3. СОВЕТСКОЕ ИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО

Незавершенность модернизационных процессов

Советская экономика после смерти Сталина представляла собой средоточие сложных и взаимосвязанных противоречий. Гигантская модернизация, начатая в 1930-е и продолженная в 1950-е годы, изменила облик огромной страны, но не привела к существенному улучшению жизни людей. Сказывались, конечно, катастрофические последствия войны. Не меньшее значение имели и противоречия, заложенные в самой экономической модели развития, и проблемы, росшие как снежный ком год от года по мере ее воплощения. Жесткий централизм, привязка к московским директивам любого мало-мальски значимого решения никак не соответствовали возросшей сложности производства, порождали и консервировали региональные противоречия, вели к выстраиванию порой нелепых хозяйственных связей. Плановые начала приобретали черты заскорузлости, экономика не могла гибко реагировать на общемировые тенденции в развитии технологий и научно-технического прогресса. Из госплановских кабинетов было трудно уловить все перспективные направления развития, поэтому прорыв происходил на тех участках, где удавалось сосредоточить финансовые, технологические и людские ресурсы.

Экономическое развитие продолжало находиться в зависимости от идеологических установок. Противостояние "холодной войны" не позволяло полновесно войти в мировое хозяйство и эффективно интегрироваться в международное разделение труда. С каждым годом все тяжелее была ноша "братской помощи" странам "социалистического лагеря", к которой теперь добавлялась обуза инвестиций в экономику "третьего мира". Великодержавные амбиции, игравшие столь важную роль на начальном этапе, привели Советский Союз к ситуации, когда он стал заложником перманентно входящей в клинч "холодной войны" и расплачивался все более тяжкой год от года экономической данью.

Однако суть противоречий заключалась в самом варианте модернизации. Ориентация на неисчерпаемые природные богатства страны, огромную территорию и дешевую рабочую силу, не научившуюся противостоять принудительному труду, позволяла строить "планов громадьё" по экстенсивному типу развития, год от года воспроизводившего и консервировавшего советскую систему. Экономика СССР в своей стартовой основе приобретала сырьевую направленность, что было вызвано как фетишизацией приоритетного развития группы "А", так и объективными потребностями развития военно-промышленного комплекса. Последний, в свою очередь, постоянно подпитывался идеологией — фактором "капиталистического окружения", на котором строилась сталинская посылка изолированного развития, "холодной войной" и хрущевским "бряцанием оружием", главным в арсенале которого был ракетно-ядерный потенциал.

Обусловленная этими обстоятельствами логика экономического развития делала все остальные отрасли "пасынками" социалистической экономики. Товаров народного потребления постоянно не хватало, их производство было определенно рассчитано на покупателя-аскета. Инфраструктура страны — средства связи и коммуникации, дорожная сеть — развивалась "по самому остаточному" принципу и с существенными перекосами. Так,

если строительству железных дорог уделялось должное внимание, то автодороги представляли собой убогое зрелище. В 100—200 км от Москвы зачастую не было электричества. Газовые плиты отсутствовали даже на окраинах столицы.

Сельское хозяйство

Самый тяжелый пресс давил на сельское хозяйство. Традиционный сельский уклад жизни был разрушен, колхозно-совхозная экономика влачила жалкое существование, не имея серьезной материально-технической базы и стимулов к производительному труду. Колхозники, находившиеся в полной зависимости от государства, своим трудом продолжали оплачивать все радости модернизации страны. Около двух миллионов человек каждый год убегали из деревни. Там назревала опасная ситуация. Кризис сельского хозяйства перерастал в продовольственный. По всей стране не хватало мяса, молока, сахара. Все сильнее ощущался дефицит зерна. "Окончательное решение зерновой проблемы в СССР", озвученное Маленковым на XIX съезде партии, оказалось очередным пропагандистским мифом. Зерновых на душу населения выращивали гораздо меньше, чем до революции. В 1952 г. колхозы сдали даже семенной фонд. Мяса производили меньше, чем в последнем доколхозном 1928 г., отсутствие скота на крестьянских подворьях, особенно в России, становилось нормой. Деревня вместе с тем оставалась донором промышленности. Развитие сельского хозяйства новых территорий (Прибалтики, Украины и Молдавии), инвестиции в хлопководческие хозяйства Средней Азии и колхозы Закавказья осуществлялись за счет российского Нечерноземья. Неэквивалентный обмен между городом и деревней усугублялся непомерными налогами и отчислениями, которые составляли более половины колхозных доходов, что объясняло постоянную убыточность колхозного хозяйства.

