3.4. Континентальные основы русской геополитики

Идея континентальности в русской школе геополитики была развита евразийцами. Их вклад в разработку русской геополитики трудно пе­реоценить. Именно евразийцы первыми в России начали употреблять термин «геополитика», ввели в научный оборот в русской обществен­ной мысли основные геополитические категории, предложили собст­венную оригинальную геополитическую модель мира, обозначив на­циональные геополитические задачи и приоритеты. Можно, смело утверждать, что в основе своей евразийская доктрина — геополитиче­ская, поскольку она основана на базовом геополитическом принципе «географии как судьбы». Одна из главных заслуг евразийцев состоит в том, что они создали геополитический проект русского будущего как будущего континента Евразии.

Известно, что среди евразийцев было много видных национальных мыслителей: лингвист Н.С. Трубецкой (1890—1938), историк Г.В. Вер­надский (1887—1973), богословы Г.В. Флоровский (1893—1979) и А.В. Карташев (1875-1960), философ Л.П. Карсавин (1882-1952). Но подлинным идеологом евразийства и выдающимся русским геополити­ком начала XX в. по праву считают П.Н. Савицкого (1895—1968).

Судьба этого человека глубоко трагична, как трагична и судьба са­мого евразийства в русской истории. Он родился в дворянской семье на Черниговщине, образование получил в Петроградском политехни­ческом институте по специальности экономическая география. Са­вицкий знал несколько иностранных языков, интересовался теорией международных отношений, благодаря чему сразу после окончания института получил должность секретаря-посланника в Русской мис­сии в Норвегии. По политическим взглядам он первоначально при­мыкал к партии кадетов, считая своими учителями П.Б. Струве и В.И Вернадского. После Октябрьской революции, которую Савицкий не принял, он становится на сторону белых, занимает должность первого помощника-секретаря Струве, министра иностранных дел в правительстве Врангеля.

155

Разгром Белой армии заставляет Савицкого эмигрировать в Прагу, где он знакомится с Н.С. Трубецким. В то время вся белая эмиграция с большим интересом читала книгу Трубецкого «Европа и человечество», которая послужила своеобразным интеллектуальным толчком для дви­жения евразийцев. Савицкий принял книгу с восторгом и предложил автору учредить новое идеологическое движение на основе тех идей, которые Трубецкой развивал в своей книге. Вскоре выходит в свет пер­вый евразийский сборник «Исход к Востоку. Предчувствия и сверше­ния» (София, 1921), через год появляется второй сборник — «На путях. Утверждение евразийцев» (1922). Одновременно издаются «Евразий­ские хроники», отдельные номера «Евразийского временника».

Известно, что идеи евразийцев получили широкий резонанс в среде русской интеллектуальной элиты того времени. На евразийские сбор­ники откликаются многие крупные общественные деятели, среди кото­рых Н.А. Бердяев, П.Б. Струве, П.Н. Милюков, И.А. Ильин и др. Но в середине 1920-х гг. евразийское движение постепенно раскалывается и начинает затухать. В 1926 г. в Париже выходит в свет газета «Евра­зия», вокруг которой формируется откровенно просоветское, пробольшевистское левое крыло евразийцев (Парижский кружок). Одновременно обособляется, все более тяготея к консервативным по­зициям, Пражский кружок, объединяющий основателей евразийцев: П.Н. Савицкого, А.В. Карташева, Н.А. Алексеева. Из движения вы­ходят Г.В. Флоровский и П. Бицилли, выбрав более спокойный путь историко-архивной работы. В середине 1930-х гг. евразийское движе­ние практически совсем затухает: правые евразийцы углубляются в изучение "узкоспециальных областей науки (экономики, географии, истории, геополитики), левые — становятся проводниками больше­вистских идей Москвы, отрекаются от оригинальности первоначаль­ного замысла движения.

