Zima_uch_met_pos_11

тона: сущность вещи должна существовать отдельно и быть познаваема умом. Наряду с сущностью вещи (Аристотель сущность называет также формой), которая является основной причиной существования вещи, существуют, по мнению Аристотеля, еще три:

материальная, целевая и движущая. Впрочем, сам Аристотель в своей книге «Физика» эти четыре причины разбивает на две группы. В одну он помещает материальную причину, в другую — три остальных, рассматривая их как единую движуще-формально- целевую причину, которая и является сущностью вещи. Рассмотрим эти две группы.

Начнем с материальной причины, и я предлагаю вам обратить на нее особое внимание. С термином материя мы с вами знакомы, поскольку у нас уже шла речь о гилозоизме, характерном для философского мировоззрения ряда досократиков. Однако надо уточнить: термин «гилозоизм» досократики не употребляли. Он был введен в философию много позднее, в 1678 г. Кедвортом как раз для обозначения натурфилософских концепций досократиков. То есть, слова «хюле» (материя) в философском лексиконе досократиков просто не было. В греческую философию термин материя был введен именно Аристотелем. Здесь, кстати, мы с вами сталкиваемся с одной особенностью историко-философского исследования, о которой, безусловно, надо помнить. У философа мы можем

ине встречать определенного термина, но это не означает, что если нет термина, то и определенная проблема не обсуждается. Смысл может выражаться разными словами, поэтому элемент реконструкции, связанной с интерпретации взглядов философа, особенно это касается творчества ранних мыслителей, более поздними исследователями всегда так или иначе присутствует. Так вот, если говорить о материи в значении, наиболее близком в плане проблемы тому, который использует Аристотель, это будет платоновское пространство, которое служит местом и средой, в которой возникают и гибнут эмпирические вещи. Платон называет ее также «матерью», «кормилицей», «восприемницей», «воском», на котором запечатлеваются оттиски вечно сущих идей. Эти оттиски

исоставляют наш эмпирический мир. Для Платона, таким образом, использование категории материи служит логическим реше-

61

нием проблемы обоснования множественности эмпирического мира наряду с неизменным миром идей. Эта материя в принципе непознаваема, непознаваема не только умом, но и чувствами, поскольку не является идеей и полностью лишена какой-либо определенности.

В школе на уроках физики и химии вы знакомились с понятием материи в значении вещества, то есть того, из чего все состоит, и что обладает определенными свойствами. У Платона мы видим иной подход к проблеме существования эмпирической реальности. Его принципиальное отличие в том, что платоновская материя — это не вещество, оно не обладает никакими познаваемыми свойствами, поскольку познаваемо только то, что принадлежит к сущностям, то есть идеям, и принципиально противопоставлено материи. Если мы зададимся вопросом, что представляет собой вещество в естественных науках, мы обнаружим, что это не более, чем составные части, то есть всегда нечто определенное, как и то, что из этого вещества состоит. В этом смысле мы не можем указать действительную природу различия между предметами и составляющей их материей, в то время как у Платона проводится четкое противопоставление между подлинным бытием и материей, полностью противоположной ему.

Аристотелевское понимание материи близко к платоновскому в той части, что в качестве онтологической категории призвано объяснить существование множественности и изменчивости в эмпирическом мире. Но в ряде других положений Аристотель идет своим собственным путем. Мы помним, что для него исходная задача — обосновать реальность эмпирических вещей. И здесь категория материи играет решающую роль. Материя у Аристотеля — это не просто противоположность подлинному бытию, как у Пла-

тона. Материя — это бескачественное подлежащее всех форм.

Скажем проще. Любой предмет состоит из формы и материи. Предмет — это не отпечаток идеи в материи, это совокупность идеи (формы) и материи, которые не существуют отдельно друг от друга; но познаваема в вещи только ее форма. Кстати, Аристотель отсюда делал вывод, также противоположный платоновскому. Он отрицал предсуществование и самостоятельное существование че-

62

ловеческой души как формы (сущности) тела. Кроме того, Аристотель различает два вида материи. Один из них «то, из чего вещь состоит» и то, «из чего вещь возникает» близок по значению материи как вещества предмета. Это так называемая «последняя материя». Другой — так называемая «первая материя», то, что останется, если лишить вещи всех их форм, то, чему нельзя дать какоелибо конкретное определение и в этом смысле непознаваемое.