Неэффективная колхозно-совхозная экономика сочеталась с непомерными налогами на крестьянские подворья, которые не только давали основной доход сельским жителям, но и существенно опережали колхозно-совхозный сектор по производству всех видов сельскохозяйственной продукции, кроме зерновых. Экономический нажим на деревню усугублялся социальным давлением и прямой дискриминацией сельского населения,

которое было "прикреплено" к колхозам из-за отсутствия паспортов и не имело даже относительной свободы передвижения.

Необходимость скорейшего изменения сельскохозяйственной политики осознавалась всеми преемниками Сталина, по-разному, однако, понимавшими суть преобразований на селе. На начальном этапе "коллективного руководства", совпавшем с острой борьбой за власть, исследователи выделяют два основных варианта нового аграрного курса. Их идеологами были Маленков и Хрущев, которые по-разному определяли приоритеты сельскохозяйственного развития. Суть мер, предложенных Маленковым в августе 1953 г., состояла в снижении налогов, прекращении административного давления на личное подсобное хозяйство и наделении крестьян элементарными социальными правами (первоочередной мерой была, конечно, выдача паспортов). Ни о каких дополнительных инвестициях речь не шла. Предполагалось "включение" экономического механизма: из-за резкого снижения обязательных налоговых выплат колхозы смогут направлять полученную прибыль на улучшение машинно-тракторного парка, расширение производства, социальную сферу и пр. Кроме того, считалось, что свободное развитие личного подсобного хозяйства позволит довольно быстро справиться с нехваткой продуктов. Таким образом, на основе экономических рычагов свободно и естественно должны были развиваться и колхозносовхозная экономика, и крестьянское хозяйство.

Хрущев представлял себе выход из сельскохозяйственного тупика по-другому. Его основная идея состояла в "индустриализации" сельского хозяйства: превращении колхозов в

крупные хозяйства со своей машинно-тракторной базой, а крестьян — в рабочих совхозов. В результате этого труд сельского жителя должен был, по мнению Хрущева, максимально приблизиться к труду горожанина и стать свободным от "мелкобуржуазных пережитков". Эти идеи были уже известны по проектам "агрогородов", они сочетали в себе социальные иллюзии и привычный административно-бюрократический стиль управления сельским хозяйством.

Сентябрьский пленум 1953 г.

Острота ситуации и общая запущенность положения превратили аграрную политику в один из ключевых вопросов весной — летом 1953 г. Первоочередные меры были сформулированы на сессии Верховного Совета СССР в августе 1953 г. Они сводились к повышению закупочных цен на сельхозпродукцию, увеличению капиталовложений в аграрный сектор экономики и радикальному изменению отношения к подсобным хозяйствам. С подсобных хозяйств были "списаны" недоимки по обязательным госпоставкам, а сельхозналог был уменьшен в 2 раза.

Это было ядром новой хозяйственной политики, окончательно сформулированной на сентябрьском пленуме в 1953 г. Здесь впервые было прямо сказано об ужасающем положении на селе. Был декларирован переход от административно-бюрократического управления сельским хозяйством к экономическим методам. Экономическая заинтересованность должна была стать основным стимулом развития колхозной экономики, опираться на существенное расширение хозяйственной самостоятельности колхозов и совхозов. По сути, впервые после нэпа было признано необходимым повысить материальную заинтересованность крестьян в повышении продуктивности личного подсобного хозяйства. В этом направлении были сделаны практические шаги, сразу же облегчившие положение на селе. Так, в 1952—1958 гг. произошло резкое повышение государственных закупочных цен, которые выросли на пшеницу в 6 раз, а на крупный рогатый скот в 12 раз. В 1954 г. был отменен налог на коров и свиней, находящихся в собственности крестьян, а с 1958 г. прекращалась обязательная сдача сельхозпродукции с личного подсобного хозяйства. Это дало прекрасный результат: сельское хозяйство впервые после проведения коллективизации стало рентабельным, был отмечен исключительно высокий рост объемов производства, валовая продукция которого к 1958 г. выросла более чем на треть. Доходы колхозников продолжали расти до 1957—1958 гг.

Однако намеченная программа была проведена не полностью. Ее реализация проходила крайне противоречиво по нескольким причинам. "Аграрная либерализация", как и изменения в других областях, совпали с борьбой за власть между Маленковым и Хрущевым.