Савицкий переживал раскол глубоко, как личную драму. В 1945 г., после взятия Праги советскими войсками, его арестовывают за антисо­ветскую деятельность. Десять долгих лет он проводит в лагерях, где зна­комится с талантливым историком Л.Н. Гумилевым. Идеи Савицкого оказывают огромное воздействие на молодого ученого: он заражается интересом к Евразии, Турану, постепенно создавая собственную тео­рию этногенеза, на которой лежит явный отблеск евразийских идей.

В 1956 г. Савицкого реабилитируют, он выходит на свободу и воз­вращается в Прагу к своей семье. Вскоре в эмигрантской прессе под псевдонимом Востоков появляются тексты, описывающие его пребы­вание в советских лагерях.

156

В 1961 г. он снова попадает в заключение, но активное вмешательство известного философа Б. Рассела способ­ствует быстрому освобождению ученого. Однако силы «великого ев­разийца» были уже на исходе. Гонимый властью, усталый, всеми за­бытый, он умирает в Праге в 1968 г.

Идеи Савицкого остались жить в науке: благодаря Гумилеву в Рос­сии в евразийские исследования включились многие русские интел­лектуалы — историки, философы, географы, геополитики. И сегодня, в начале XXI в., мы все яснее осознаем огромный творческий вклад этого ученого в разработку русской школы геополитики.

Несомненно, евразийцы были представителями нового начала в мышлении, им удалось выработать новое отношение к коренным, оп­ределяющим жизнь проблемам геополитики. Название «евразий­цы» — «географического» происхождения. Дело в том, что в основном массиве земель Старого Света, где прежняя география различала два материка — Европу и Азию, они стали различать третий, срединный материк — Евразию, что и дало имя самому движению.

В рамках евразийской концепции, в географическом смысле поня­тие Европы как совокупности западного и восточного европейских ареалов бессодержательно. Существует реальное географическое про­тиворечие: на западе, в смысле географических очертаний, — богатей­шее развитие побережий, истончение континента в полуострова, ост­рова, климат приморский, с небольшими колебаниями между зимой и летом; на востоке — сплошной материковый массив, климат резко континентальный, суровая зима и жаркое лето¹.

Евразийцы различали в основном массиве земель Старого Света не два, а три материка, и это не было их научным открытием. Такая идея высказывалась русскими географами и раньше. Сами евразийцы в своих работах ссылались на труды профессора В.И. Ламанского 1880—1890-х гг.² Но евразийцы обострили формулировку, они дали имя вновь увиденному материку — континент Евразия.

Этот вывод имел не только географическое, но и культурно-исто­рическое и геополитическое значения. Россия занимает основное пространство земель Евразии. И если предположить, что земли ее не распадаются между двумя материками, а составляют некий самостоя­тельный географический мир, то это детерминирует целый ряд принципиальных выводов.

¹См.: Савицкий П.Н. Утверждение евразийцев//Континент Евразия. М., 1997. С.81—82.

²См.: Там же. С. 82.

157

Ключевое значение имеет положение о том, что Россия может полноправно претендовать на особый тип цивилизации и культуры. Название «Евразия» приобретает смысл сжатой культурно-историче­ской и геополитической характеристики: существует особый тип ев­разийской культуры, евразийской идентичности, евразийской поли­тики и геополитики. Оно указывает, что в социокультурное бытие России вошли в соизмеримых между собой долях, перемежаясь и сплавляясь воедино, элементы культур Востока, Запада и Юга, создав особое синтетическое, евразийское геополитическое видение мира.

Культура Юга в этих процессах явлена преимущественно образах византийской цивилизации и политики, их влияние на Россию было длительным и основополагающим, особенно в X—XIII вв. Восток выступает у евразийцев в облике «степной» цивилизации, монголо-татарской государственности Чингисхана и его преемников, что сыг­рало ведущую роль с XIII по XV в., обозначив контуры особого «кон­тинентального» геополитического видения. Европейское влияние началось с эпохи Петра I, прорубившего «окно в Европу», дав простор «океаническим влияниям» в русской геополитической картине мира, и постепенно шло на убыль в течение всего XX в. Именно так проис­ходило «напластование» (в терминологии Савицкого) на русской поч­ве культурных слоев и геополитических интуиции, что усилило «евра­зийское» качество русской культуры и геополитики¹.

