Фуруботн Рихтер Инст-ты и эконом-я теория 2005

30 Глава I

большие затраты на организацию альтернативных санкций и гарантий, и пришлось бы отказаться от многих преимуществ, проистекающих из взаимовыгодной кооперации. Банфилд [Banfield, 1958] утверждал, что в действительности недостаток доверия является одной из причин экономической отсталости» [Arrow, 1969, р. 62].

В этих суждениях Эрроу признаются инструментальная роль морали, взаимопересечение экономической теории и практической этики.27 Общественную мораль (или доверие) нельзя просто купить. В определенных пределах она может быть продуктом «образования» — коллективного предприятия, которое, для того чтобы стать эффективным, требует значительных затрат реальных ресурсов и времени. Такое

1.9. Политический процесс

Политический процесс самым непосредственным образом влияет на институциональные изменения. Однако многие экономисты, по крайней мере XX столетия, в своих исследованиях старались абстрагироваться от политических явлений, хотя ясно, что в реальности политические и экономические процессы разделить невозможно.

Люди не могут восприниматься лишь как потребители и производители; они также являются гражданами множества существующих государств, а последние не только регулируют рынки, но могут непосредственно экспроприировать ресурсы, распределяемые посредством механизма рынка. Соответственно, невозможно предсказать результаты функционирования рынка, не предсказав одновременно, какова будет политическая реакция, порожденная альтернативными рыночными результатами [Ordeshook, 1990, р. 9]. Это серьезный урок для тех, кто отдает предпочтение свободному рынку. Для социалистов же урок заключается в том, что «какова бы ни была институциональная структура, установленная государством, законы, управляющие рыночными силами, не могут быть упразднены — силы спроса и предложения действуют вне зависимости от типа культуры, этнической идентичности, механизмов социализации, идеологии и политической системы» [Ibid.]. Поэтому очевидно, что НИЭТ имеет непосредственное отношение к

27 Например, Адам Смит [Smith [1776], 1976] говорил о большой важности правил поведенияУ«Эти общие правила поведения, будучи закреплены в нашей памяти в виде привычек, чрезвычайно полезны, поскольку они корректируют отрицательное влияние эгоизма на выбор надлежащих действий, наилучшим образом соответствующих каждой конкретной ситуации» (цит. по: [Sen, 1990, р. 87]).

Игнорирование западными научными консультантами взаимосвязи между экономическим развитием и политическим процессом является одной из причин неудовлетворительного состояния теории экономического развития, а также медленной и непоследовательной экономической трансформации посткоммунистических государств. Как указывали Райкер и Веймер [Riker and Weimer, 1995, p. 85], западные консультанты были больше обеспокоены экономической стороной политической экономии, чем политической. Поэтому они «сначала предложили реформы по созданию хорошо функционирующего рынка для свободной торговли. Но когда эти реформы были предприняты, причем без всякой политической поддержки новой экономической системы со стороны народа, то избиратели часто стали враждебно относиться к реформам, которые, как казалось, в настоящем несут одни страдания во имя лишь возможных перспектив получения благ в будущем». Авторы продолжают: «Только в Чешской Республике... правительство предприняло экономические реформы, пытаясь одновременно получить политическую поддержку» [Ibid.].

1.10. Агентские отношения

Юридическая конструкция агентских отношений как аналитическая концепция играет важную роль в современной институциональной экономической теории. Основная идея, которая здесь развивается, довольно проста. Агент действует от имени принципала, но принципал сталкивается с трудностями, пытаясь осуществлять мониторинг действий своего агента. По существу, принципал видит только результаты. Например, если принципал является собственником фирмы, а агент — менеджером этой фирмы, то в качестве результатов выступают прибыли, полученные по итогам года. При условии, что экзогенные негативные воздействия отсутствуют (например, изменения в погоде), принципал мог бы оценить результаты функционирования фирмы и сделать выводы о поведении (например, уровне усилий) своего агента. Однако вследствие каких-то внешних негативных воздействий, которые могли повлиять на результаты, у агента могут появиться веские оправдания плохих результатов, а принципал не сможет точно определить, что же послужило причиной этого.