Кроме того, соотношение между материей и формой Аристотель описывает, вводя ряд новых, эпохальных по своему значению, категорий, навсегда вошедших в язык философии. Это — ка-

тегории возможности и действительности. По Аристотелю,

материя есть возможность вещи. И только оформляясь, становясь вещью, материя переходит из возможности в действительность (становится энтелехией). Таким образом, именно форма вещи является ее действительностью. Можно сказать и так: вещность в вещи принадлежит не материи, а форме. Для нас звучит непри-

вычно, не правда ли? Ведь для нас кажется очевидным, что любая эмпирическая вещь состоит именно из материи, из вещества. Но давайте посмотрим внимательнее. Предположим, перед нами ка- кая-нибудь железная деталь. Кажется, что на вопрос, из чего она состоит, ответить очень легко. Из железа. Ну, хорошо. А железо (железо как вещество данной детали), из чего состоит? Из атомов железа. А атомы? Из протонов, нейтронов, электронов в определенном количестве? Стоп! Давайте уточним. Из чего все-таки эта деталь состоит, из атомов, или протонов, нейтронов, электронов? Аристотелевское правило непротиворечия мы проходили. Следовательно, либо деталь состоит из атомов, либо из набора элементарных частиц. Мы привыкли считать, что это, в сущности, одно и то же. Ведь атомы-то состоят из элементарных частиц. На самом деле деталь не может состоять одновременно из того и другого. Ведь если это было бы так, мы могли бы найти одновременно и атомы и частицы (попробуйте представить следующую ситуацию: все элементарные части извлекли, а атомы остались). Но одновременно это сделать невозможно! А еще мы могли бы продолжить наше путешествие вглубь этих частиц. Так что же получается? А получается вот что! Мы, безусловно, вправе утверждать, что эта

63

деталь из чего-то состоит. Но поскольку одновременно она состоять из всего сразу не может, мы вынуждены прийти к выводу, что перед нами просто многообразие названий, которое мы даем одному и тому же, в зависимости от эмпирического ракурса нашего рассмотрения. Просто сказать, что деталь состоит из атомов, оказывается равносильно тому, чтобы сказать, что она состоит из элементарных частиц и т. д. На самом деле все, что мы вправе заключить, это то, что она просто имеет нечто иное в себе самой, и это нечто является уже не деталью, а чем-то иным. Вот эту инаковость вещей и имеет в виду Аристотель, когда говорит о вещи как единстве материи и формы. Именно форму мы может выразить в понятии, а вот материю не можем. Поэтому, когда мы говорим об атоме как ином вещества, или об элементарных частицах как ином атома, мы вправе сказать, что железо, атом, элементарные частицы — это формы или та самая последняя материя, взятая друг по отношению к другу (атом есть материя железа, элементарные частицы есть материя атома и т. д.); а вот это самое иное, рассмотренное как принцип устройства эмпирической реальности, и есть материя как таковая, материя, которую мы не можем наименовать, ибо она совершенно неоформлена. Об этой материи и говорит Аристотель как о возможности, о чистой возможности стать действительностью, будучи оформленной в вещь. Однако возможностью является не только первая материя. Последняя материя также является возможностью. Например, железо может стать в действительности деталью, проволокой, трубой и т. д., а пока не стало, является просто железом, будучи в возможности и тем, и другим, и третьим. При этом надо иметь в виду, что любой железный полуфабрикат уже будет иметь определенную форму, то есть является действительностью. Чистой возможности мы эмпирически наблюдать не можем, поскольку, как уже было сказано, чистой возможностью является материя, которая непознаваема. Таким образом, именно благодаря своей материальной составляющей вещи могут изменяться, то есть становиться чем-то иным. Форма всегда дискретна и изменяться не может. Поскольку у Аристотеля материя — понятие относительное, то она не просто небытие, как у Платона, а небытие чего-то, той вещи, которая из нее

64

может возникнуть под воздействием трех других причин. Это позволяет Аристотелю рассматривать материю как потенциальное бытие. Благодаря такому пониманию материи, Аристотель считает возможным объяснить все процессы возникновения, изменения

идвижения, то есть перейти к динамическому пониманию бытия.

