Кликс Ф. Пробуждающееся мышление. У истоков интеллекта. 1983

СВ О Й С Т В А, УСЛОВИЯ И СПОСОБ Ф У Н К Ц И О Н И Р О В А Н И Я

АР Х А И Ч Е С К О Г О М Ы Ш Л Е Н И Я

Природа архаического мышления людей столь далекого прошлого требует более глубокого анализа, чем тот, который представлен в большинстве книг по антропогенезу. Попытаемся выделить вначале некоторые характерные особенности архаического мышления.

Первое его свойство — высокая степень слияния индивида с окружающей его природой. Непосредственная и постоянная конфронтация с силами физического мира и биологического окружения, масштабы которых превышают возможности воображения отдельного человека, создает очень эмоциональное и в конечном счете глубоко личное отношение к этим силам. Наиболее яркое выражение это находит в анимистическом мышлении, которое населяет природу божествами, демонами и духами. Действие природных сил приписывается фантастическим причинам. В соответствии с мыслительными привычками эти причины вычленяются и входят в обиход как одушевленность вещей и явлений. Древнейшие сказки доносят из седой предыстории остатки этого мышления: животные говорят друг с другом как люди, гром и молния вызываются человекоподобным существом; болезни причиняются духами; мертвые и боги бредут невидимыми путями, сохраняя, однако, мысли, чувства, желания и надежды живых.

Вторая характерная черта архаического мышления выражается в высокой степени интеграции индивида и социального сообщества, интеграции личности и рода. Род указывает на происхождение. Это существенное свойство тотемистической символики и ритуалов. Общий предок выступает как источник всех предписаний и начало всех правил совместной жизни. Его установления и санкции должны быть приняты каждым, они образуют «кодекс», закон. Эта общность истории определяет родство. Тотемный предок содействует закреплению характерных общих черт членов племени. Это усиливает вполне реальное чувство сопринадлежности, повышает готовность к отождествлению отдельного члена с сообществом. А там, где это оказывается недостаточно, начинают действовать наказания. Примечательно, что самые строгие наказания назначаются щ/и нарушении предписаний, связанных с тотемом: чаще всего емерть или изгнание, причем обычно смерти отдается предпочтение, свидетельством чего служат хроники майя (Thompson, 1977). Таким образом, вторым свойством, присущим архаическому мышлению, является сильная духовная, а также эмоциональная связь с сообществом.

Третьим свойством архаического мышления является высокая эмоциональная чувствительность и аффективная напряженность общения. Отчасти это могло быть связано с относительной неустойчивостью жизненных условий. Неопределенность вызывает высокий уровень возбудимости, который — по сравнению с эмоционально устойчивыми ситуациями познавательной достоверности и надежности — значительно ускоряет формирование аффектов страха или гнева.

152

Р и с . 37. Изображения животных из пещеры Альтамира свидетельствуют об иконической образности и точности воспроизведения деталей, характерных для архаического мышления и искусства. Подобные наскальные рисунки выполнялись по памяти в условиях очень плохого освещения.

Большая образность и тем самым иконическая полнота воспроизведения содержаний памяти, а также деятельности воображения является четвертым свойством архаического мышления. Реалистичность изображений в пещерах кроманьонцев (см. рис. 37) имеет в данном случае познавательную основу. Как нам представляется, она обусловлена высокой эмоциональностью. Выше уже отмечалось, что

153

сильный аффект влияет на формирование памяти. Но он также повышает пластичность и образность содержания памяти, хотя отнюдь не всегда точность воспроизведения. Тем не менее настенная живопись пещер Ласко, Альтамира, Тюк-д'Одубер мотивирована сценами сильнейшего аффективного содержания: угрожающие движения раненого зверя, убитый враг, раны, нанесенные оружием.

Сильная эмоциональность архаического мышления объясняется также характером тех жизненных переживаний, с которыми постоянно было связано как физическое, так и психологическое существование: смерть близких, рождение нового человека, голод и нужда, опасность со стороны врагов и забота о подрастающем поколении.

До сих пор мы говорили об общих свойствах архаического мышления. Его функцию следует рассматривать в двух отношениях. Во-первых, непознанное, новое, незнакомое в событиях, воздей-

154

ствиях и явлениях природы интерпретируется по аналогии с известным. Так, гром или наводнение считается наказанием некоего могущественного существа за оскорбление, пренебрежение или нарушение заветов. Таким образом, неизвестное становится объяснимым; неопределенность знания снимается определенностью веры. Анимистическое мышление заполняет широкие пробелы в знаниях о причинах природных явлений. Оно обеспечивает надежность поведенческих решений в таких ситуациях, где с рациональной точки зрения можно было бы ожидать от индивида полной беспомощности. Когнитивным механизмом, определяющим поведение в данных ситуациях, является умозаключение по аналогии.

