Процессы, ведущие к выбору лиц, к которым привязывается ребенок

В предыдущей главе утверждалось, что развитие поведения привязанности младенца к конкретному лицу представляет собой результат действия по крайней мере четырех процессов. Механизмы первых трех из этих процессов вместе с теми следствиями, к которым они почти неизбежно ведут, если младенец растет в условиях обычного семейного ухода, перечислены ниже:

внутренне заданная предрасположенность ориентироваться на одни, а не на другие виды стимулов, зрительное и слуховое предпочтение определенных стимулов приводят в результате к тому, что младенец очень рано начинает обращать особое внимание на людей, которые заботятся о нем;

научение в результате воздействия, которое приводит к тому, что младенец усваивает перцептивные признаки того, кто ухаживает за ним, и выделяет этого человека из всех остальных людей и предметов;

внутренне заданная предрасположенность приближаться ко всему, что знакомо, предрасположенность, заставляющая младенца, как только это позволят его двигательные возможности, тянуться к тому знакомому лицу (или лицам), которое(ые) он научился выделять.

Четвертый действующий здесь процесс — это хорошо известный вид усвоения на основе обратной связи, идущей от определенных последствий какой-либо из составляющих поведения. Благодаря этому усвоению проявления привязанности становятся более отчетливыми и зримыми (усиливаются). Теперь можно задать вопрос: к каким конкретным результатам ведут элементарные формы поведения привязанности, если, получив обратную связь, они в итоге усиливают это поведение?

В гл. 12 уже отмечалось, что пока нет никаких свидетельств в пользу традиционной теории, согласно которой определяющим видом подкрепления поведения привязанности служит пища, и что причина, по которой ребенок привязывается к какому-то конкретному человеку, в том, что тот его кормит, а также удовлетворяет его другие телесные потребности. Напротив, в настоящее время имеются весьма убедительные данные, свидетельствующие, что одним из наиболее действенных видов подкрепления поведения привязанности является то, как окружающие младенца люди отвечают на его успехи в попытках установить с ними контакт. Теперь эти данные можно представить в более полном виде. Источниками для них послужили естественное наблюдение и эксперимент.

Исследования с помощью метода наблюдения в естественной среде проводили Шаффер и Эмерсон, которые изучали шотландских детей. Эйнсворт вела эти исследования в племени ганда. Имеются также менее систематические исследования младенцев, воспитывавшихся в израильских кибуцах. Все полученные данные в принципе говорят об одном и том же.

Шаффер и Эмерсон (Schaffer, Emerson, 1964а) ставили перед собой задачу выявить факторы, влияющие на формирование сильной либо слабой привязанности к матери у полуторагодовалого ребенка. Степень привязанности оценивалась по силе протестов ребенка против ухода его матери. Их выводы основаны на наблюдениях за тридцатью шестью детьми.

Ряд факторов, которые традиционно считались выполняющими важную роль в формировании сильной или слабой привязанности, в действительности оказались не значимыми. К ним можно отнести несколько факторов, связанных с особенностями практикуемых методов кормления, отлучения от груди и приучения к опрятности. Другими факторами, которые признаны не значимыми, являлись пол ребенка, порядок рождения среди других детей в семье и уровень развития (интеллектуальный коэффициент). Напротив, явно значимыми оказались два фактора, относящихся к взаимодействию матери и ребенка. Это была готовность, с которой мать реагировала на плач младенца, и то, насколько активно она инициировала взаимодействие со своим ребенком: чем с большей готовностью она реагировала на его плач и чем чаще она инициировала взаимодействия, тем сильнее привязывался к ней ее полуторагодовалый малыш (оценка основывалась на активности его протестов против ухода от него матери). Хотя эти два фактора нередко сочетались друг с другом, их связь не была статистически значимой:

«...отдельные матери... которые быстро отзывались на плач ребенка, редко по собственной инициативе вступали во взаимодействие с ним, и наоборот, матери, которые не проявляли особой отзывчивости на плач, тем не менее активно взаимодействовали с ребенком».

Вывод, заключавшийся в том, что отзывчивость на плач и готовность начать взаимодействие относятся к наиболее существенным факторам, был подтвержден данными, полученными Шаффером и Эмерсоном в отношении второстепенных лиц, к которым был привязан ребенок. Тех, кто с готовностью реагировал на плач младенца, но не ухаживал За ним, ребенок обычно выбирал в качестве второстепенных лиц для адресации своей привязанности, а тех, кто иногда ухаживал за ним, но не отзывался на его социальные реакции, ребенок редко выбирал объектом своей привязанности.

Естественно, что те лица, которые с готовностью реагировали на плач и часто инициировали взаимодействие, обычно были именно теми людьми, которые находились рядом с ребенком. Однако так было не всегда: например, некоторые матери, проводившие целый день рядом с младенцем, не обнаруживали готовность реагировать на его плач или общаться с ним, в то время как некоторые отцы, отсутствовавшие большую часть времени, активно взаимодействовали с ребенком, оказавшись рядом с ним. Шаффер и Эмерсон обнаружили, что в таких семьях ребенок был обычно больше привязан к отцу, чем к матери.

«Некоторые матери жаловались, что в их метод воспитания, принцип которого — не баловать ребенка, вмешивались мужья. Ребенок, в присутствии матери остававшийся спокойным, начинал требовать от отца внимания, когда он был дома в выходные дни, вечером и во время отпуска».