Становится понятным, почему три других причины Аристотель рассматривает как единую причину. Форма по отношению к материи, то, к чему стремится предмет, одновременно оказывается и целью, поскольку задает направление ее преобразования (из частиц возникают атомы, из атомов вещество), оказывается принципом завершенности и совершенства. А последовательная череда преобразований, само превращение материи в вещь может рассматриваться как движение. Такое понимание движения как целесообразного, то есть рассмотренного в аспекте формы-цели, ему присущей, получило название телеологического. Аристотель — основатель телеологической традиции в философии.

Есть одно важное отличие формы и материи. Являясь чистой возможностью, материя самостоятельно существовать не может, в то время как форма вполне может быть мыслима и без материи. А поскольку мыслит форму разум, то именно разум оказывается формой всех форм, некоторой формой, вмещающей в себя все остальные. Поскольку форма есть действительность, то форма форм является чистой действительностью, в которой нет никаких возможностей, и, следовательно, является вечным и неизменным началом бытия — Богом, которого Аристотель понимает как чистый Ум, жизнь которого представляет собой деятельность этого Ума.

Скажем несколько слов о физике и космологии Аристотеля в связи с тем влиянием, которое они оказали на последующую не только античную, но и средневековую науку. Нам это понадобится

ив дальнейшем, когда мы будем рассматривать вопрос о генезисе новоевропейской философии и естествознания.

Физических трактатов у Аристотеля четыре: одноименная «Физика», «О небе», «О возникновении и уничтожении», «Метеорологика». Физика, или вторая философия по классификации Аристотеля, как мы помним, занимается изучением сущностей, вопервых, существующих самостоятельно, во-вторых, движущихся.

65

Как Аристотелю удается онтологизировать движение, мы тоже рассмотрели. Движение и является основным предметом рассмотрения у Аристотеля в его физических трактатах. Аристотель различает четыре вида движения: движение в отношении сущности, количества, качества и места. Движение в отношении сущности — это возникновение и уничтожение вещей. В отношении количест-

ва — увеличение и уменьшение. В отношении качества — превращение одной вещи в другую. В отношении места — пространст-

венное движение. Разработка проблемы движения — безусловная заслуга Аристотеля, поскольку в ходе ее он, во-первых, дает решение знаменитых апорий Зенона, а, во-вторых, вводит понятия по-

тенциальной и актуальной бесконечности.

Именно с неразличением этих двух понятий, по мнению Аристотеля, связана ошибка Зенона в апориях «Дихотомия» и «Ахилл и черепаха». Пример потенциальной бесконечности вам хорошо знаком. Это — ряд натуральных чисел, который теоретически можно продолжать до бесконечности, прибавляя к самому большому числу единицу. Однако это вовсе не означает, что практически (актуально), все эти числа действительно существуют. Поэтому Зенон не прав, когда указывает, что за конечное время нельзя пройти бесконечное число частей, из которых состоит определенный отрезок. На самом деле, отрезок бесконечно делим только потенциально, а актуально он дискретен. В противном случае, и время движения можно было бы представить как состоящее из бесконечного числа мгновений. Есть и другой аргумент. Актуально бесконечное невозможно помыслить, поскольку оно не может иметь формы, то есть, у него нет сущности. В каком-то смысле аналогом актуальной бесконечности может быть лишь первая материя, которая как раз непознаваема. Что касается апории «Стрела», то ошибка Зенона, по мнению Аристотеля, заключается в том, что он отождествил пространство и место. Стрела действительно занимает некоторое место, но нет пространства как такового в качестве некоторого вместилища, пустоты. Знаменитый принцип Аристотеля: «Природа не терпит пустоты». Пространство и место (как ограниченность одного тела другим) — одно и то же. А поскольку актуальной бесконечности не существует, то нельзя ска-

66

зать, что любое место обязательно будет в другом месте; возможно место, которое не будет в другом месте, не занимает места, поэтому утверждать, что стрела в любой момент покоится, неверно.