В своих социокультурных и цивилизационных интуициях евразий­цы имеют еще больше предшественников, чем в своих географических определениях. Это прежде всего К.Н. Леонтьев, НА. Хомяков и др. — мыслители славянофильского направления, а также Н.В. Гоголь и Ф.М. Достоевский как философы-публицисты. В более широком смысле к этой же традиции следует причислить ряд произведений ста­рорусской письменности, наиболее древние из которых относятся к концу XV и началу XVI в. (знаменитые послания старца Филофея, где получило начало обоснование концепции «Москва — Третий Рим»). В тот период падение Царьграда (1453) обострило в русских сознание их роли как защитников православия и продолжателей византийско­го культурного наследия, и в России родились идеи, которые могут рассматриваться как предтечи евразийских.

Однако предшественники евразийцев только на первый взгляд по­давляют их величием своих исторических фигур. Во многих отноше­ниях именно евразийцы дали наиболее цельные определения и кон­цепции, далеко опередив по глубине теоретических выводов своих выдающихся предшественников.

¹ См.: Там же. С. 83.

158

Славянофилы, например, уповали на славянство как на то начало, которым определяется культурно-историческое и политическое своеобразие России, тем самым пытаясь опереться на трудно защитимые позиции. Между отдельными славян­скими народами, безусловно, есть культурно-историческая — и более всего языковая — связь. Но для выяснения культурного и геополити­ческого своеобразия понятие «славянство» дает немного.

Очевидно, что геополитическое своеобразие России явно не может определяться ни исключительно, ни даже преимущественно ее при­надлежностью к «славянскому миру». Чувствуя это, славянофилы мысленно обращались к Византии. Но, подчеркивая значение связей России с Византией, славянофильство не дало и не могло дать форму­лу, которая сколько-нибудь полно выразила бы характер русской идеи и запечатлела одноприродность последней с византийской культур­ной преемственностью.

Особое значение имеет то, что именно евразийство дало такую формулу: источником культурно-исторического и геополитического своеобразия является неразрывная слитность в русской культуре «евро­пейских» и «азиатско-азийских» элементов. Причем для евразийцев эта связь выступает как одна из сильных сторон русской культуры, осо­бенно в геополитическом плане.

Геополитическое кредо евразийцев¹ предельно точно сформули­ровал Савицкий: «Евразия цельна». И если Евразия цельна, то нет России «Европейской» и «Азиатской», ибо земли, обычно так име­нуемые, суть одинаково евразийские земли. Этой части света евра­зийцы дали еще одно имя — «Ойкумена», что в переводе с греческо­го означает «вселенная». Русская Ойкумена — это тот материковый, массив, на котором развертывалась и развертывается русская исто­рия, основной континентальный массив Старого Света, который в то же время есть и «Монголосфера», область, в свое время объединен­ная монгольской державой (по территориальному протяжению вели­чайшей державой, известной истории)². Геополитика России новых веков родилась в лоне державы и стала наследницей монгольской. Если, рассматривая идейные истоки русской государственности, уместно говорить о византийском наследстве, то применительно к геополитике следует говорить о монгольском наследстве, подчерки­вали евразийцы.

¹ См.: Савицкий П.Н. Географический обзор России-Евразии//Континент Евразия.

М., 1997. С. 279.

² Там же. С. 281.

159

Известно, что к областям, составляющим геополитическую сферу Византии, русское государство приблизилось уже к концу XVIII в. (Крым, соответствующие части Кавказа). Но и тогда области эти яв­лялись периферийными для России, как в свое время были перифе­рийными для Евразии. Эта периферийность останется в силе и в том случае, если окажутся вовлеченными в государственную орбиту Рос­сии-Евразии бывшие основные средоточия Византийской империи. Для геополитического бытия России-Евразии, отмечал Савицкий, географическая сфера Византии есть сторонняя сфера.

