М. А. Рейснер

Михаил Андреевич Рейснер (1868 – 1928), советский правовед, член РСДРП (б), активный участник революционного движения в России (1905 – 1917), один из разработчиков первой советской Конституции (1918), профессор Санкт-Петербургского университета. Книга «Право. Наше право. Чужое право. Общее право» написана автором в 1925 году.

Право. Наше право. Чужое право. Общее право.

(Извлечение)

Уже на седьмом году революции в Советской России чрезвычайно усилился интерес к праву. В области реальных взаимоотношений мы находим положительно расцвет законодательства и кодификации. За многочисленными томами декретов, законов и постановлений, которые издавались Советами с первых дней революции, в настоящее время последовали более или менее систематизированные кодексы, которые как бы приближаются к созданию некоторого не только законодательства, но и того, что мы могли бы назвать советским правом. ...

Наши марксисты, впрочем, совершенно не интересовались вопросами правовой идеологии, несмотря на то, что и сама революция, и последовавшая затем эпоха военного коммунизма ставили в высшей степени важные и серьезные вопросы об отношении пролетариата к праву. ... А между тем победа революции дала совершенно исключительные материалы не только для практического построения права, но и для теоретической революции в области правовой науки. ... Когда в этот период шла речь о праве и правовом порядке, он представлял собой наиболее чистое воплощение социалистического мировоззрения, как оно сложилось среди пролетариата и крестьянства. Трудовая повинность с одной стороны и трудовое землепользование с другой - таковы были важнейшие воплощения социалистического равенства, дополненного с другой стороны соответствующим участием в пользовании продуктами питания и широкого потребления, которые распределялись пропорционально трудовой ценности каждого гражданина в стране Советов. Поскольку же линия классового господства и в это время проходила по резкому рубежу между трудящимися и остатками раздавленного класса буржуазии, постольку же и здесь была чрезвычайно отчетливая граница между упраздненным правопорядком старого капиталистического общества и возникающим строем переходного социалистического периода. Неравенство, сложившееся на этой основе, опять-таки не было до конца и целиком юридическим. Напротив, здесь откровенно и прямо выступали друг против друга две стороны, и не было нужды находить какую-то общую справедливость, которая бы уравняла в призрачном равенстве фактически не только не равные, но и глубоко друг другу враждебные группы. ... И когда мы в это время писали наши декреты и постановления, то мы ... снабжали наши законы не столько угрозой принуждения, сколько агитацией и пропагандой, которые требовали добровольного подчинения. Там, где нужно было, мы действовали беспощадно железной рукой, но мы не превращали диктатуры пролетариата в какой-то фетиш, сходный с европейским суверенитетом, обладавший всеми свойствами господа бога. Нет, мы были политиками и администраторами, и уже на втором плане, а, может быть, и на третьем, юристами. ... Можно сказать, что тут мы весьма близко подошли к некоторому научному перелому и на первый план выдвинули экономику и управление, а лишь на третий - право. Можно было действительно надеяться, что мы для нашего права найдем какие-то новые пути, и классовое пролетарское право в Республике Советов получит иное выражение, нежели то было в государствах буржуазной культуры. Случилось, однако, иное. Республика Советов после военного коммунизма перешла к формам государственного социализма с предоставлением известной сферы действия частному капиталу. Беспощадную борьбу и подавление пролетариатом буржуазии сменило известное сожительство этих двух классов, причем в интересах мелкобуржуазных и крестьянских масс была установлена известная терпимость по адресу даже крупной буржуазии, и в качестве регулятора экономических отношений был допущен торговый оборот, хотя и с сохранением монополии за государственной промышленностью и внешней торговлей. Этот экономический поворот оказался решающим для нашей юридической мысли. ...

Перед революцией я думал, что право могло бы быть использовано нами, как революционное оружие. В настоящее время при наличии новой экономической политики и замедления мировой революции я склонен стать на противоположную точку зрения. Меня весьма страшат наши новые правовые увлечения, и я склонен возвысить свой голос в тех целях, чтобы предостеречь от безмерной юридизации наших порядков, даже на основе пролетарской диктатуры. Если право не «опиум для народа», то, во всяком случае, довольно опасное снадобье, обладающее в горячем состоянии свойствами взрывчатого вещества, а в холодном - всеми признаками крепкого, иногда слишком крепкого клея или замазки. А между тем мы сейчас предаемся такой страсти к юридизации, которая во многом напоминает ... картину деятельности буржуазных юристов после революции. Мы положительно тонем в море законодательства и бумажного правотворчества. ... Наш судебный аппарат, вполне нормаль перешедший от первоначального «революционного правосознания» к твердому процессу и материальному праву, не сумел найти правильных путей и ударился в крайность профессиональной юрисдикции. Наше высшее образование ... как будто целиком возвращается к старым фабрикам юридических дипломов, а место различных областей политики, хозяйства и управления начинаю занимать, совершенно по старым образцам, бесчисленные отрасли юридической догматики. ... И невольно возникает вопрос: оправдано ли такое стремление к воскрешению права? Не следует ли нам несколько ближе присмотреться к самой его природе и оценить, насколько эта надстройка представляет для нас сейчас необходимость, и если да, то в какой форме. ...