Вторую функцию необходимо рассматривать в связи с организацией совместной жизни. Отождествление индивида с родовыми правилами создает сеть социальных связей. С дифференциацией разделения труда интересы отдельных членов племени расходятся. Но опасность разрыва социальных связей должна быть пресечена. Поэтому для противодействия индивидуалистическим тенденциям создается различная контрмотивация, в том числе и основанная на эмоциях страха.

В нашем обзоре были очерчены общие свойства, функции и некоторые существенные условия архаического мышления. Однако встает вопрос: в чем заключается необходимость возникновения архаического мышления и как она отразилась на характерных для него способах функционирования? В принципе некоторые указания на возможный ответ можно найти в уже проведенном анализе. Мы, однако, попытаемся дать этот ответ в более эксплицитной и связной форме, ибо, только зная основы формирования этого мышления, можно проследить пути его последующего преодоления.

Н Е О П Р Е Д Е Л Е Н Н О С ТЬ РЕШЕНИЙ К А К М О Т И В А Ц И О Н Н А Я О С Н О В А

ВЫРАБОТКИ ПРОДУКТИВНЫХ ФОРМ МЫСЛИ

Жизненные потребности кроманьонцев, кочевавших группами и лишь от случая к случаю задерживавшихся на одном месте, были относительно скромны. Эти потребности определялись условиями их жизни до последнего оледенения и во время него. А это означает, что удовлетворение различных жизненных потребностей в пропитании, защите, безопасности постоянно находилось под угрозой вследствие непредвидимых событий, которые часто ставили под вопрос саму возможность существования группы. Неудачная охота, нападение могучих хищников, засухи и длительные периоды похолодания, болезни, эпидемии и гибель труднозаменимых членов группы требовали постоянной готовности к коллективным ответным действиям1.

' Ф. Энгельс пишет и этой связи, что первобытная эпоха «при всех обстоятельствах останется для всех будущих поколений необычайно интересной эпохой, потому что она образует основу всего позднейшего более высокого развития, потому что она имеет своим исходным пунктом выделение человека из животного царства, а своим содержанием — преодоление таких трудностей, которые никогда уже не встретятся» в будущем ( М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 20, с. 118).

1 5 5

И лишь одно могло помочь как-то избежать этих бедствий — взгляд в будущее. Знание о том, чего следует ожидать, могло бы устранить или значительно уменьшить неопределенность решений, которая, как правило, связана с индивидуальным или коллективным страхом. Очевидно, что знание, касающееся будущих событий, имеет высокую социальную ценность. Оно является также решающей мотивационной основой, ведущей к выработке когнитивных стратегий, целью которых является предсказание будущего на основе воспринимаемых данных.

Каковы же основные моменты этого процесса? Мотивация побуждает индивида внимательно учитывать релевантные связи воспринимаемых им процессов и событий. На основе регистрации перцептивных связей во времени и пространстве, а также их фиксации в памяти (что является вполне доступным элементарным актом научения) становится возможным познание регулярных зависимостей между событиями. Предсказуемость становится возможной благодаря репрезентации в памяти этих регулярных связей.

В структуре архаического мышления формируются три стратегии предсказания будущих, еще не воспринимаемых событий на основе воспринимаемых свойств. Первые две стратегии являются собственно мыслительными и различаются в зависимости от того, что учитывается или регистрируется в некоторой взаимосвязи. Третья является разновидностью подражательной стратегии.

1. Индивидуальное систематическое наблюдение простран- ственно-временных связей и их зависимостей. Один из множества примеров такого типа содержится в сообщениях об индейцах племени «черная стопа»: они заблаговременно предсказывали приход весны по степени развития плода в чреве убитой самки бизоь(а. Такое предсказание, как правило, оказывается достаточно точным.