Напротив, в геополитическую сферу монгольской державы Россия-Евразия погружена в исключительной степени, и именно здесь необхо­димо искать истоки геополитического единства Евразии. По мнению Са­вицкого, геополитическая плоть России-Евразии в значительной мере есть географическая плоть монгольской державы: «Без «татарщины» не было бы России»¹, не было бы великой единой Российской империи.

Савицкий указывал и на географические истоки евразийского единства. По его мнению, Евразия как географический мир как бы «предсоздана» для образования единого государства — государства России-Евразии. Он вводит в русскую школу геополитики понятие «месторазвитие», чтобы еще убедительней подчеркнуть целостность евразийского мира. Месторазвитие — это взаимное приспособление живых существ друг к другу в тесной связи с внешними географическими условиями, что создает особую гармонию и устойчивость среды¹.

В концепции месторазвития социально-историческая среда и ее территория должны сливаться в единое целое, в географический инди­видуум или ландшафт. Речь идет об особом синтезе, умении смотреть сразу на социально-историческую среду и занятую ею территорию. Ев­разийцы неизменно подчеркивали, что Россия-Евразия есть цельное месторазвитие, географический индивидуум — одновременно истори­ческий, этнический, географический, хозяйственный ландшафт.

Определенный вклад в разработку концепции месторазвития внес и Г.В. Вернадский. Он писал: «Под месторазвитием человеческих об­ществ мы понимаем определенную географическую среду, которая налагает печать своих особенностей на человеческие общежития, раз­вивающиеся в этой среде»³. Социально-историческая среда и геогра­фическая обстановка в место развитии сливаются в некое единое це­лое, взаимно влияя друг на друга.

¹ Савицкий П.Н. Степь и оседлость // Континент Евразия. М., 1997. С. 332.

² См.: Савицкий П.Н. Географический обзор России-Евразии // Континент Евра­зия. С. 283.

³ Вернадский Г.В. Начертание русской истории. М., 1927. С. 21.

160

Вернадский обратил внимание, что в русской истории можно на­блюдать различные типы больших и малых месторазвитий. Цельным месторазвитием явилась каспийско-черноморская степь, далее реч­ные области — объединение леса и степи (Днепровско-Киевская, Волжске-Болгарская). Большим месторазвитием является вся Евра­зия как цельный географический мир. Именно в рамках этого мира образовались такие крупные империи, как скифская, гуннская и мон­гольская, а позже Российская империя.

Интересно, что в процессе образования Российской империи рус­ские не только воспользовались географическими предпосылками ев­разийского месторазвития, но и в значительной степени создали «свою Евразию» как единое целое, приспособив к себе ее географические, хозяйственные и этнические условия. Поэтому история распро­странения русского государства есть в значительной степени история приспособления русского народа к своему месторазвитию — Евразии, а также и приспособление всего пространства Евразии к хозяйствен­но-историческим нуждам русского народа¹.

С помощью категории «месторазвитие» евразийцы обозначили важные точки пересечения геополитики и историософии. Савицкий обратил внимание на тесную взаимосвязь понятий «культурно-исто­рический тип», или «цивилизация», у Н.Я. Данилевского и концеп­цией месторазвития в геополитике. Каждой цивилизации как особому социокультурному организму в сфере геополитики соответствует осо­бое месторазвитие — вот вывод Савицкого, который также можно от­нести к числу его открытий.

Особенно важно, что для «великого евразийца» введение кате­гории «месторазвитие» не означало проповеди «географического материализма». Он подчеркивал, что это понятие вполне сочетает­ся с признанием множественности форм человеческой истории и жизни и выделением, наряду с географическим, самобытного и ни к чему другому не сводимого духовного начала жизни: «Сторона явлений, рассматриваемая в понятии «месторазвитие», есть одна из сторон, а не единственная их сторона; намечаемая концепция, по замыслу, заданиям и пределам, есть одна из возможных, а не единственная концепция сущего. Живым ощущением материаль­ного не ослабляется, но усиливается живое чувствование духовных принципов жизни»².

