Ruslan_i_Ludmila

Руслан и Людмила. Песнь первая

Жила Hаина. Меж подруг Она гремела красотою.

. . . . . . . . . . .

Умчалась года половина; Я с трепетом открылся ей,

Сказал: люблю тебя, Hаина"

Настоящая красота греметь не может. Гремит камуфляж, театральная декорация. Наина была всего лишь инструментом Черномора и потому не могла ответить взаимностью Финну. Другими словами, она была биоробо- том-оборотнем, неким Фантомасом в красивой упаковке. Поэтому в поэме она принимает то образ змея, то кошки.

Но робкой горести моей Hаина с гордостью внимала, Лишь прелести свои любя, И равнодушно отвечала: “Пастух, я не люблю тебя!”

Так Финн становится послушной игрушкой в руках Черномора и потому «весело и грозно бьется», возглавляя толпу бесстрашных земляков только затем, чтобы:

К ногам красавицы надменной Принес я меч окровавленный, Кораллы, злато и жемчуг;

Результат прежний:

Герой, я не люблю тебя!

Только после этого Финн берется за ум, желая постичь «предметы мудро- сти высокой», то есть вооружиться знаниями, необходимыми в противо- борстве с Черномором, о котором он пока еще ничего не знает.

Невольно пришлось вспомнить и о Родине. Одновременно Руслану дается представление о преемственности управленческого знания, обладающего некими национальными особенностями.

51

Внутренний Предиктор СССР

Но слушай: в родине моей

Между пустынных рыбарей Наука дивная таится

По расчетам астрологов, последние 2500 лет Земля проходила созвездие Рыбы. Рыба — символ иудо-христианства. В начале третьего тысячелетия Земля, по данным астрологов, войдет в созвездие Водолея, и наступит новая эра... Дивная наука новой эры сохранялась и в иудо-христианской среде, то есть таилась «между пустынных рыбарей». Это — о её пребыва- нии информационном. О местопребывании материальном и реальных носителях новой науки Финн говорит особо:

Под кровом вечной тишины, Среди лесов, в глуши далекой Живут седые колдуны;

Чем же они занимаются?

К предметам мудрости высокой Все мысли их устремлены;

А каковы их отношения со всем, что есть в окружающем мире? Как про- шлое и будущее развивающегося мира относятся к их мыследеятельности?

Все слышит голос их ужасный, Что было и что будет вновь,

Игрозной воле их подвластны

Игроб, и самая любовь.

Впервой строчке виден прием, используемый Пушкиным для передачи читателю особенно важной мысли, как, например, в стихотворении “Ге- рой”:

Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман.

Нарушая привычный порядок слов, он как бы задерживает мысль читате- ля в нужном автору месте и заставляет его соображать. Обыденному соз-

52

Руслан и Людмила. Песнь первая

нанию более понятна была бы такая форма выражения мысли, изложен- ной в двух строках: “Все, что есть в прошлом и будущем окружающего мира, слушается ужасного голоса колдунов”.

К сожалению, поначалу стремление Финна к жреческим знаниям диктова- лось личным своекорыстием, подогретыми трепетным жидовосхищением:

Ия, любви искатель жадный,

Решился в грусти безотрадной Hаину чарами привлечь

Ив гордом сердце девы хладной Любовь волшебствами зажечь.

Прошло сорок лет и вот:

Настал давно желанный миг,

И тайну страшную природы

Ясветлой мыслию постиг...

Впроцессе постижения «страшной тайны природы» Финну суждено было узнать и о месте Человека в Природе. Светлая мысль не может мириться с черными помыслами, и потому стремление Финна воспользоваться зна- ниями в своекорыстных целях неизбежно приводит его к страшному от- крытию: Hаина — не Человек. И вот перед Финном, бывшим родовым шаманом (пастухом местного стада), овладевшим знанием национального (этнического) жречества, встает роковой вопрос: “Кто же он сам?” Этот

вопрос мастерски разрешается сравнительным описанием сцен похищения Людмилы Черномором и мнимой победой Финна над Наиной.

Пушкин о появлении Черномора:

Гром грянул, свет блеснул в тумане, Лампада гаснет, дым бежит, Кругом все смерклось, все дрожит...

Финн о своих “достижениях”:

Зову духов — и в тьме лесной Стрела промчалась громовая, Волшебный вихорь поднял вой,

53

Внутренний Предиктор СССР

Земля вздрогнула под ногой...

Хорошо видно, что внешние атрибуты «безвестной силы» в обеих сценах совпадают. Но интереснее другое: в первом издании “Руслана и Людми- лы” 1820 г. в рассказе Финна эти строки выглядели иначе:

Финн:

Зову духов — и, виноват! Безумный, дерзостный губитель,

Достойный Черномора брат,

Я стал Hаины похититель.