Возьмем второй пример: заклинание осагов (одно из племен сиу) связывает воедино одно дикое растение, маис и бизонов. Объясняется это переплетение таким образом: летом осаги охотятся на бизонов до тех пор, пока в прерии цветет указанное растение. Они

2. Вторая стратегия — умозаключение по аналогии на основе выделения сходных признаков. Примеры, иллюстрирующие эту стратегию, весьма многочисленны. Так, об одном племени пигмеев сообщается, что спорынья, имеющая форму зуба, применяется ими как противоядие при змеином укусе. Все, имеющее горький и обжигающий вкус, отождествляется с ядом. У индейского племени фангов беременные женщины должны избегать белок. Этот зверек обычно прячется в темной норе. Поэтому поев его мяса, женщина должна опасаться, что младенец не появится на свет, а ускользнет, как белка. Однако у представителей племени хопи эта аналогия носит обратный характер: зверьки способны быстро вырывать подземные ходы для бегства. Следовательно, употребление их в пищу благоприятствует скорым родам (см. Thompson, 1977).

56

3. И наконец, третья стратегия. Можно было бы сказать, что она основывается на подражании увиденному, которое может служить индикатором чего-то и тем самым служить для предугадывания будущего. С этой стратегией связаны процедуры колдовства и особенно магического действия. Можно привести бесчисленные примеры присвоения имен (Nomen est omen1): имена животных, такие, как «орлиный глаз» или «проворная лиса», должны придавать их владельцу силу, ловкость или другие способности образца, а названия цветов, используемые как имена, — красоту их носительнице. В колдовстве будущее событие даже не предсказывается, а вынуждается: жертва умиротворяет сердитых богов, и потому они «посылают» дождь или удачу на охоте.

Уже первоначальное знакомство с различным характером этих трех стратегий показывает, что они в разной степени пригодны для отражения свойств реальности и для экстраполяции будущего. Тем не менее все они, как будет показано ниже, содержат и рациональные элементы. Первые две стратегии прежде всего потому, что они позволяют, по крайней мере частично, схватывать реальные взаимосвязи и тем самым уменьшать неопределенность ситуации принятия решения. Что же касается третьей, то на основе веры она создает уверенность, которая также устраняет неопределенность принимаемых решений и тем самым страх.

Мы можем теперь обратиться к тем формам познания реальности, которые присутствуют уже в архаическом мышлении. Следует подчеркнуть, однако, что их результаты образуют основу постепенного, протекающего с различной скоростью в разных географических областях преодоления архаического мышления и перехода к понятийно-логическому освоению реальности.

КОГНИТИВНОЕ ПРОНИКНОВЕНИЕ В ВОСПРИНИМАЕМЫЙ МИР И ОБРАЗОВАНИЕ ПЕРВИЧНЫХ ПОНЯТИЙ

Исходный результат работы органов чувств всех высших организмов состоит в выделении признаков, то есть в извлечении из множества различных сенсорных впечатлений определенных фигуративных, цветовых, обонятельных и других характеристик. Это делает возможным селективное, выборочное соединение этих признаков в памяти. Но если из множества воспринимаемых признаков конкретного предмета некоторые выделяются и фиксируются в памяти, а другие опускаются, то обнаруживается большое число вещей, которые могут быть носителями таких признаков. Например, если медленно парящий полет, периодический взмах крыльев и падение с высоты (на добычу) выделяются в качестве признаков, то под эту совокупность признаков подпадают почти все виды хищных птиц. Примеры этого типа показывают, что в памяти имеется некоторое фиксированное сочетание признаков, на основе которого возможна

1 Имя — это предзнаменование (лаг.).

157

когнитивная классификация. Такие объединения признаков в памяти, безусловно, представляют собой понятия, но, поскольку эти признаки отражают лишь наглядные свойства вещей, мы называем их первичными понятиями.

Соединение признаков в определенное единство, зафиксированное в памяти, образует понятийную структуру. В соответствии с этим определением понятийные структуры являются основой когнитивной категоризации. Представители определенного множества объектов могут быть распознаны, то есть отнесены к соответствующему понятию, при помощи сопоставления перцептивной информации со структурой признаков, зафиксированной в памяти.

Все объекты, принадлежащие некоторому классу, в известном смысле эквивалентны. Они эквивалентны прежде всего с точки зрения связанного с ними поведенческого решения. Такое решение может быть направлено вовне (ответная реакция). Однако оно может оставаться и латентным, выступая в форме поведенческой установки.

