходима для того, чтобы мощная семейная система не проглотила терапевта. У терапевта, ведущего работу индивидуально, слишком велико искушение встать на чьюлибо сторону, превратиться в тайного агента одного из членов семьи или совсем убежать от личного участия. Присутствие двоих или нескольких терапевтов предохраняет от подобных ошибок и являет семье гораздо более наглядную модель межличностных отношений. Такая форма работы позволяет гораздо легче то включаться в семью, то отделяться от нее, вместо того, чтобы затеряться в ее джунглях. К тому же, терапевт учится размышлять и комментировать как поведение семьи, так и свое собственное. Терапия, в которой несколько терапевтов работают с одной семьей, стала стандартной практикой в клинике Атланты. Хорошо ли она работала, неясно, поскольку не были проведены исследования результатов, но оче- видно, что все участники группы ощущали, что это самый лучший вид терапии.

В начале шестидесятых клиника стала расти и процветать. Ощущение, что это горсточка единомышленников, противостоящих атакам окружающего мира, стало исчезать. Каждый новый сотрудник, приходивший к ним работать, уменьшал их “окопную солидарность”, в которой было столько близости. Стали образовываться подгруппы, отстаивающие ту или иную концепцию организации работы. Клиника превратилась в учреждение; дух сменила организация. Витакер почувствовал желание переменить место работы, хотел вновь заняться преподаванием. В 1964 году он занял место профессора психиатрии в Висконсинском Университете в Мэдисоне, где должен был преподавать теорию и практику семейной терапии.

31

Его тогдашний начальник, Милтон Миллер, набрал пестрый состав сотрудников. Некоторые из них были учениками Карла Роджерса, незадолго до того работавшего в Висконсине. Другие обу- чались в Меннинджеровской клинике (как и сам Миллер). Был и Карл Феллнер, экзистенциалист, обучавшийся в Европе. Небольшой круг тщательно отобранных Миллером сотрудников и его харизматическое руководство давали возможность экспериментировать и проводить междисциплинарные исследования, в то время как большинство подобных психиатрических факультетов все еще занимались битвами за ортодоксальность психоаналитического учения.

Витакер начал свою работу в качестве консультанта в стационарном отделении, которое возглавлял доктор Джен Абромс, недавно приехавший из Йельского Университета. Они сразу стали работать со всей семьей, а позже начали приглашать семью в отделение, где проводили что-то вроде марафона. Подробности этой деятельности описаны во многих работах20. Витакер встретился с трудностями: как учить студентов концепциям, которые можно понять только на практике, как жаргон маленькой закрытой группы из Атланты перевести на понятный язык? Кажется, в Витакере возникало какое-то сопротивление: он неохотно излагал свои идеи в статьях, противился облеканию в концепции того, что чувствовал. Он начал приглашать учащихся на свою семейную терапию с пациентами из клиники или из своей частной практики. Появление видеозаписей помогало ему “присутствовать“ на тех встречах, которые он не мог посетить.

В этот период он опять много размышлял о себе и о своих целях. Этому способствовало то, что дома дети уже выросли и в основном его родительские обязанности кончились. На развитие его мыслей влиял также экзистенциальный дух сотрудников факультета. И вновь это было время личных и профессиональных поисков:

“Двадцать лет работы — игровая терапия с детьми, терапевтические взаимоотношения с юными нарушителями закона, материнский уход за сомневающимися в себе невротиками, глубинная терапия с хроническими шизофрениками, — все это перестало радовать, зашло в тупик. Терапия супругов тоже становится все скучнее и скуч- нее. Как пожилому терапевту сохранить в себе живую жизнь? Даже ко-терапия, это превращение в родителей своих пациентов, после двадцатилетнего употребления кажется бессмысленной и однообразной. И мне стало ясно, что лишь мое собственное стремление к росту должно стать главной целью любых взаимоотношений. Если терапия,

32

основанная на личностном опыте, делает меня живым, тогда я могу быть подлинным образцом для своих пациентов. Раз могу измениться я, могут рискнуть и они. Время моей жизни ограничено; мой брак глубок, продолжителен и разносторонен; а для семьи временных рамок не существует: она живет в измерении вечности”21.