Правом делает право вовсе не государственное принуждение или классовый интерес господствующего класса, в противоположность «хаосу», «грабежам» и «насилиям». Но в основе права лежит нечто совершенно иное, что присуще ему на протяжении всех веков, начиная от первобытных времен и родового быта. ... Только удивительным невежеством можно оправдать утверждение, что будто бы не существовало никакого обычного права, и что право появляется впервые только с наличностью государственной власти. ... Возникновение права можно проследить в виде правопритязаний отдельных коллективов на основе мести, причем требования равенства с каждой стороны не могут найти удовлетворения, поскольку отсутствует какая бы то ни было возможность установить общий критерий равенства, и, следовательно, рождается бесконечный спор, который в случаях кровной мести может привести и действительно приводит к последовательному и взаимному истреблению родов. Так рождается субъективное право. По мере того как экономические отношения приводят к установлению более широкого общения и связей, открывается возможность соглашения между сторонами о создании посреднического или третейского суда, который и устанавливает общее право как общий критерий равенства, обязательный для спорящих сторон на основе интересов более широкого коллектива замиренной среды. Так устанавливается в виде общего права норма права или объективное право. ... Все эти лагманы, брегоны, судебные посредники и третейские судьи были той реальной инстанцией, изначально взявшей на себя силой необходимости создание права, которое получило характер права межродового. ... За первым правом обиженного рода и за противоположным ему правом обидчика явилось новое третье право - право, установленное посредником, которому первоначально безо всякого государственного содействия, свободно и добровольно подчинялись обе стороны. ... Первоначальный вид справедливости есть уравнение строго материальное и непосредственное - око за око, зуб за зуб. С развитием обмена справедливость даёт уравнение при помощи материального, а впоследствии и денежного эквивалента. На этом основании развивается справедливость пропорциональная, которая ... даёт выражение классовому неравенству. ...

В смысле нашего понимания права пристального изучения заслуживает феодализм. Здесь впервые право получило характер права классового, причем именно каждый отдельный класс, а подчас и его группировки создавали свое собственное право, в котором выразился классовый интерес. ... Поскольку существуют различные классовые интересы, постольку же при правовой организации общества имеются и различные системы права, из которых каждая носит строго классовый характер. Общее право есть только результат компромисса этих отдельных классовых прав, причем, естественно, в классовом обществе этот компромисс несет уклон в сторону наиболее сильной классовой группы. И если мы попробуем взять любую систему самого, казалось бы, единого права, по существу, мы найдем не что иное, как разрез глубокого геологического пласта, где отдельные правовые идеологии тянутся одна над другой в причудливой картине изломов и наслоений. В самом низу тонкая, кое-где расширяющаяся, линия крестьянского права, сдавленная и прорезанная слоем дворянского права. над классовой прослойкой трудового права - мощный пласт права предпринимателей и капиталистов, который деформирует линию труда. Но, в общем и целом, пестрый и противоречивый компромисс - живое отражение классовых интересов в идеологической форме кажущегося примирения под кровом общей справедливости. ... Феодальное право дает нам очень много для понимания права вообще. ... Формой для нахождения общего права здесь уже является не судебное решение, ... а договор. Этот договор принимается как форма компромисса между всё растущими классовыми группировками.

... Ясно из сказанного, что никакая юридическая система не может, по существу, представлять собой единой целостной классовой системы. Она всегда отличается пестротой и лоскутностью. Это лишь юрист воображает, что действует с априорными положениями. на самом деле, это всего лишь экономические отношения, и как мы могли убедиться, результаты классовой борьбы. ... Всякая система права, с этой точки зрения, есть компромисс, образованный из идеологических обрывков самых различных классовых идей, есть пёстрая ткань, которая создана на основе правовых требований и воззрений самых различных общественных классов. Это «право», сбитое из весьма противоречивых и часто взаимно друг друга отрицающий «прав». Пролетариат также ... несет с собой своё собственное право и вкрапливает его в буржуазные кодексы. ...

Благодаря Октябрьской революции классовое право пролетариата легло в основу нового правопорядка. ... Мы отметим лишь, что как раз первое время советского законодательства даёт исчерпывающую картину законодательства в социалистическом духе, вплоть до введения «всеобщей трудовой повинности» и полного запрещения частно-капиталистического торгового оборота. Само собой разумеется, что одним из первых актов Советской власти был Декрет о введении 8-часового рабочего дня и улучшении условий промышленного труда. ...

Подобно пролетариату и крестьяне пришли в революцию со своим классовым правом ... Декрет о земле является подробной формулировкой тех специально крестьянских правовых требований, которые впоследствии были воплощены в первом земельном кодексе. ...

Мы констатируем, во-первых, наличность права, и притом классового пролетарского и крестьянского права, с первых дней революции. И при этом, права, не созданного ею, и, тем более, не родившегося через два года после её начала в результате практики насилия. Но права, принесённого этими классами в революцию благодаря всей предшествовавшей классовой борьбе этих двух групп трудящихся. Во-вторых, мы должны отметить теперь другой факт: со времени новой экономической политики вместе с остатками старого буржуазного права выступает в качестве общественного фактора и буржуазия, которая открыто становится носителем своего буржуазного права и, насколько возможно, борется за осуществление его начал в противность классовому праву рабочих и крестьян. ...

В рамках наших условий право есть громадный аппарат умиротворения и примирения, который делает возможной наличность диктатуры пролетариата в крупно- и мелко- капиталистическом окружении, как во внутренних, так и во внешних отношениях. С другой стороны, то же право может стать реакционной силой, которая закрепит переходный период в его нэповской форме сверх всякой действительной необходимости, даст простор буржуазному праву в объёме, который может нанести серьёзный ущерб пролетарскому интересу и этим или замедлит ход врастания в коммунистическое общество, или сделает необходимой новую революцию для освобождения пролетариата от незаметно въевшихся буржуазных сетей.