Другими словами, в первом варианте поэмы происходит открытая само- идентификация Финна, поднявшегося в своем овладении страшными тай- нами природы до уровня Черномора. Итак, уровень знания — равный знаниям Глобального Предиктора. А уровень понимания? Пушкин ясно показывает, что по уровню понимания жрец Финн поднялся над волшеб- ником Черномором, поскольку в отличие от карлы осознал свою вину, признал безумие использования тайн природы в корыстных целях. Слова «достойный Черномора брат» в устах Финна звучат осуждающе. Овладев учением колдунов и поднявшись на самый высокий уровень понимания, Финн не перестает, в отличие от карлы Черномора быть Человеком, зна- чит и вероятность его победы над Глобальным Предиктором возрастает. Ему суждено предвидеть день встречи с Русланом (время качественных изменений в информационном состоянии общества) и способствовать разгерметизации знаний, делая их достоянием всего Человечества.

Финн осознает горечь ошибок и заблуждений. Рассказ о минувшем дается ему с большим трудом.

К чему рассказывать, мой сын, Чего пересказать нет силы? Ах, и теперь один, один, Душой уснув, в дверях могилы, Я помню горесть, и порой,

Как о минувшем мысль родится,

По бороде моей седой Слеза тяжелая катится

54

Руслан и Людмила. Песнь первая

Здесь важно упомянуть о том, в каком состоянии находился Руслан перед встречей с Финном:

Руслан томился молчаливо, И смысл и память потеряв.

Предельно откровенный и по своему печальный рассказ старца — не по- учение, а глубокое переосмысление пережитого, что само по себе есть наилучшая форма предупреждения о тех опасностях, которые неизбежно встанут перед Русланом на его пути прямого противоборства с Черномо- ром. И главная из них — Hаина. По внешнему виду — человек, а по сути своей — урод, оборотень, Фантомас, modo vir, modo femina («То мужчина, то женщина», — эпиграф к “Домику в Коломне”, где то же явление, что персонифицировано Hаиной, персонифицировано Ма-Врушей.

Финн раскрывает здесь другую тайну: кажущаяся целенаправленной злоб- ная деятельность Hаины — результат бесчеловечного эксперимента, про-

веденного древнеегипетским знахарством в своекорыстных интересах над некой общностью. Поскольку по оглашению речь идет о “новой” страсти Hаины, то по умолчанию должна существовать и страсть “старая”. Кто мог её внушить Наине? Как будет показано дальше в поэме — Черномор. Другими словами, первоначально её запрограммировал карла, а Финн, овладев знаниями его уровня, пытался (и небезуспешно) её перепрограм- мировать в своих интересах.

Но вот ужасно: колдовство

Вполне свершилось, по несчастью.

Мое седое божество Ко мне пылало новой страстью.

Скривив улыбкой страшный рот,

Могильным голосом урод Бормочет мне любви признанье. Вообрази мое страданье!

Интересно, как Пушкин рисует биоробота, словно сошедшего с экранов современных фильмов ужасов:

И между тем она, Руслан, Мигала томными глазами;

55

Внутренний Предиктор СССР

Имежду тем за мой кафтан Держалась тощими руками;

Имежду тем я обмирал, От ужаса зажмуря очи;

Ивдруг терпеть не стало мочи; Я с криком вырвался, бежал.

Вужасе от содеянного Финн пытается бежать от биоробота-урода, но...

программа действует. Какая? Старец предупреждает: программа действует прежняя — злая.

Уже зовет меня могила;

Но чувства прежние свои Еще старушка не забыла И пламя позднее любви

С досады в злобу превратила. Душою черной зло любя, Колдунья старая, конечно, Возненавидит и тебя;

Первая песнь заканчивается на оптимистической ноте. Завершен рассказ

— откровение старца-жреца, в котором нет ни одного прямого совета. И тем не менее, последние слова в рассказе Финна:

Советов старца не забудь!

56

Внутренний Предиктор СССР

любыми “хеттами” настоящего и будущего: «Три тысячи лет будут свиде- тельствовать о том, что я победил хеттов».

«История не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, а толь- ко наказывает за незнание уроков», — писал В.О.Ключевский. Те, кто понимает это, но остаются при демоническом строе психики, поднимают- ся до узурпации ранга “строгих историков”. Для непонимающих все это:

Мечты поэта — Историк строгий гонит вас! Увы! его раздался глас, — И где ж очарованье света!

(“Герой”, А.С.Пушкин)

Можно предположить, что после подобного урока у “строгих историков” Египта появилась объективная потребность в долговременной, глобальной концепции концентрации производительных сил под своей властью. Осоз-

нание такой потребности само по себе есть новое качество в процессе противоборства концептуальных центров управления. Однако новое каче- ство при равной фактологии знания проявляется на той стороне, которая обладает более содержательной методологией. В Коране, сура 2, аят 5, сказано, что Моисею (по некоторым данным, племяннику Рамзеса II) дано было Писание и Различение. О “Священном писании” современная толпа наслышана много, о Различении, в том смысле этого слова, который оно несет в контексте Корана, она имеет самые смутные представления. У египетского жречества были основания скрыть, загерметизировать знания о Кораническом Различении, тем более что оно само было лишено Разли- чения Свыше.

