_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 1

РАЗГОВОР С ВЕТРОМ

Бормотанье ночного ветра В мое окно:

Неужели не все равно, Где ты ляжешь горсточкой пепла?

Не кори меня, жесткий ветер, Что хожу по твоей земле, А черемуха мне милей Всех пальм на свете.

И бывает горько порой В уличном гаме

Тусклыми чужими словами Говорить с детворой.

Улетела Жар-Птица прочь, И не поймать ее...

Эмигрантка? Нет, просто дочь, Разлученная с матерью.

1972

Нью-Йорк

Ты помнишь вишенье и камни, И зыбкий мостик чрез ручей? Сказала всё твоя рука мне В тот миг кончавшихся страстей, Где человек уже ничей.

Еще усилие — и берег, Еще последний вздох — и лёд!

Исердце верит и не верит,

Иждет, и уж давно не ждет...

Авдруг она с ним не дойдет?

Истрашно тем, что нету страха — Все ужасом в душе сожгло.

Пусть вместо лодки будет плаха, На ней топор, а не весло — Ах, только бы перегребло!

Ивот он, Днестр, закрытый в кручи, Как ход огромного крота,

Ипервый лед, сырой, тягучий,

Иветра из-за каждого куста Всешелестящие уста.

Илодки нет! И нет надежды,

Ия один! И ты одна!

Но тихо открывает вежды Ребенок, вспрянувший от сна...

Нет, мы перебежим, жена!

з

Мы пришли по обмерзшей отмели В эту ночь, в последний раз, Мы из чаши бедствий отпили Слишком много, будет с нас.

Пусть челнок неверно выдолблен, Пусть коварен ледоход. Приговор судьбою вымолвлен, Вспять река не потечет.

^Зак. 878

Облаками серебристыми Ясный месяц запылен.

Кто наш челн причалит к пристани, Одиссей или Харон?

4

Ш уршит ледок,

Асердце бьется...

Авдруг челнок Перевернется.

И берег нем, А сердце бьется...

Не лучше ль тем, Кто остается?

Ну, не смешно ль, Как сердце бьется...

Утихла боль, Тоска уймется.

Родная Русь, К ак сердце бьется...

Когда вернусь И все вернется?

1920 Кишинев — Прага

ДВОЕ

ОН

1

Мысленно жизнь потрогав, Отдергиваюсь назад.

Впрошлом — вапа грббов,

Вбудущем — долгий ад.

Странное сердце бьется. Подталкивает жить.

Значит, где-то вьется Парками тонкая нить.

Пережитое забыто, Сброшено с плеча, А мой Пегас копытом Еще не выбил ключа.

И от живого колодца Не пил еще мой рот. Странное сердце бьется, Не умирает, — живет.

2

Ну да, живу. По каплям дни Текут в бадью пустой надежды, И нету праздничной одежды Для тех, кто, как и мы, одни.

Есть солнце, но оно не наше, Есть ветер, но не ласков он. Один охрипший граммофон Кудахчет, и, под хрип и стон, Вся жизнь вокруг руками машет.

Иместо действия — Москва,

Ивремя — девятьсот двадцатый. Ах, если б о косяк проклятый Хватиться насмерть головой!

з

Да, может быть, и грубо Всё есть, и есть, и есть, Забыв, что в мире Люба И кто-то третий есть.

Да, может быть, и гадко Бояться умереть, И от других украдкой

Жевать сырую снедь.

Но сами ловят зубы, Но сам хватает рот И, пакостный и грубый, Жует, жует, жует.

4

Скучных дней пустая суть Тянется, как нить на спицах...

Лишь бы как-нибудь вздохнуть! В небылицах иль в былицах — Прежней жизнью отдохнуть.

Стерлась в черством сердце жалость,

Кгорлу хлынула комком,

Как безжалостна усталость...

Сердце только и осталось

Впразднословии пустом.

Слово есть, и слова — нету. Слава — дым, и, словно сон, Бывших дней звенит по свету Стертый в ходкую монету Прежних кладов перезвон.

