_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 1
.pdfА. Браиловский |
181 |
И всё, что дышит, перед ним Как будто оковали чары.
В тоске притихли города,
Ини одно окно не светит,
Игоре тем, кого тоща Железным клювом он отметит.
Над кем кружится Ворон злой? Чье нынче сердце выпить хочет? Кого в несытый замок свой Сегодня Черный Вор волочит?
Проснулись. Ждут. У чьих дверей Встревожат ночь глухие стуки? И кто в клещах стальных когтей
Исчезнет в ночь на смерть иль муки?..
Скользнув в проулок, словно тать, Замедлит быстрый ход машина,
Ине одна седая мать Сегодня потеряет сына.
Ихмурых жертв его не счесть,
Ивсех вороний коготь давит, В ком Человечность или Честь Тирана, падши, не восславит.
Безумью нашему укор, Над Русью, мертвенно-покорной,
Кругами вьется Черный Вор, Кругами вьется Ворон Черный.
Страна молчит, молчит народ, Оцепенев в железах ночи, И Черный Ворон им клюет, Клюет еще живые очи.
182 |
А. Браиловский |
ИНОХОДЕЦ
Ябыл еще мальчик. Остывала
Степь от дневного зноя. Серый, вплавь Ш ел иноходец по холодеющему шляху. Ковыли кивали, и ковылем взметали Бег и ветер и серебряную гриву.
В траве кричали, встречая вечер, цикады, А за черным курганом, красное, садилось солнце.
Низко припадал мой конь к тропе знакомой, Крепкой грудью ветер рассекая, Он вольным бегом себя и хозяина тешил.
Я был еще мальчик, и моя душа Была ясна и не отравлена презреньем.
Мой конь меня любил. Он послушно морду Наклонял под ласкающую руку.
Издох он рано. Резвясь над оврагом, Он споткнулся и сломал себе позвоночник.
Моего коня увезли на дрогах скорняки драть шкуру, А седло украл и пропил работник.
Длинною с тех пор змеею годы Проползли. За океаном, далекая и чужая,
Лежит наша степь, и новые по ней протоптаны тропы.
Иноходец, мы оба в жизни шли необычным аллюром!
И я, как конь мой, тяжело расшибался, Только уцелел.
Лишь душа, дышавшая ветром и прохладой, Захлебнулась горьким и страшным презреньем.
ИЛИЯ БРИТАН
* * *
В полях изгнания горит моя звезда; Летят мгновения в капризно-жутком танце, И мчатся черные большие поезда
Меж светлых призраков почти ненужных станций.
Кому поведаю тоску моей тоски?
Когда все кончится? Конца не видно прозе!.. Хохочут злобные кошмарные свистки, Вагоны — кладбища; а кто на паровозе?
Держу бессмысленно навязанный билет:
Какая станция? увы, названье стёрто...
Молиться Господу? Его как будто нет...
Куда торопимся? не все ль равно: хоть к черту!
Вся жизнь — изгнание... Мелькают фонари...
Устал от грохота, от призраков, от свиста;
Не видно месяца, не будет и зари, —
И Смерть курносая торчит за машиниста...
** *
Колода старых карт, знакомая до муки: По ним я ворожил в плену больных минут; Держали часто их твои родные руки, — Давно ты умерла, они еще живут.
Вот черный мрачный туз, суливший мне потерю, А вот девятка пик, с оторванньм углом; От Бога я ушел, но в них, как прежде, верю В цепях своей тоски, в печали по былом.
184 |
И. Британ |
К ак свято я храню заветную колоду! Она еще жива, а ты — давно в гробу...
Предскажет, может быть, последнюю свободу Узор старинных карт усталому рабу.
** *
Тоскует колокол. Печален талый снег, Угрюмы лужицы под небом серой стали, Бесцветны скатерти еще безмолвных рек, Косятся домики в холодной мутной дали.
Тоскует колокол. Тяжел немой дымок, На крыше каркает докучная ворона, Кусты увядшие застыли у дорог,
На старом кладбище в слезах грустит икона.
Не видно солнышка; чернеют тополя, К ак тени грозные, как вражеские пики; Томится грешная, безвольная земля...
Тоскует колокол. Сегодня Пост Великий.
## *
Еще, еще там стрелка передвинется, Еще прибавит лжи к моим обманам...
Земля, Земля, ты — скверная гостиница, С дешевым, грязным, скучным рестораном!
Еще, еще среда, четверг и пятница, Еще один подарок новогодний...
Земля, Земля, ты — старая развратница, Которой быть пора корыстной сводней!
Еще, еще тут что-то переменится, Еще, еще Судьба затянет нити...
Земля, Земля, ты тоже в мире пленница, И нет конца бессмысленной орбите!
И. Британ |
185 |
* * *
Я— раб в сырой каменоломне
Ибремя тяжкое несу;
Года былой свободы помня, Страдаю пленником внизу.
Летят холодные обломки, Летят и думы, как они;
Игаснет голос мой негромкий,
Игаснут призрачные дни.
Мелькнет во тьме порой мне искра, Мелькнет надежда, как она;
ИСмерть шагает так не быстро, К ак мой хозяин, Сатана.