Каждый воспринимаемый предмет может предстать перед нами в несколько различном обличье, что is принципе будет менять набор перцептивных признаков. В зависимости от той или иной основной мотивации из множества форм проявления одного и того же предмета мыслимый в понятии класс могут определять в одном случае

Следовательно, один и тот же предмет может принадлежат весьма различным семантическим классам: норка является грызу ном, животным, домашним животным, производителем, промысловым животным, живым существом, пушным зверем, наземным животным и т. д. В каждом примере имеются в виду несколько иные характерные для данного класса признаки. Этой стадии соответствует когнитивное значение слов как названий определенных понятийных структур. Слова, обозначающие понятийные структуры, связывают из множества воспринимаемых признаков те, которые значимы для принятия решений1. В поименованных свойствах вещей или событий отражается специфическое расчленение реальности, обнаруживается, что является критически важным для принятия решений и управления поведением, а что можно просто игнорировать. В системе языковых названий реальных вещей и событий отражается склад ума не только носителя языка, но в известном смысле и его языкового сообщества как особой этнической группы.

Таким образом, когнитивное расчленение реальности отражается в системе языковых названий. Свое исторически самое раннее выражение оно получает в классификационных системах архаического мышления. Необходимо отказаться от бытующего представле-

1 Наряду с этим и каждом естественном языке имеются также слова, которые "не обозначают какое-либо понятие, выполняя, например, чисто синтаксическую функцию.

158

ния, согласно которому слова кроманьонцев якобы состояли из возгласов команд и вспомогательных криков. Они применяли символы, использовали знаковые отношения для обозначения вещей, поэтому более правильно сравнивать мир их мыслей и обозначений с мировоззрениями древнейших племен индейцев, австралийцев или пигмеев, не испытавших еще влияния современных языков и культур. Можно ли обосновать это утверждение? Конечно. Если вспомнить названные вначале условия возникновения архаического мышления, то сопоставимые моменты обнаруживаются почти сами собой: отсутствие научных знаний о реальности и ее закономерностях, с одной стороны, стремление противостоять силам и принуждениям этой реальности и по возможности преодолеть их, с другой — все это ведет к возникновению близких форм мыслительной деятельности.

Теперь мы можем перейти к более детальному рассмотрению примеров архаических понятийных образований, обнаруженных у древнейших этнических групп Австралии, Северной и Центральной Америки, а также Центральной Африки.

ПОНЯТИЙНОЕ ПОЗНАНИЕ И ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЙ В АРХАИЧЕСКИХ СИСТЕМАХ ОБОЗНАЧЕНИЯ

При исследовании всех этих этнических групп было обнаружено, что особо тонкому понятийному расчленению подвергаются жизненно важные области и те объекты в них, которые наиболее непосредственно связаны с потребностями: растения, животные, болезни, отношения родства и т. д.

Индейцы североамериканского племени навахо вначале классифицируют все живые существа на говорящие и неговорящие. Как сообщают Райхард (Reichard, 1948), Вайман и Харрис (Wyman, Harris, 1941), Леви-Стросс (Levi-Strauss, 1973) и другие авторы, неговорящие существа затем подразделяются на животных и растения. Потом первые на основе очевидных воспринимаемых свойств подразделяются на: «бегающих», «летающих» и «ползающих». Далее каждая группа еще раз делится на «передвигающихся по земле» и «передвигающихся по воде», а также на «передвигающихся днем» и «передвигающихся ночью». Для всех этих описаний, основанных на отдельных признаках, имеются характерные названия. Легко видеть, что вместе с названием уже фиксируются определенные способы преследования и охоты на животных, названы времена и места, где их можно найти и т. д. Отсюда видно, что первоначальные названия понятий одновременно включают указания на возможные способы действования.

Еще убедительнее связь познания и поведения выступает в тех случаях, когда с некоторыми животными или растениями оказываются связаны определенные ритуалы. Это особенно бросается в глаза в случае магических действий с целебными растениями или с тотемными животными. У пеулов в Судане (Dieterlen, 1959) растения

159

распределены и соответствии с календарными и астрономическими датами. Для того чтобы удался определенный замысел, например женитьба на желанной девушке, следует после оклика «бодрствующего духа стад», ползая и извиваясь, выкопать вполне определенное растение в то время, когда солнце находится в строго заданном положении на небосклоне. Основываясь на сообщениях ряда авторов, Клод Леви-Стросс (Levi-Strauss, 1973) показал на примере дятлов, в какой степени различные признаки одного и того же вида животных могут вести — у разных племен, при отличающихся условиях жизни — к совершенно иным упорядочениям классов. У австралийских аборигенов дятел рассматривается прежде всего как птица, бегающая по деревьям и выдалбливающая отверстия. Индейцы североамериканских прерий характеризуют его как «красное животное», которое благодаря своим красным перьям на голове защищено от хищных птиц — «ведь никогда не находят его перьев». Пауни, племя обитающее в верховьях Миссури, устанавливают (как, впрочем, до них делали римляне) связь между дятлом и бурей или грозой. У ибанов с острова Борнео крик дятла означает предупреждение об опасности.