Может быть, битва за интеграцию окончилась для него к этому периоду жизни. Остатки психопатологии были проработаны. Встала очередная задача: исследование взаимоотношений с семейной группой. Это создавало новое напряжение: между Витакером как человеком и им же самим как членом группы. Для достижения изменения он скорее использовал свой порыв к росту, чем “осколки своей психопатологии”. В это время, возможно, не без влияния дзэн-буддистской литературы, которую Витакер тогда изучал, он становится открыто “эгоистичным” в терапии, становится самим собой, а не просто фигурой переноса.

В его концепциях семейной системы чувствуется влияние теоретиков из группы Пало-Альто, исследовавших общение, особенно Джея Хейли. Витакер считает, что здоровая семья отличается гибкостью в распределение ролей: материнской, отцовской, “козла отпущения”. Все они в здоровой семье переходят от одного к другому. Он описывает развитие семьи в ее биологическом времени. Всегда существует динамическое напряжение между потребностью отдельного человека в индивидуации и потребностями семейной системы.

Его терапевтическая техника становится в большой мере стратегической, но при том остается спонтанной. В ней имеются два главных элемента. Пользуясь парадоксом, мистификацией, спонтанными проявлениями своего безумия, он повышает уровень тревоги в семье, провоцирует кризис, подогревая “семейный термостат”. Он одновременно провоцирует, дразнит, соблазняет отдельных членов семьи, чтобы те переменили свои привычные способы обращения с кризисом и двигались к зрелости. Во многом подход Витакера напоминает работу Мюррея Боуэна. Совпадают их точки зрения на биологическую укорененность в человеке стремления к росту, на то, что цель терапии — помочь отдельным членам семьи достичь большей степени дифференциации. Хотя техники Витакера и Боуэна совершенно различны.

Стоит вспомнить, что эта работа с семьями происходила в шестидесятые годы, в то время, когда многие люди помышляли о

33

свободе “делать то, что мне хочется”, боролись с установлениями общества или искали трансцендентальных переживаний. Но в философии Витакера нет признаков эстетизма или анархизма того времени. Он стоял за личность, не видел другого пути индивидуации, кроме диалектических взаимоотношений со своей культурой: “Роль психотерапии может меняться... Заниматься тем, чем тебе хочется, маловато. Это должно расти по мере того, как ты учишься принадлежать другим. Когда я только принадлежу другим или когда я только занимаюсь тем, чем хочу, — роста не происходит. Необходим баланс, развитие и того, и другого. Вот в чем заклю- чается идея нашей терапии”22.

Выход за пределы своего “Я” происходит в семье, а не в изоляции. Витакер никогда не сомневался в том, что все люди включе- ны в цикл жизни. Самоактуализация, развитие возможностей, рост — все это присутствует в обычных человеческих взаимоотношениях, а не в каких-то эзотерических практиках мышления или системах упражнений.

Мы считаем, что основная тема всех работ Витакера — поиск целостности или воссоединения. Человек по своей природе неполон. Выходя из сада детства, он теряет свою целостность на фабрике жизни. Культура, которую сначала представляет семья, а затем “общественная жизнь”, расщепляет нас внутри себя и отрывает от других. Эти два разных мира, два разных паттерна, Витакер описывает такими словами, нередко встречающимися в его статьях:

Мы живем в мире, говорит Витакер, который всегда течет, находится в постоянном движении. Это не какое-то непредсказуемое или случайное движение; оно циклично, как времена года, как приливы и отливы. Так, возникновение и исчезновение человека

34

нельзя считать трагедией, оно естественно и потому хорошо. И жизнь — не путешествие, не краткая передышка, а цикл, входящий во многие другие циклы.

Цикл жизни человека в рамках времени (для Витакера время — это биологическое направление) состоит из кризиса и обновления. Человек снова и снова открывает то, кем он является. Царствие Божие на самом деле находится внутри человека, сказал бы Витакер. Небеса — это “быть самим собой” и “жить, укоренившись в своем бессознательном”. Напомним, что для него бессознательное — это источник жизни, из которого надо пить, а не страшное чудище, которое надо укрощать.

Чтобы достичь полноты жизни, человек должен существовать вместе с другими людьми — родителями, женой или мужем, семьей, с несколькими поколениями семьи, со всей природой. Вступая во взаимоотношения, человеческое “Я” парадоксальным образом (а для Витакера все в человеческом мире парадоксально) находит себя, что как будто бы противоречит законам природы. То, что отдано другим, остается у человека. Такой парадокс лежит в сердцевине великих религиозных систем (“Кто хочет спасти свою жизнь, тот ее потеряет”). Мы думаем, что жизнь Витакера — религиозна, она не искажена гордостью одинокого паломника.