¹См.: Там же.

²Савицкий П.Н. Географический обзор России-Евразии // Континент Евразия. С. 292.

161

В принципе евразийцев единство Евразии — это единство матери­альных и духовных начал, географических и социокультурных сопряже­ний. География в этой концепции как бы создает материальные пред­посылки для особого развития духовных синтезов. В этом одно из важнейших открытий русской школы геополитики, значение которо­го нам еще предстоит осознать в полной мере.

Особенно полно в концепции Савицкого представлена неразрывная связь географии и культуры. Он подчеркивал, что русский мир обладает предельно прозрачной географической структурой. Это мир «периодической и в то же время симметрической системы зон», которые распо­ложены «флагоподобно». Этим последним обозначением Савицкий указывал на то, что при на нанесении на карту зоны напоминали очер­тания подразделенного на горизонтальные полосы флага. В направле­нии с юга на север здесь сменяют друг друга пустыня, степь, лес и тунд­ра. Каждая из этих зон образует сплошную широтную полосу.

В рамках этой структуры Урал вовсе не играет той разделяющей роли, которую ему приписывала прежняя географическая «вампука». Урал благодаря своим географическим особенностям не только не разъединяет, а, наоборот, связывает Доуральскую и Зауральскую Рос­сию, лишний раз доказывая, что в совокупности географически обе они составляют один нераздельный континент Евразии. Тундра как горизонтальная зона залегает и к западу и к востоку от Урала. Лес про­стирается по одну и другую его стороны. Аналогично обстоит дело от­носительно степи и пустыни. Евразийское пространство едино. При­рода евразийского мира минимально благоприятна для разного рода «сепаратизмов» — политических, культурных или экономических.

Евразийский ландшафт — бесконечные равнины, широко выкро­енная сфера «флагоподобного» расположения зон приучает к широте горизонта,, к размаху геополитических комбинаций. Недаром в про­сторах Евразии рождались такие великие политические объедини­тельные попытки, как скифская, гуннская, монгольская. Недаром над Евразией веет дух своеобразного «братства народов», имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов разных рас — от германской (крымские готы) и славянской до тунгусско-маньчжурской, через звенья финских, турецких, монгольских на­родов. Это «братство народов» выражается в том, что здесь нет проти­вопоставления «высших» и «низших» рас, взаимные притяжения сильнее, чем отталкивания, легко просыпается «воля к общему делу».

Традиции евразийского единения органично восприняла Россия в своем политическом и геополитическом историческом творчестве. Но Савицкий был уверен, что в современную эпоху объединительная миссия России должна осуществляться в новых формах.

162

Он призывал бесповоротно отказаться от прежних методов насилия и войны: «В со­временный период дело идет о путях культурного творчества, о вдох­новении, озарении, сотрудничестве»¹. По существу, он говорит здесь о том, что Россия должна попытаться в сфере геополитики испробовать новые формы социокультурного творчества для достижения объедини­тельной миссии, что было смелой новаторской идеей, до конца не оце­ненной ни его современниками, ни потомками. При этом Савицкий неустанно подчеркивал определяющее значение самой идеи единства Евразии в мировой геополитике, в общей геополитической картине мира. Он был убежден: если устранить этот евразийский центр, то все его остальные части, вся эта система материковых окраин (Европа, Передняя Азия, Иран, Индия, Индокитай, Китай, Япония) превра­щается как бы в «рассыпанную храмину»². Этот мир, лежащий к вос­току от границ Европы и к северу от «классической Азии», есть то зве­но, которое соединяет в единство их всех.