ОНА

1

Надо! И мерзлых ведер легка вода. Надо! И неги бедер нет и следа. Трудно тащить из леса на гору кладь, Трудно, разрушив Бога, его призвать. Страшно душою тонкой окоченеть. Страшно желать ребенка и не посметь.

Сын мой, не смей родиться, не мысли быт». Сын мой, я не жилица, а надо жить! Нудной работой руки я извела, Нудны глухие стуки добра и зла!

В сердце переместилось добро и зло. Сердце когда-то билось, но умерло.

2

И все же, муж мой, Пойми одно, Что всё давно уж Нам суждено. Пою... и гбрю Сжимаю рот. Легко и строго Мне от забот. Когда-то пальцы Я берегла,

Но в ливне — капель Не счесть числа. Столкнулись беды В последний круг — Но и на дыбе Есть радость, друг.

з

У судьбы слепой менялой, Ростовщицей я была. Поменялась царской залой Я для темного угла.

Но, стирая руки стиркой И картофелем гноя, Необласканной и сирой Для тебя не стала я.

<1923>

НА ЛЕСАХ

На леса забираюсь шажком, — Давит плечи тяжелая ноша...

Трое нас, я, да дядя Пахом, Да блаженный Антоша.

Вот ползем по лесам с кирпичом, Гнутся спины у нас колесом, Давит плечи тяжелая ноша.

По дощечкам-то зыбко ступать, Гнутся, тяжести нашей боятся...

Эх, умеючи долго ль сорваться!

А сорвешься — костей не собрать. Э, да нам ли о том воздыхать!

Э, да нам ли смерти бояться! Все равно, однорядь помирать!

Ходишь, носишь до пятого поту, Проберет — хоть в могилу ложись...

А как влезешь на самую высь, Да как глянешь с орлиного лёту На дымки, что к небу взвились,

На дома да на крыши без счету — Позабудешь утому-заботу И возьмешься опять за работу.

Больно даль-то она хороша, — Купола, да кресты, да балконы...

Ветерок набежит, и, хоша По лесам-то взойдешь, запыленный, — Ясной осени воздух студеный

Пьет из полной пригоршни душа — И такой-то весь станешь ядреный.

<1923>

ЭЙФЕЛЕВА БАШНЯ

Красит кисточка моя Эйфелеву башню. Вспомнил что-то нынче я Родимую пашню.

Золотится в поле рожь, Мух не оберешься.

И костей не соберешь, Если оборвешься.

Аза пашней синий лес,

Аза лесом речка.

Возле Бога у небес Крутится дощечка.

На дощечке я сижу, Кисточкой играюсь. Эх, кому я расскажу И кому признаюсь.

1926

ЯР

Не помню названья — уплыло, Не помню я весь формуляр. Да разве в названии сила? Пускай называется: «Яр».

Ценитель развесистой клюквы, Веселый парижский маляр, Две странные русские буквы На вывеске выписал: «Яр».

И может быть, думал, что это Фамилия древних бояр, Царивших когда-то и где-то, — Две буквы, два символа: «Яр».

Окончил и слез со стремянки,

Ис песней отправился в бар...

Итотчас досужие янки Пришли и увидели: «Яр».

Ив новой пунцовой черкеске Боярский потомок, швейцар, В дверях отстранил занавески, Чтоб янки вошли в этот «Яр».

Иянки вошли и сидели,

Ипили под звуки гитар,

Иярко горели и рдели

Две буквы на вывеске: «Яр».

Их грабили много и долго, Но князь открывал им «Вайт-Стар», Но пела княгиня им «Волгу», И мил показался им «Яр».

Приятно всё вспомнить сначала, В каком-нибудь там слиппинг-кар, Как дама о муже рыдала Расстрелянном, там, в этом «Яр».

Как, в рот запихавши кинжалы, Как гончая, худ и поджар, Какой-то забавнейший малый Плясал в этом бешеном «Яр».

1926

Париж