Вопрос о запечатлении

Б случае отказа от теории вторичного влечения и попыток найти ключи к новой теории в работе Лоренца, а также в исследованиях, вдохновленных им, возникает вопрос: можно ли уподобить процесс развития поведения привязанности у человека запечатлению?

В своих ранних работах, посвященных запечатлению, Лоренц (Lorenz, 1935) прямо отрицал наличие у млекопитающих какого-либо процесса, подобного запечатлению. Со временем, однако, взгляды по этому вопросу изменились. С одной стороны, представления о запечатлении расширились (см. гл. 10), с другой — экспериментальная работа с млекопитающими (речь пока не идет о человеке) показала, что, по крайней мере, развитие некоторых их видов можно успешно сравнивать с развитием птиц, вьющих гнезда, поскольку между ними имеется определенное сходство. Поэтому при условии, что не делается никаких поверхностных предположений, о чем предупреждал Хайнд (Hinde, 1961, 1963)¹, полезно рассмотреть вопрос о существовании чего-либо, напоминающего запечатление у человека. Этот вопрос вновь поднимает уже возникавшую проблему: имеется ли подобный процесс у млекопитающих животных?

___________

¹Рассматривая правомерность сравнения млекопитающих и птиц, Хайнд предупреждает, что любые «черты сходства могут быть результатом сходной избирательности, а не сходных механизмов» (Hinde, 1961). «Вйдение проблем в этом случае, — продолжает он в другой работе (1963), — может пролить свет на проблемы в другом случае, но не может дать их решения. Мы должны подробно проанализировать каждый случай в отдельности».

Млекопитающие животные

В предыдущем разделе было достаточно ясно показано, что ход развития поведения привязанности у некоторых видов млекопитающих имеет много общего с тем, как развивается привязанность у птиц, вьющих гнезда. Например, вначале многие реакции, которые должны адресоваться матери, может вызывать широкий круг объектов. Но обычно вскоре происходит сужение круга эффективных объектов-стимулов. По-видимому, это происходит благодаря научению в результате воздействия, а также благодаря подкреплению определенных признаков объекта, идущему от тактильного контакта, движения и звука, которым мать зовет своего детеныша. После того как изучены характерные особенности самки, к которой привязан детеныш, его реакции в основном либо полностью направляются на нее. Более того, как только предмет выбран, его предпочтение обычно становится весьма устойчивым, так что смещение поведения привязанности от знакомого животного на новое и незнакомое делается все более и более затруднительным. Основная причина этого состоит в том, что у млекопитающих, как и у птиц, реакция на любое незнакомое животное по мере взросления детеныша становится все теснее связанной со страхом и реакцией убегания (удаления).

Роль реакций страха в ограничении возможностей для развития привязанности по мере взросления детеныша хорошо показана Скоттом (Scott, 1963) в экспериментах со щенками, о которых уже упоминалось. Если щенку, впервые увидевшему человека, было не больше пяти недель, у него сразу же возникала реакция приближения к нему. Напротив, семинедельные щенки, впервые оставленные с человеком, в течение первых двух дней эксперимента старались держаться от него подальше и пробовали приблизиться только в последующие дни. Другие щенки, которым было по девять недель, первые три дня держались на расстоянии от человека, а щенки, которые впервые увидели человека в возрасте четырнадцати недель, вообще ни разу не приближались к нему на протяжении всей недели, пока шел эксперимент. Только в результате заботливого отношения к ним в течение долгого времени, пишет Скотт (там же), щенки из последней группы преодолели свой страх; но даже после этого в своей последующей жизни они продолжали побаиваться людей¹.

___________

¹В последующей серии экспериментов Фуллер и Кларк (Fuller, Clark, 1966а, 1966b) обнаружили, что если щенкам, ранее содержавшимся в изоляции, перед «тестом на общение» давать небольшую дозу хлорпромазина, это может ослабить их реакции страха перед незнакомой ситуацией. В результате щенки, которых держали в изоляции в возрасте с трех до пятнадцати недель, реагировали на новую ситуацию менее боязливо, чем такие же щенки, не получавшие препарат; они более охотно приближались к экспериментатору, и у них начинала формироваться привязанность.

Результаты опытов Харлоу с макака-резусами дают сходные по смыслу результаты. До шести-семи недель детеныши обезьян проявляют слабые реакции страха в ответ на зрительные стимулы (Harlow, Zimmermann, 1959). Поэтому до этого возраста детеныш охотно приближается к любому новому животному или объекту; однако позднее у него нарастают реакции избегания. Например, детеныш, которого в течение первых трех месяцев жизни держали в социальной изоляции, при помещении его вместе с другими обезьянами проявляет крайнюю степень тревоги: он буквально «приклеивается» к одному месту и отказывается от пищи. Но и в этом случае через несколько недель детеныши в какой-то мере восстанавливаются, а через пару месяцев довольно активно начинают играть с другими обезьянками (Griffin, Harlow, 1966). Однако те детеныши, которые находились в социальной изоляции в течение первых шести месяцев жизни, не обнаруживали признаков восстановления. Животные, которые провели в социальной изоляции шестнадцать месяцев, при переводе их в другую обстановку практически могут только сидеть, сжавшись и обхватив себя руками, и раскачиваться из стороны в сторону. Так продолжается, по крайней мере, два-три года (Mason, Sponholz, 1963). Столь ущербное поведение объясняется, по-видимому, их паническим страхом перед всем новым, включая, конечно, и других обезьян.

Таким образом, и у щенков, и у макака-резусов период времени, наиболее благоприятный для развития привязанности, ограничен. После окончания данного периода возможность формирования привязанности к новому объекту, хотя и остается, но все более и более затрудняется.

В этом отношении, как и во многих других, связанных с развитием поведения привязанности, между млекопитающими и птицами имеется много общего. Действительно, учитывая то, что любые черты сходства — это следствие конвергентной эволюции, а не результат действия некоего общего наследственного механизма, степень сходства поразительна. Как указывает Хайнд (Hinde, 1961), это несомненное следствие общей проблемы выживания, которая стоит перед всеми представителями животного мира.