В этом религиозном контексте мы можем прочитать определение зла. Зло происходит от вмешательства в естественный ход событий, в циклы жизни. Конкретные “грехи”, из-за которых семьи приходят на терапию, есть создание идола из образа своего “Я”, жертвоприношения ложным богам стабильности. Но основное стремление человека не влечет его ко злу, человек устремлен к росту. Люди злы в той степени, в какой они трусливы, обмануты или непросвещенны. Терапия стремится освободить и пациента (или семью), и терапевта из этих оков.

И потому у нее не бывает конца, последней точки, где можно остановиться. И хочется отнести слова Т. Элиота к Витакеру и, может быть, вообще ко всем терапевтам:

Мы не оставим исканий, И поиски кончатся там, Где начали их. Оглянемся,

Как будто здесь мы впервые*.

*Перевод С. Степанова.

Часть II ПСИХОТЕРАПИЯ

Мы предлагаем краткий обзор основных идей Витакера, касающихся психотерапии. Подробнее они развиваются в отдельных главах. В частности, мы бегло рассматриваем вопрос о том, как теории и техники Витакера соотносятся с ортодоксальным психоанализом, особенно с теориями объектных отношений. Сведения о влиянии на Витакера концепций Отто Ранка можно найти в части I.

В этой части рассмотрены работы Витакера, посвященные в основном вопросам психотерапии вообще и индивидуальной психотерапии в частности. Но невозможно выделить его индивидуальную работу и противопоставить ее семейной терапии, поскольку во всем видна одна и та же рука. Так, когда Витакер писал “Корни психотерапии”, он работал с пациентами индивидуально, и его выводы и словарь отражают этот контекст. А его взгляды на “корни” очередной N+1-ой терапии мы найдем в части IV и части V настоящего издания, и они не конкурируют с прежними идеями, но вполне им соответствуют. Было бы неверно сказать, что Витакер проходил какие-то этапы в развитии своей концепции психотерапии, скорее он разрабатывал одни и те же темы, искал их вариации.

По мнению Витакера, важно определиться, что есть психотерапия и что ею не является. Ценная психотерапия, с его точки зрения, — это встреча, столкновение, процесс роста. Более техничным определением было бы следующее: психотерапия есть конкретная последовательность событий, происходящих между профессиональным терапевтом (или командой терапевтов), и пациентом или системой, стремящимися к росту. Этот рост представляет собой явление взаимное и внутреннее, а терапевтический процесс его катализирует. Психическая зрелость проявляется в более компетентном межличностном поведении. Если задуматься обо всех этих определениях, можно сделать вывод: многое, что сегодня называют психотерапией, ей не является.

36

Ðîñò

Витакер считает, что организму человека присуща телеология, его действия всегда имеют цель. Он всегда борется, стремясь стать тем, кем может быть, — как желудь стремится стать дубом. Рост, происходящий в процессе психотерапии, есть рост психобиологи- ческий, целостный рост всего организма. Человек борется за свою “зрелость” — так называется внутрипсихическое состояние, выражающееся в более компетентном межличностном и социальном поведении. Это стремление является для Витакера аксиомой, предметом веры терапевта. И всегда существует напряжение между стремлением личности к росту и окружающей средой: родителями, семьей, группой, культурой. Эти надличные силы стремятся подавить рост отдельного человека, но парадоксальным образом они необходимы для его роста. Этот парадокс — ключ к пониманию взгляда Витакера на отношения личности и группы. Личность не расцветает за счет подавления другого или культуры. То же самое верно и с обратной стороны. Это динамическое напряжение. Неизбежный и необходимый для бытия конфликт создает особые отношения, скорее парадоксальные, чем амбивалентные, между “Я” и другими.

Столкновение

Психотерапевтическое взаимодействие — это встреча или даже столкновение. Столкновение (encounter) предполагает непосредственный спонтанный контакт, присутствие, встречу за рамками ограничений социальных ролей. Это также конфликт, схватка, где задействован и гнев. В психотерапевтическом столкновении царствует непредсказуемость. И отрезаны пути к отступлению: нельзя притворяться или прятать свои чувства. Это потрясение, лишающее человека его былого комфорта, накатанных путей поступков и чувств. И такой неприятный опыт необходим, по мнению Витакера, для того, чтобы пробудить дремлющий процесс роста, присущий каждому человеку.