Необходимо понять первое наставление Пушкина, несущее предупрежде- ние о том, что с появлением в обществе концепции управления, нацелен- ной на мировое господство, появился “некто” (или нечто), ставший неви- димым для «соперников в искусстве брани». Этот “Никто” (“Как тебя зовут?” — спросил Полифем. — “Hикто!” — представился Одиссей По- лифему для того, чтобы безнаказанно выколоть тому единственный глаз) не только не имел причин мешать горе-соперникам «не знать мира меж собой», но и никогда не жалеть о них, ибо Черномор освоил метод, при котором любая дань «сей мрачной славы» будет через могущество бороды

— финансово-кредитной системы — “добровольно”, т.е. под давлением им созданных обстоятельств, принесена ему.

58

Руслан и Людмила. Песнь вторая.

Много различных войн с тех пор вело Человечество на земле. В последней мировой войне между собой сражались уже почти все народы, но особенно жестоко дрались русские и немцы. Русский “конь” на этом этапе глобаль- ного исторического процесса оказался сильнее, и знамена “тысячелетнего рейха” (Глобальный Предиктор умеет шутить) упали к подножию черной пирамиды, построенной по указанию Hаины (оборотня-урода Апфельбау- ма-Зиновьева) на месте бывшего нужника на Красной площади. Однако, Черномор знает, что победы в этом соперничестве определяются не коли- чеством знамен, падающих то к подножию мавзолея, то к подножию рейхстага, а количеством золота и эквивалентных ему других средств платежа, собирающихся в сейфах швейцарских банков — главной рези- денции Черномора. Если золота и других ценностей, контролируемых международным еврейским капиталом, стало больше — Черномор выиг- рывал, его “могущество бородою прирастало”. “Строгие историки” свиде- тельствуют, что по крайней мере со времен битвы при Кадеше — какие бы соперники ни состязались в искусстве брани: персы с греками, или римляне с карфагенянами, готы с византийцами, или монголы с русичами, мусульмане с христианами или коммунисты с нацистами — борода карлы устойчиво росла, а сокрытая от глаз всех “красавиц” мира связь Hаины с Черномором — крепла. Можно сказать, что в такой ситуации Черномор был обречен на успех, поскольку по отношению к своим соперникам он выступал с использованием обобщенного средства управления (оружия) четвертого приоритета — экономического — в основе которого лежит институт кредита с ростовщическим ссудным процентом.

Второе наставление относится к «соперникам другого рода», выступаю- щим с использованием обобщенных средств управления (оружия) третьего (идеологического) приоритета.

Они тоже не страшны Черномору, но, если первых он не жалеет, то вто- рых — в случае их неповиновения — всегда готов в глазах толпы выста- вить смешными. А это для них равносильно смерти. Знает Черномор, что «рыцари парнасских гор» нескромным шумом своих ссор по части толко- вания “священного писания”, которым глобальное знахарство предусмот- рительно отгородилось от толпы, в здоровой части народа, лишенного трепетного жидовосхищения, вызывает только смех. Отсюда у Пушкина:

Вы, рыцари парнасских гор,

Старайтесь не смешить народа Hескромным шумом ваших ссор; Бранитесь — только осторожно.

59

Внутренний Предиктор СССР

Впоследствии Пушкин не раз обращался к теме второго наставления. В Болдинскую осень 1830 г. в острой полемике с “хрипунами” он отметит в предисловии к “Домику в Коломне” бессмысленность соперничества “ры- царей парнасских гор”.

Ведь нынче время споров, брани бурной; Друг на друга словесники идут,

Друг друга режут и друг друга губят, И хором про свои победы трубят!

Многие современные “рыцари парнасских гор”, изо всех сил стараясь насмешить толпу, развернулись вовсю. Но народу уже не до смеха. Третье наставление — для тех, кто не только пылко любит Люд Милый, но и готов ради его счастья пойти прямым путем. Таких немного. Это те, кто способен осознать, что для освобождения Людмилы обоюдоострый меч Различения важнее шапки-невидимки “Священного писания”. Дейст- вительно, одевая на свою голову шапку с догматами веры, народ теряет свою национальную душу, поскольку истина, по мере того, как стано-

вится безрассудной верой, вводит в самообман. И тогда собственное видение мира (мировоззрение) утрачивается им до такой степени, что не только Черномор не может отличить его от других народов, но и сам на- род перестает видеть себя ярко выраженной индивидуальностью. Такова технология похищения “красавиц”, благодаря которой любой народ ста- новится невидимым, то есть превращается Черномором в часть толпы с библейской логикой социального поведения. Людмила убедилась в этом, как только примерила шапку Черномора.

Догадываясь о существовании подобного процесса, современник Пушки- на, русский философ, поэт, публицист А.С.Хомяков в статье “Мнение русских об иностранцах” с горечью как-то заметил:

«То внутреннее сознание, которое гораздо шире логического

икоторое составляет личность всякого человека так же, как

ивсякого народа, — утрачено нами. Но и тесное логическое

сознание нашей народной жизни недоступно нам по многим причинам: по нашему гордому презрению к этой жизни, по

неспособности чисто рассудочной образованности понимать живые явления и даже по отсутствию данных, которые могли бы подвергнуться аналитическому разложению. Не говорю,

60