Примеры влияния жизненных условий на образование понятийных классов и названий чрезвычайно многочисленны. Племена индейцев, селившиеся в конце прошлого века на юго-западе Северной Америки и занимавшиеся садоводством, считали ворона прежде всего «потребителем садовых плодов». Индейские племена рыболовов и охотников северо-западного побережья Тихого океана видели в той же птице «поедателя падали и экскрементов». Выделение какой-либо частной совокупности признаков приводит к несколько иному значению и другой поведенческой установке по отношению к одному и тому же животному.

Последовательный выбор признаков, внутренне связанный с названием, формирует значение: у индейцев племени навахо дикий индюк именуется животным, которое «забивает клювом». Дятел становится «молотящим». Черви, личинки и насекомые не подразделяются на виды, но объединяются одним словом, которое одновременно означает кишение и шуршание. При наименовании жаворонков принимаются во внимание их удлиненные шпоры. Напротив, в английском названии жаворонка выделены перья на голове — «horned lark». Аналогичные примеры можно заимствовать из области цветообозначений. В языках многих первобытных народов имеются неотделяемые от объекта цветовые «имена». Часто вместо них для названия применяются как раз свойства объектов. Так, например, у индейцев племен бассейна Амазонки существует 300 различных названий зеленого в зависимости от оттенка тех растений или листьев, для которых характерна эта окраска.

Можно было бы продолжить перечень примеров, подтверждающих, что для понятийного познания существенна связь значений предмета с выбором признаков в сочетании с принимаемыми решениями или поведенческими установками. Разные классификации обусловливаются различными жизненными и ситуационными услови-

160

ями. Они не свободны от ценностных коннотаций, поэтому название и фиксирует, подобно штампу, то содержание признаков, которое значимо для принятия решений и последующего действия. Они выделяют тем самым свойства объектов, причем под углом их значимости для поведения. Не удивительно поэтому, что в архаическом мышлении за названиями признается та же сила и те же качества, что и за самими называемыми вещами.

Прежде всего следует подчеркнуть, что первые коллективные классификационные системы были выработаны в социальном контексте ранних ступеней общественного разделения труда. Вместе с ними появились систематические обозначения для различных форм проявления реальности. Классификационные системы сводили все богатство наблюдаемого к тем аспектам, которые были значимы для жизненных условий и поведенческих решений. Тем самым они облегчали ориентировку в неизвестном. Пигмей, столкнувшись с незнакомым растением, поступал следующим образом: он брал небольшой кусочек, обнюхивал листья, испытывал прочность пестика, рассматривал место произрастания. Очевидно, такое поведение определялось классификационной системой, принятой для обследования растений. Результаты делали возможным либо отнесение растения к определенному классу, либо констатацию: «ничто» — слово еще менее дифференцированное, чем наше «бурьян» (Unkraut).

С дальнейшим развитием разделения труда, а стало быть, и потребностей уточняются наблюдаемые признаки, дифференцируется множество называемых вещей и событий. У индейских племен существует совет старейшин, обсуждающий и принимающий решения относительно названий неизвестных объектов. Мы не знаем, было ли нечто подобное у кроманьонцев. У них имелись символы, которые тоже подвергались нормативному упорядочению. Но насколько можно судить по имеющимся данным, санкционирование нормы никогда не было делом только одного человека.

Таким образом, классификационные системы не просто облегчают ориентировку в необозримо многообразном мире, но собственно и делают ее возможной. Названия же способствуют сохранению в памяти именно тех данных, которые значимы для достижения целей в определенной ситуации. Становится возможным гигантский шаг вперед: из необозримого богатства воспринимаемого мира отбирается самое существенное и благодаря классификации сохраняется в памяти. Происходит когнитивное освоение некоторых форм проявления объективной реальности. Именно в этом глубокий рациональный смысл архаического классифицирования1. Его внутренние ограничения связаны с тем, что значимые для классификации признаки всегда являются перцептивными, то есть лежат как бы на поверхности предметов и событий. Здесь познание наталкивается на известную преграду, что порождает необходимость сделать непонятное понятным при помощи мифа.

1 А также причина происходящего с тех пор постепенного преобразования классификационных систем.

161