С этой точки зрения Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться «срединным государством». Связующая и объединяю­щая роль «срединного мира» играет огромную роль в мировой геополи­тике. В течение ряда тысячелетий геополитическое преобладание в ев­разийском мире принадлежало кочевникам. Заняв все пространство от пределов Европы до пределов Китая, соприкасаясь одновременно с Пе­ редней Азией, Ираном и Индией, кочевники служили посредниками между разрозненными пространствами оседлых культур. Известно, на­пример, что взаимодействия между Ираном и Китаем никогда в исто­ рии не были столь тесными, как в эпоху монгольского владычества (XII—XIV в.). А за 13—14 веков перед этим исключительно в кочевном Тевразийском мире пересекались лучи эллинской и китайской цивилиза­ций, как показали новейшие раскопки в Монголии.

Исторические факты и свидетельства позволили Савицкому сде-i дать еще один важный геополитический вывод: русский мир силой неустранимых фактов призван к объединяющей роли в пределах Старого Света. Только в той мере, в какой Россия-Евразия выполнит это свое призвание, вся совокупность разнообразных культур Старого матери­ка может превращаться и превращается в органическое целое, стирая различия между Востоком и Западом³.

¹ Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства // Конти­нент Евразия. С. 302.

² Там же. С. 296.

³ Там же. С. 297-298.

163

Именно в лице русской культуры евразийцы видели объединитель­ную и примирительную историческую силу. Они подчеркивали, что разрешить свою задачу Россия-Евразия сможет только во взаимодей­ствии с культурами всех окружающих народов. В этом плане культуры Востока для нее также важны, как и культуры Запада. Особенность рус­ской геополитики — в обращенности одновременно к Востоку и к Западу.. Для России — это два равноправных ее фронта, западный и юго-вос­точный: «Поле зрения, охватывающее в одинаковой и полной степени весь Старый Свет, может и должно быть русским, по преимуществу, полем зрения»¹.

Савицкому принадлежит интересная и оригинальная попытка ос­мыслить геополитическую модель мира с позиций континентального мышления. Обычно, говоря о континентальной школе в геополитике, ссылаются на немецких исследователей, в особенности на К. Хаусхофера, которому принадлежит идея создания «континентального блока» по оси Берлин—Москва—Токио. Однако концепция Савицкого, которая менее известна, теоретически обоснована гораздо интереснее и убеди­тельнее, чем концепция немецких континенталистов.

Прежде всего он значительно глубже продвигается в осмыслении традиционного противостояния двух типов цивилизаций в мировой геополитике: цивилизаций Моря и Континента. Западная геополити­ческая школа, констатируя это противостояние, подчеркивает его географическую предопределенность. Морские цивилизации тради­ционно связаны с островным или береговым типом существования, мореходством и торговым строем, республиканско-демократическими режимами (Афины, Карфаген, Португалия, США, Великобрита­ния). Континентальные цивилизации, напротив, удалены от теплых незамерзающих морей, удобных для судоходства, связаны с сухопут­ным типом существования и авторитарными системами правления (Спарта, Рим, Византия, Россия). Между Континентом и Морем рас­положены береговые зоны — римленд, за контроль над которыми ве­дется борьба.

Савицкий раскрыл глубинные противоречия континентального и морского типов существования, а также их стратегии, обращенные в будущее. Он обратил особое внимание на то, что фактором организа­ции и сплочения морских цивилизаций в современную эпоху становит­ся единый мировой рынок. Благодаря дешевизне и удобству морских коммуникаций страны Моря могут быстро воспользоваться всеми пре­имуществами, мирового рынка при минимальных затратах на перевозку товаров.

¹ Там же. С. 297.

164

Напротив, для стран Континента включение в мировой ры­ночный обмен связано с огромными транспортными издержками — де­лая основную ставку на интенсивное вхождение в мировой обмен, они моментально становятся «задворками мирового хозяйства».