Несколько глав своей «Физики» Аристотель специально посвящает рассмотрению проблемы времени. Замечательно, что на нескольких страницах Аристотелю удалось затронуть большинство таких аспектов данной проблемы, которые останутся предметом напряженных размышлений многих философов вплоть до сегодняшнего дня. Вот лишь один пример. Для нас очевидным кажется существование времени. Время идет. Прошлого не вернуть. Неумолимый ход времени. Вот первое, что сразу приходит в голову.

Апопробуйте ухватить суть времени. Что это такое? Так вот, Аристотель и начинает свои рассуждения с того, что позволяет себе усомниться в существовании времени. Вот как отвечает Аристотель на свой собственный вопрос о существовании времени. Что время или совсем не существует, или едва существует, будучи чем-то неясным, можно предполагать на основании следующего. Одна часть его была и уже не существует, а другая — в будущем, и ее еще нет; из этих частей слагается и бесконечное время и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию. Кроме того, для всякой делимой вещи, если она только существует, необходимо, чтобы, пока она существует, существовали бы и ее части, или все, или некоторые, а у времени, которое делимо, одни части уже прошли, другие только будут, и ничто не существует. Вы, кстати, должны хоро-

шо представлять, что окончательного ответа на этот «простой» вопрос так никто из философов и не предложил.

Космологические представления. Одна из основных аксиом здесь: неоднородность пространства нашей Вселенной. Аристо-

тель различает мир надлунный и подлунный, или земной. Земной мир, в котором мы живем, состоит из четырех элементов: воздуха, огня, земли, воды. Эти элементы могут превращаться друг в друга.

Авот небесные сферы надлунного мира состоят из особого пятого элемента — эфира — который ни во что не превращается. Поэтому и движение небесных тел является совершенным, то есть кру-

67

говым и вечным. Ничего подобного на Земле нет. Законы движения тел на Земле и на небе различаются. Поскольку актуальной бесконечности не существует, Аристотель считает вселенную ограниченной и конечной. За ее пределами находится перводвигатель — Бог, который и задает движение небесных сфер. Другое важное положение Аристотеля — учение о так называемом «естественном месте тел», тесно связанное с учением о неоднородности мира. Аристотель выводит его из простых данных опыта. Брошенный камень летит по дуге и падает обратно на землю. Значит, там его естественное место. А пламя от свечи поднимается вверх. Его место наверху.

Наконец, обратим внимание на ряд положений аристотелевской этики, которые отличаются от взглядов предшественников. В основе этического учения Аристотеля — представление о человеке как существе не только разумном, но и свободном. В основе свободы лежит такое свойство человеческой души, как воля. Воля и разум в человеке могут не сводиться друг к другу. Здесь видно отличие Аристотеля от сократовского понимания зла как незнания. Человек может совершать безнравственные поступки не только потому, что не знает, как поступать правильно, но и потому, что не обладает должной волей для этого. Поэтому воля — это то, что является предметом упражнения. Чтобы научиться совершать нравственные (добродетельные) поступки, человек должен уделять внимание не только образованию, но и воспитанию.

Аристотель предлагает также критерий для поступков, которые могут считаться добродетельными. Таким критерием является мера — середина между избытком и недостатком, которые являются двумя пороками. Например, мужество — это добродетель. Одна крайность здесь — трусость, то есть недостаток храбрости; другая — безрассудная отвага. И то и другое — плохо. Добродетель щедрости находится посередине между скупостью и мотовством.