Теоретически возможно представить ситуацию, в которой принципал «слеп» как лицо, осуществляющее непосредственный мониторинг своего агента, но при этом имеет полное представление о его личности (о функции предпочтений агента), а также точно знает функцию распределения внешних шоков (негативных воздействий). В этих специфических условиях принципал может разработать схему вознаграждения, с помощью которой возможно либо стимулировать агента, либо «подкупить» его,

чтобы он действовал с выгодой для принципала. Вообще говоря, именно эти проблемы и являются предметом экономической теории принци- пал-агент.

Конечно, трудности с получением информации (т. е. трансакционные издержки) пронизывают повседневную жизнь и не ограничены одной или несколькими сферами деятельности. В самом деле, если мы отвергаем мнение о всеведении субъекта принятия решений, который «совершенно рационален» [Kreps, 1990b, p. 745], то можно с уверенностью утверждать, что повсюду в системе существуют положительные трансакционные издержки. Смысл состоит в том, что заключение полных агентских контрактов (в том значении, которое вкладывалось в это понятие в предыдущем абзаце) будет невозможно. На практике должны превалировать неполные контракты. Таким образом, один из центральных вопросов новой институциональной экономической теории — поиск оптимальных неполных агентских контрактов.

Сфера применения модели принципал-агент очень широка. В нее, кроме известной проблемы отделения собственности контроля в фирме, можно включить, например, проблему преимущества правил по сравнению с дискреционными решениями при разработке экономической политики. Суть в том, что вследствие положительных трансакционных издержек и неполного предвидения невозможно разработать полный свод правил, который должны соблюдать лица, принимающие решения в области денежно-кредитной или фискальной политики. В определенных пределах у агентов обязательно остается возможность действовать по своему усмотрению. Тогда проблема сводится к тому, как различного рода принципалы, в частности, распорядители денежных средств или налогоплательщики могут защитить себя от оппортунистического поведения со стороны своих агентов (органов, разрабатывающих экономическую политику).

1.11. Институциональная устойчивость

Проблема^нституциональной устойчивости становится очевидной, если рассматривать возможность эволюции институтов и изменения их структуры во времени. Изменение (или искажение) может возникнуть в институте любого типа (конституции, контракте и т. д.), ив каждом случае важно понять причины и последствия такого изменения. В связи с формальными институтами (так называемыми созданными порядками) возникает ряд ключевых вопросов: какой набор неформальных правил получит развитие в лакунах формальной институциональной структуры и как долго будет продолжаться процесс спонтанного роста? Насколько вероятно, что будет достигнута некая устойчивая конечная точка, в которой институциональное устройство приобретет полноту?

как точка, где действительно достигается положение институционального равновесия?

Вероятно, институциональное равновесие означало бы, что первоначальный набор формальных правил по-прежнему активно используется, несмотря на факт появления дополнительного ряда неформальных правил и механизмов, обеспечивающих их защиту, которые завершают всю структуру. Тогда можно сказать, что институциональное равновесие будет в основном устойчиво: 1) если оно достигается «автоматически» в том смысле, что развитие неформальных правил приводит новое (полное) институциональное устройство к некоторой устойчивой конечной точке, не разрушая первоначальной формальной структуры, или 2) если после нарушения исходного институционального равновесия будет достигаться новое институциональное равновесие (не обязательно первоначальное). Центральный вопрос, поставленный здесь, касается адаптационных возможностей таких институтов, как рынки [Hayek, 1945] или иерархии [Barnard, 1938].28 >

Следует отметить, что в теории институтов не утверждается, что единственное институциональное равновесие всегда существует [Schotter, 1981, р. 12]. Заметим далее, что разделить политические и экономические процессы в этом контексте невозможно. Поэтому новая институциональная экономическая теория тесно связана с новой экономической теорией политики (теорией общественного выбора и конституционной экономической теорией) и собственно политологией.