Если единый мировой рынок сплачивает морской блок, давая ему мощную экономическую основу, то одновременно он отбрасы­вает континентальный мир на периферию мировой экономической и геополитической системы, обрекая его на вечное «догоняющее развитие».

В своей работе «Континент-океан» (1921) Савицкий приводит конкретные цифры: в расчете на одинаковые расстояния германский железнодорожный тариф перед войной был приблизительно в 50 раз выше океанского фрахта. И даже русские ставки на железных дорогах (которые традиционно ниже себестоимости) в 7—10 раз превосходи­ли стоимость морского транспорта¹. Добавим, что и сегодня разница в морских и железнодорожных тарифах остается весьма существен­ной, причем тенденция удорожания электричества, угля, мазута и бензина сохраняется. Современный энергетический кризис делает проблему, обозначенную Савицким, особенно острой, его мысли зву­чат сегодня для России необыкновенно актуально.

Известно, что Россия, даже в перспективе широкого великодер­жавного расширения, нигде, кроме побережий отдаленной Камчатки, не выходит и не имеет шансов выйти к берегам «открытого» моря в точном географическом смысле этого слова, т.е. водного бассейна, принимающего участие в гидрографической циркуляции Мирового океана. Даже Северный Ледовитый океан из-за полосы небольших глубин (менее 600 м), простирающейся между Гренландией, Исланди­ей и Шотландией (так называемый «порог Томсона»), исключен из общей океанической циркуляции. Все моря России-Евразии являют­ся морями замкнутыми, континентальными, «средиземными», в большинстве случаев замерзающими на шесть и более месяцев. На юге в виде крайнего предела мыслимого русского расширения высту­пают Средиземное море и Персидский залив, оба — континентальные бассейны. Савицкий напряженно размышлял над тем, как устранить невы­годные последствия континентальности. Он полагал, что путь такого устранения — в расторжении в пределах континентального мира полно­ты господства принципа океанического мирового хозяйства и в созида­нии хозяйственного взаимодополнения отдельных, пространственно соприкасающихся друг с другом областей континентального мира, в их раз­витии, обусловленном взаимной связью.

' Савицкий П.Н. Континент-океан // Континент Евразия. С. 399.

165

Аргументы Савицкого весьма убедительны: если континентальная страна при сбыте того или иного товара на мировом рынке получает за вычетом стоимости перевозки минимальную выручку, то нельзя ли с большей выгодой продать этот товар, не отправляя его на мировой рынок, где-нибудь по соседству?

Ему удалось разработать и сформулировать важные закономерно­сти внутриконтинентальных притяжений, на которые до сих пор не обратили должного внимания ни отечественные, ни зарубежные гео­политики. Внутриконтинентальные притяжения с необходимостью вступают в силу в тех случаях, когда существует расчет для внутри-континентального производителя и потребителя произвести обмен (не только экономический!) друг с другом без посредства мирового рынка¹. Вот формула этого закона:

Z<X+A+B+Y,

где Z— стоимость провоза единицы товара от континентального про­изводителя к внутриконтинентальному потребителю;

(X + А) — стоимость перевозки того же товара через мировой ры­нок (X — стоимость сухопутной перевозки до порта, А — стоимость морского транспорта);

(В + Y) — стоимость ввоза продуктов мирового рынка на конти­нент (В — стоимость морского транспорта, Y— стоимость сухопутной перевозки от порта к потребителю).

Опираясь на эту формулу, легко понять, что Уральскому горнопро­мышленному району будет плохо, если ему долгое время придется по­лучать мясо не из Уфимской и Пермской областей, а из Новой Зелан­дии и Аргентины. Как оценить с этой точки зрения современные поставки .«яожек Буша» из США самолетами во все уголки необъят­ной России при одновременном сокращении производства куриного мяса внутри страны?

Внутриконтинентальные притяжения приобретают особое значе­ние в двух случаях:

1. если сфера соприкасающихся континентальных областей имеет наибольшее пространственное протяжение;

2. если эти области являют наибольшее разнообразие экономиче­ской и культурной природы³.