37

Внутренний процесс

Витакер считает, что изменение в психотерапии происходит внутри психики, может быть, на биологическом уровне. Тело меняется вместе с психикой. Он понимает слово “рост” достаточно буквально. Это тот же процесс, который ведет к взрослению ребенка. Он включает в себя восприятие, чувства, мысли. Иногда рост как бы восстанавливает хронобиологический возраст человека.

Процесс роста замирает, когда не хватает необходимого питания, тех переживаний, которые обычно дают родители или культурная среда. Зрелость есть, по убеждению Витакера, идеальная цель развития человека, редко достигаемое состояние, к которому всегда стремится организм. Кроме роста, как бы восстанавливающего утраченное здоровье, есть и другой вид роста, выражающийся в стремлении интегрировать разные части своей личности. Часто такой рост происходит на поздних стадиях психотерапии. Целостность проявляется в лучшей деятельности во всех сферах. Взрослый человек, например, переживает себя как бы в разных ролях, и надо различать, “играет” он их или “переживает”. Эти роли могут быть состояниями Эго или состояниями бытия. Они могут находиться в конфликте между собой. Легко ли, если ты не научился интегрировать, воспринимать одного и того же человека (или самого себя) в качестве, например, родителя ребенка и одновременно — любовника? Нужна огромная гибкость, чтобы соединить эти разные состояния Эго, эти образы.

Процесс

Психотерапия — это процесс, то есть серия переживаний и событий, способствующих естественному росту организма. Она требует от терапевта преодоления сопротивлений — своих и пациента, — чтобы установить экзистенциальные, более глубокие, чем социальные, взаимоотношения. Когда пациент углубляется внутрь себя, то же самое происходит и с терапевтом, который с ним взаимодействует. Под глубиной Витакер обычно понимает другие состояния Эго, необычные, но живые (особые состояния мышления, чувства и действия). С точки зрения развития, эти состояния можно назвать более примитивными. Это те состояния, которые не перерос пациент, лишенный необходимого питания. Интеграция (опыт усвое-

38

ния) этих состояний освобождает пациента, и он может расти дальше, и одновременно ему становится легче переживать такие состояния в себе или при общении с другими. Страшное и неведомое превращается в знакомое и ценное.

Двусторонние отношения в терапии

Оба участника терапии — как пациент, так и терапевт — переживают глубинные состояния Эго (схема 11). Но есть существенная разница между переживаниями одного и другого. Регрессия (или изменение сознания) у терапевта не столь глубокая и полная, скорее — частичная. Примитивная потребность терапевта переживать себя в таких состояниях Эго (например, детское “Я”) уже была удовлетворена раньше. Поэтому переживания пациента полнее, интенсивнее, может быть, более примитивны, поскольку связаны с его неудовлетворенной потребностью, находящей удовлетворение в отношениях с терапевтом, освобождая пациента для движения вперед.

В процессе терапии необходимо преодолеть ту или иную степень сопротивления, инерции привычек. И терапевт, и пациент усвоили культурные запреты, не позволяющие выходить за рамки обыч- ной предписанной роли и нарушать ожидания окружающих, но им необходимо войти в настоящее “столкновение” друг с другом. Некоторые техники (см. ниже) помогают “завести” процесс, чтобы перейти от обычного социального взаимодействия к экзистенциальному. Техники в данном случае используются для роста взаимоотношений, а не как конечная цель.

Тревога и техники

Витакер придает большое значение использованию тревоги в процессе психотерапии для мотивации, для перехода от социального уровня взаимодействия к экзистенциальному. Пациенты обыч- но приходят под воздействием тревоги, но ее бывает недостаточно для мотивации их участия в терапии. Любое действие, которое изолирует терапевтические отношения от окружающего мира или разрушает готовые представления о другом, повышает тревогу и толкает к общению на экзистенциальном уровне. Например, терапевт молчит, когда пациент задает вопрос. Он отказывается

39

Схема 1. Символическая репрезентация двусторонних изменений сознания Эго

(Из книги Whitaker, C. A., & Malone, T. The roots of psychotherapy. Philadelphia: Blakiston, 1953).

40