Идолго, долго суждено мне Терпеть за черную вину
Ибыть рабом в каменоломне
Усамого себя в плену.
** *
О, буря адская! Дрожит мое весло
Истрелка черная тревожного магнита;
.Валы косматые клубятся тяжело,
Итьма отчаянья над безднами разлита...
А дни угрюмые, как серые века; Но все, что прбжито, исчезло тенью краткой...
О где вы, родины любимой берега, Маяк любви моей, — мой белый крест с лампадкой?
Мелькают пристани: на них чужой мне флаг;
Плывут навстречу мне совсем чужие лица...
А впрочем, Господи, не знаю я, кто враг,
Кто друг изгнаннику... И все — как будто снится...
О где вы, спутники былых моих годин? — Быть может, родина, и ты теперь чуждй мне,
186 |
И. Британ |
И дома буду я совсем, совсем один? Лампады нет уже? А крест — немые камни?
О, буря адская! Дрожит мое весло,
А тучи черные — как Дьявола одежды...
Вперед без устали!.. Но как мне тяжело:
Я верю, Господи, но в сердце нет надежды...
** *
Прости усталому рабу Земную преданность заботе, Себялюбивую мольбу,
Корыстный крик души и плоти.
Язнаю путь и вижу цель,
Ясердцем чту судьбы зерцало; Все существо мое досель Лишь отрицанье отрицало.
Святая бедность — хороша: Не повинуясь игу злата, Смиренномудрая душа Свободной радостью богата.
На пестрый мир, на суету Я не взираю исподлобья; Но как принять и нищету, Не запятнав богоподобья?
Прости усталому рабу, Тобой казнимому не в меру, На грани ропота мольбу И недоверчивую веру...2
2 мая 1940
СОФИЯ ДУБНОВА-ЭРЛИХ
СПОР с поэтом
Блажен, кто посетил сей мир...
Ф. Тютчев
О нет, история страшней, Чем нам, доверчивым, казалось,
Чем думал тот, кто древний хаос
Вполночной слышал тишине.
Вразрытой, выжженной степи Почили остовы нагие:
Их тоже звали всеблагие, Как собеседников на пир...
1945
Нью-Йорк
ГЕТТО
Здесь когда-то трудились, плакали, Разрывали путы тоски.
На прилавке промозглом звякали Запотевшие медяки.
Над страдой, нищетою, плесенью Рос огонь субботней свечи.
Бунт упрямою бился песнею О щербатые кирпичи.
И задохлось гетто, сгорая, В клубах дыма, в разрывах мин,
Сбормотаньем: Слушай, Израиль!
Сгневным возгласом: Слушай, мир!
188 |
С. Дубнова-Эрлих |
Вот и все. А мы и не знали Под туманом чужих дорог, Что в горячем пепле развалин Наших душ остался клочок,
Там, щ е братья предсмертным кличем Исчерпали судьбу до дна, Для себя избравши величье И бессилье оставив нам...
1945
Нью-Йорк
КЛЯТВА
На могилах свежая трава, Им забвенья нет.
Ничего не хочу забывать В череде моих лет.
И у той, что всех стран родней, Ничего не прошу. Непреклонную верность ей, Словно цепи, ношу.
Иона говорит со мной Голосами стихов и степей,
Иклянусь — в юдоли земной Не сниму цепей.
Акогда непробудный сон Убаюкает плоть мою, Вы услышите тихий звон — Это цепи поют.
1969
Таннерсвиль
С. Дубнова-Эрлих |
189 |
НАКАЗ
Если хлынут к тебе виденья Навсегда отпылавших дней, Не броди беспокойной тенью
Всером сонме теней.
Ипусть сердце твое не плачет, Что оборвана нить.
Вспоминать ушедших — не значит Вновь и вновь хоронить.
Вспоминая, чем жизнь дарила, Чем была хороша, Не клади венков на могилы — Воскрешай.
1969
Коннектикут
МОЕ ПОКОЛЕНЬЕ
Поколенье пылких, упрямых,
В ком мечтой горела душа,
Ятвоими ходила путями И с тобою равняла шаг.
Не давала школа ответов Нам, отвергнувшим буквари. Мы философов и поэтов Выбирали в поводыри.
Сцена нам открывала заново Вдохновеньем созданный миф, И когда раздвигался занавес, Раздвигался пред нами мир.
Буревестников черные крылья Раздвигали наши костры, А любить мы у Блока учились, Менестреля нашей поры.
190 |
С. Дубнова-Эрлих |
Отвергая удел бесстрастных, Присягали мы жить сполна...
Поколение несогласных, Я осталась тебе верна.
1970
ПАНИХИДА
Осень — время печали, Догорает листва.
Так было — мы это знали — Радом с людьми умирали Человечьи слова.
Ветер над мертвыми душами Читал псалтырь, И серых страниц задушенных Росли пласты.
Бессильны, обречены, Тлели на пепелище Эти страницы, похищенные У онемевшей страны.
Стерта с лица земли Правда, живущая в слове...
Бабель, где ваша повесть, Которую унесли?
Веет осенним ладаном,
Тленьем дышит трава...
Заупокойным обрадом
Чту я у нас украденные,
Задушенные слова...
1971