В этой ситуации конкретные хозяйственные решения становились средством реализации личных амбиций. Исключительно важное значение для определения типа сельскохозяйственной политики имел январский 1955 г. пленум ЦК, на котором линия Маленкова была подвергнута критике, а сам он обвинен Хрущевым в попытках завоевать "дешевую популярность" в народе. Хрущев одержал верх, но его положение во власти еще не было монопольным. Ему надо было исключительно быстро добиться ощутимых сдвигов, прежде всего в продовольственном вопросе. Ставка на немедленный успех естественным образом привела его к привычному административно-бюрократическому руководству сельским хозяйством. Добившись монопольного положения в определении экономической политики страны, Хрущев, как и большая часть тогдашних руководителей, не был готов к пересмотру общественных отношений и расширению теоретических построений. И если использование экономических механизмов еще как-то вписывалось в привычную социологическую схему, то материальная заинтересованность, тем более как главный рычаг сельскохозяйственной политики, постоянно вступала в противоречие с представлениями о

собственности и порождаемой ей психологией. Меры по подъему сельского хозяйства Хрущев сформулировал в январе 1954 г. в докладной записке в ЦК.Он делал ставку на резкое увеличение урожайности, в первую очередь, зерновых культур. С его точки зрения,

необходимо было существенно расширить посевные площади, распахав степи Северного Казахстана, Сибири и Урала, а также изменить структуру посевов за счет увеличения удельного веса кукурузы.

Целинная эпопея

К осуществлению своей программы Хрущев приступил в конце февраля — начале марта 1954 г., добившись на очередном пленуме ЦК решения об освоении целинных и залежных земель Северного Казахстана, Сибири, Алтая и Южного Урала, а также некоторых районов Поволжья и Северного Кавказа. С этого момента началась "целинная эпопея", ставшая одним из наиболее ярких событий советской послевоенной истории, очередной "легендарной страницей подвига ленинского комсомола" и отразившая весь спектр иллюзий и противоречий того времени. "Целина" — явление комплексное, поскольку экономика здесь была тесно переплетена с идеологией и коммунистическим прожектерством, трудовые будни с пропагандистским пафосом, а действительная история целины долгие годы подменялась мифом. В качестве второго секретаря ЦК КП Казахстана в целинной эпопее хорошо проявил себя Л.И.Брежнев, поделившийся в начале 1980-х годов своими воспоминаниями, рекомендованными для обязательного изучения всему взрослому населению страны.

Существенное расширение площади пахотных земель совпало с общемировой практикой того времени. Однако освоение целины началось без всякой предварительной подготовки, при полном отсутствии инфраструктуры — дорог, зернохранилищ, квалифицированных кадров, не говоря уже о жилье и ремонтной базе для техники. На ударную "битву за хлеб" отправляли все производимые в стране тракторы и комбайны, мобилизовывали студентов на время летних каникул, отправляли в сезонные командировки механизаторов. Это вело к высокой себестоимости целинного хлеба, которая была гораздо выше, чем в центре России. Природные условия степей не принимались во внимание: не учитывались песчаные бури и суховеи, не были разработаны щадящие способы обработки почв и адаптированные к этому типу климата сорта зерновых. В результате урожайность на целине была в среднем ниже общесоюзной. Освоение целинных земель превратилось в очередную кампанию, якобы способную в одночасье решить все проблемы с продовольствием. Процветали авралы и штурмовщина: то там, то здесь возникала неразбериха и разного рода неувязки. Курс на освоение целинных и залежных земель консервировал экстенсивный тип развития сельского хозяйства. Огромные ресурсы были сосредоточены на воплощении этого проекта: за 1954—1961 гг. целина поглотила 20% всех вложений СССР в сельское хозяйство. Из-за этого аграрное развитие традиционных российских районов земледелия осталось без изменений и застопорилось. Освоение целины шло форсированными темпами: если за два года предполагалось распахать 13 млн га, то в действительности распахали 33 млн га. На целине только в первые два года было создано 425 зерновых совхозов, аграрные гиганты создавались и позже. Благодаря экстраординарному сосредоточению средств и людей, а также природным факторам новые земли в первые годы давали сверхвысокие урожаи, а с середины 1950-х годов — от половины до трети всего производимого в СССР хлеба. Однако желаемой стабильности, вопреки усилиям, добиться не удалось: в неурожайные годы на целине не могли собрать даже посевной фонд, в результате нарушения экологического равновесия и эрозии почв в 1962—1963 гг. настоящей бедой стали пыльные бури. Освоение целины вступило в стадию кризиса, эффективность ее возделывания упала на 65%.