Эллинистическая философия. Эллинистический период в ис-

тории античности — это период между двумя империями — Александра Македонского и Римской. Завоевания Александра Македонского привели к созданию огромной державы, в которую оказались включены народы с различными культурными, духов-

68

ными, политическими и религиозными традициями. Для греческой философской мысли это обернулось знакомством с иными мировоззренческими системами и определенным их влиянием. Если же говорить шире, то этот период для традиционного мировоззрения греков вообще критический. Кризис полисной системы, военные конфликты, нарушавшие привычный уклад жизни, больше становится несчастий, болезней. Философия, мировоззренческие приоритеты которой во многом определяются жизненными реалиями, в этих условиях меняет свою ориентацию. На смену традиционному интересу к проблематике онтологической и гносеологической, приходит интерес к проблематике этической: философы пытаются, прежде всего, найти ответы на вопросы о смысле жизни в окружающем человека мире, отнюдь не всегда приветливом к нему. Характерная черта этого периода — возникновение новых фило-

софских школ — эпикурейской, стоической, скептической. Что касается источников, то они в большей степени утрачены.

Небольшое замечание по поводу периодизации. Строго говоря, хронологические рамки существования означенных школ не совсем совпадают с хронологическими рамками эллинизма как исторического явления. Мы с вами в нашем курсе придерживаемся периодизации античной философии, принятой в современной историко-философской науке, но в большинстве учебников вы можете встретить несколько упрощенный вариант периодизации, при котором эллинистический период продолжается до самого конца античности (иногда в нем дополнительно выделяют римский период). При такой упрощенной периодизации оказывается, что период существования школ совпадает с эллинистическим периодом. На самом деле это не так. Указанные школы пережили период эллинизма, но не дожили до конца античности. Для нас это особенно важно, потому что позволяет отчетливо увидеть, что венцом и завершением античной философии оказывается именно неоплатонизм, в котором античность возвращается к традиционной онтологической проблематике.

Проблема смысла жизни, которая интересовала эллинистических философов, это, так или иначе проблема счастья, которое как известно, каждый понимает и представляет по-своему. Чем же то-

69

гда может помочь философия, особенно если человек понимает, что от него самого порой очень мало зависит, чтобы сделать самого себя счастливым? Все очень просто. Философия учит человека тому, что счастье может зависеть не только от внешних причин, которые человеку не подвластны, но и от самого человека, его взгляда на мир, от правильного понимания устройства этого мира. Ведь часто человеку лишь кажется, что обладание чем-то может сделать его счастливым. А на самом деле, человеку это что-то может быть либо просто не нужно, а то и вредно, либо кажется желанным именно потому, что кажется легко достижимым. Философия, поэтому, чаще всего призвана помочь избавиться от иллюзий, а истинная мудрость проявляется именно в сфере ценностей.

Различные эллинистические школы предлагают свои рецепты мудрости, которая поможет человеку обрести гармонию с тем миром, в котором он существует, стать счастливым, правильно сформировав свой взгляд на мир и свою систему ценностей.

Например, Эпикур (342–271) говорил, что он стремится освободить людей от трех видов страха: перед небесными явлениями, богами и смертью. Для этого он и разработал физическую часть своей системы. Эпикур был атомистом и материалистом, отрицая существование сверхъестественного и объясняя происходящее в мире естественным движением атомов. Познать естественную причину любого явления (а других, по его мнению, нет), значит избавиться от страха, связанного с его необъяснимостью. Боги, считал он, на наш мир не влияют, поскольку существует целый ряд вселенных, подобных нашей, а они обитают между этими мирами. Что касается смерти, то ее бояться не надо по простой причине. Когда человек жив, смерти еще нет. Когда он мертв, он уже не жив, то есть и не может испытывать страх. Бояться смерти бессмысленно, потому что бессмысленно бояться того, чего мы не знаем, а опыта переживания собственной смерти у нас нет. Кроме того, Эпикур отрицал бессмертие души, поэтому проблема страха перед загробным воздаянием, о которой говорил Платон, для Эпикура просто не существовала. Но, конечно, мы с вами можем возразить, что все страхи исчезают только в том случае, если мы признаем правоту эпикуровского материализма, что весьма сомнительно, если вспомнить аргументы предыдущих мыслителей.

70