¹ Там же. С. 406-407.

² Там же. С. 409-410. ³Там же. С. 411-412.

166

Важно отметить, что факторы первого рода расширяют простран­ственную зону, в пределах которой действенны внутриконтинентальные притяжения, тогда как факторы второго рода умножают число хо­зяйственных и культурных благ. Именно поэтому стратегические партнеры России — Китай, Монголия, Иран. При этом внутриконтинентальная сфера имеет свойство втягивать в специфический внутриконтинентальный обмен не только области, удаленные от океана или моря, но и те приморские районы, которые лежат между ними и мо­рем. Эти приморские районы находятся на пути внутриконтинентальных продуктов к мировому рынку; районы эти ближе к внутриконтинентальным странам, чем мировой рынок.

Используя свою близость к континентальным производителям, приморские районы могут, пользуясь разницей (определяемой стои­мостью провоза) между ценой мирового рынка и ценой данного кон­тинентального «медвежьего угла», получить товар дешевле, чем если бы они привезли его для себя с мирового рынка. Береговые страны также являются производителями товаров, и им целесообразнее сбы­вать свои товары преимущественно континентальным потребителям, поскольку им они обойдутся несравненно дешевле, чем аналогичные товары, привезенные с мирового рынка. Следовательно, эти примор­ские земли, являющиеся одновременно и потребителями дешевых континентальных товаров, и поставщиками дешевых приморских то­варов на Континент, могут быть прочно втянуты в орбиту континен­тального притяжения¹.

Геополитическое значение этих выводов трудно переоценить. Мы уже отмечали выше, что между странами Моря и Континента непре­рывно ведется борьба за влияние на римленд. В своей работе «Конти­нент-океан» Савицкий обосновывает важные экономические законо­мерности включения римленда в зону влияния континентальной геополитики. Одновременно он показывает, каким образом Россия-Евразия может интенсивно использовать принцип континентального соседства в своей хозяйственной и геополитической стратегии, созда­вая образ некоего хозяйственного и геополитического «самодовления». Государственная политика, направленная на созидание «самодовления», способна, по мнению Савицкого, дополнить и усилить влияние объективных факторов.

Экономические преимущества морских путей, которые соединя­ют Канаду — страну пшеницы, с Австралией —- страной шерсти, с Индией — страной хлопка и риса, в пределах российского мира дает континентальное сопряжение русских промышленных областей (Московской, Донецкой, Уральской, а в потенции также Алтайско-Семиреченской) с русскими черноземными областями (пшеница!), русскими скотоводческими степями (шерсть!) и «русскими субтро­пиками» — Закавказьем, Туркестаном (хлопок и рис!).

¹ См.: Савицкий П.Н. Указ. соч. С. 412.

167

В этом смысле Савицкий говорит о Континенте-океане: о Континенте, способном соединять, подобно океану, огромные пространства. При этом, не от­рицая необходимости для России искать новые выходы к морям для расширения связей с мировым рынком, он указывает на принципи­альную второстепенность «морского» принципа в построении рос­сийской политики и геополитики: «Какой бы выход в Средиземное море или к Индийскому океану ни нашла бы Россия, морской при­бой не принесет своей пены к Симбирскому «Обрыву». И Симбир­ску, вместе с необозримым кругом других областей и мест России-Евразии, придется все так же ориентироваться не на обретенный выход к «теплому» морю, но на присущую им континентальность...»¹ Континентальность — это судьба России, бороться с ней бессмыс­ленно, ее надо понять и полюбить, только тогда мы научимся пользо­ваться всеми ее преимуществами. Вот, по существу, главный вывод, завещанный нам Савицким, «великим евразийцем», великим русским геополитиком.

Идея континентальности в русской школе геополитики имеет ключевое значение. Осознание роли и места России на геополитиче­ской карте мира с позиций континентальности сыграло решающую роль для формирования долгосрочной геополитической стратегии.