Анализируя свои данные, касающиеся детей из племени ганда, Эйнсворт склонялась к таким же выводам, хотя и с некоторой осторожностью, поскольку ее наблюдения были недостаточными. Тем не менее опыт, приобретенный ею в Африке, помог ей в последующих исследованиях (в них наблюдались белые дети из штата Мэриленд) более систематически описать оперативность, частоту и форму обычного реагирования матери по отношению к своему ребенку. В предварительных записях своих наблюдений Эйнсворт (Ainsworth, 1967. Chapter 23) отмечает, что в новом исследовании выявилось большое значение двух факторов, относящихся к развитию поведения привязанности: 1) чуткости матери при реагировании на сигналы своего ребенка; 2) количества и характера эпизодов взаимодействия между матерью и младенцем. Матери, чьи дети имеют наиболее надежную привязанность к ним, отличаются тем, что реагируют на сигналы своих малышей немедленно и так, как необходимо. Они много и активно взаимодействуют со своими детьми — к их обоюдному удовольствию.

Некоторые, хорошо документируемые наблюдения за развитием поведения привязанности у детей, воспитывающихся в израильских кибуцах, не укладываются в традиционную теорию, в то же время они прекрасно согласуются с теорией, которая подчеркивает роль социального взаимодействия в развитии привязанностей.

В израильском кибуце за ребенком, который находится в яслях, большую часть времени ухаживает няня¹; родители заботятся о нем только час или два в день, за исключением субботы, когда они проводят с ним весь день.

___________

¹Няню называют «metapeleth»(во множественном числе — «metaploth»).

Таким образом, кормление ребенка и уход за ним в основном осуществляется няней. Однако несмотря на это, главными лицами, к которым привязан ребенок, растущий в кибуце, являются его родители, — с этим, кажется, согласились все исследователи, которые проводили наблюдения. Например, в результате изучения развития детей в одном кибуце Спиро (Spiro, 1954) отмечает:

«Хотя родители не принимают значительного участия в социализации своих детей или в удовлетворении их физических потребностей... родители играют решающую роль в психическом развитии ребенка... Они дают ему ощущение безопасности и любовь, которые ребенок не получает больше ни от кого. Во всяком случае привязанность маленьких детей к своим родителям больше, чем в нашем обществе».

Это мнение разделяет и Пеллед (Pelled, 1964), которая в своих выводах опирается на опыт двадцатилетней работы в качестве психотерапевта с людьми, воспитывавшимися в кибуце:

«Главные объектные отношения ребенка из кибуца складываются внутри семьи — это отношения с родителями и братьями и сестрами... Я ни разу не видела сильной и длительной привязанности к няне... Няни, которые остаются в прошлом, обычно упоминаются вскользь, равнодушно, иногда с возмущением... В ретроспективном плане отношения с няней кажутся временными, легко заменимыми объектными отношениями, которые направлены на удовлетворение потребностей, и сразу прекращаются, как только необходимость в их удовлетворении отпадает».

Ясно, что эти данные прямо противоположны тому, что вытекает из традиционной теории. В то же время их нетрудно понять с учетом теории, выдвигаемой здесь. В яслях на попечении няни всегда находятся несколько детей. Она должна готовить им еду, переодевать и т.д. В результате у нее Может не хватать времени реагировать на сигналы младенца или играть с ним. Если же за ребенком ухаживает мать, она обычно больше ничем другим не занята и поэтому может свободно реагировать на его сигналы или играть с ним. Поэтому вполне вероятно, что в течение недели ребенок получает больше общения и благоприятного с точки зрения времени взаимодействия со своей матерью, чем с няней. Конечно, так или иначе в действительности обстоит дело, можно проверить с помощью систематического наблюдения¹.

____________________

¹Это предположение убедительно подтверждается данными четы Гевирц (Gewirtz, Gewirtz, 1968), которые, проводя непосредственные наблюдения в кибуце, установили, что в течение первых восьми месяцев жизни ребенок каждый день видит свою мать, по крайней мере, в два раза по времени больше, чем няню. Это происходит главным образом потому, что большую часть времени дня, когда он находится на попечении няни, она в действительности не находится рядом с ними.

Если в кибуце все происходит именно так, то данная ситуация довольно точно соответствует описаниям Шаффера и Эмерсона, отмечавшим, что в некоторых семьях ребенок больше привязан к отцу, которого он мало видит, но который с ним много общается, а не к матери, ухаживающей за ним целый день, но редко взаимодействующей с ним.

Все наблюдения, о которых до сих пор шла речь, проводились в обычной обстановке повседневного ухода за детьми — со всеми преимуществами, которые предоставляет реальная жизнь, и со всеми трудностями интерпретации данных, которые неизбежны в таких условиях. Однако следует заметить, что выводы, сделанные на основе этих исследований, полностью согласуются с результатами ряда проведенных к этому времени экспериментов (и описанных в предыдущих главах). Например, Брэкбилл (Brackbill, 1958) удавалось добиться ярче выраженной улыбки трехмесячных младенцев простым приемом социального реагирования: каждый раз, когда ребенок улыбался, она улыбалась ему в ответ и при этом ласково говорила с ним, брала на руки и качала. Рейнголд, Гевирц и Росс (Rheingold, Gewirtz, Ross, 1959), используя сходные методы, добивались более активного лепета у детей такого же возраста. Каждый раз, когда ребенок начинал лепетать, ему отвечали широкой улыбкой, троекратным звуком «тсс» и легким поглаживаем живота младенца.