Даже самое общее представление о природе институциональной устойчивости позволяет признать, что невозможно ограничить людей какими-либо ad libitum* созданными институциональными рамками, и полагать, что эта конструкция будет нормально работать. В общем, мы знаем, что институциональное изменение может быть результатом институциональной неустойчивости в смысле «плохого дизайна». Однако изменение может происходить вследствие экономического роста или спада либо по причине технических, интеллектуальных или культурных сдвигов. Как учит история, нет легкого способа предотвратить инс-

28 Барнард в особенности интересовался адаптационными возможностями внутренних организаций. Он писал, что «выживание организации зависит от поддержания равновесия весьма сложного типа... [Это] вызывает необходимость перенастройки внутренних процессов в организации... [Отсюда] в центре нашего внимания находится процесс, посредством которого совершается [адаптация]» [Barnard [1938], 1962, р. 6]. В этой связи Уильямсон ставит вопрос: «Если, однако, „чудо рынка" [Хайек] противопоставляется „чуду внутренней организации" [Барнард], то в чем же одно превосходит другое?» [Williamson,

Вводные замечания

титуциональную неустойчивость; разумеется, попытки просто остановить изменение с помощью силы оказались неэффективными.2 9

Пример институциональной неустойчивости, взятый из реальной практики, может быть поучительным. Рассмотрим, например, Европейскую валютную систему (ЕВС) 1979 г. Формальная организация предполагала отсутствие «ключевой валюты». Однако в ходе развития ЕВС немецкой марке была «автоматически» отведена роль ключевой валюты, а Бундесбанку — роль «лидера, обеспечивающего устойчивость» этой системы.^Решающим последствием оказалась неустойчивость (в описанном выше смысле) формальной стороны Европейской валютной системы. Неформальные правила, которые выросли в рамках формальной институциональной структуры, привели к институциональному неравновесию, проявившемуся в желании некоторых членов ЕВС создать Европейский валютный союз. Данное предложение по изменению структуры, вероятно, было мотивировано желанием некоторых государствчленов избежать валютной гегемонии Германии. Это, конечно, скорее политическая, а не экономическая причина. Сейчас можно ожидать, что формальные институциональные рамки Европейского валютного союза наверняка опять будут неполными. Тогда возникает вопрос, какого рода дополнение в виде неформальных институтов вырастет в новой формальной конструкции Европейского валютного союза. Будет ли Европейский валютный союз при условии сегодняшних личных интересов

29 Рассматривая государство в трактовке Платона, Поппер делает замечание: «Остановка политических изменений не является лекарством, она не может принести счастья. Мы никогда не сможем вернуться к мнимому простодушию и обманчивой прелести закрытого общества.* Наша мечта о рае на небесах не может быть реализована на земле. Когда мы начинаем опираться на наш разум и использовать силу нашей критики, когда мы чувствуем зов нашей личной ответственности и вместе с тем ответственности за прогресс знания, мы уже не можем вернуться к государству слепого повиновенияТтлеменной магии. Для того, кто вкусил от древа познания, рай потерян. Чем больше мы пытаемся вернуться в героический период трайбализма, тем более уверенно приближаемся к Инквизиции, Секретной полиции и романтизированному гангстеризму. Начав с подавления разума и правды, мы неизбежно должны будем прийти к самому жестокому и насильственному разрушению всего человеческого» [Popper, 1945, vol. 1, p. 200].

* Закрытым обществом Поппер называет племенное или коллективистское общество, а общество, в котором индивидуумы вынуждены принимать личные решения, — открытым обществом. Закрытое общество Поппер характеризует как «органическое» и магическое, а открытое — как рациональное и критическое (Поппер К. 1992. Открытое общество и его враги: В 2-х т. Т. 1: Чары Платона. М.: Феникс; Международный ф о н д «Культурная инициатива». С. 218; 363). — Прим. ред.

жителей Европы и с учетом их индивидуальных возможностей, организации и технических знаний двигаться к устойчивой конечной точке, к институциональному равновесию? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно принять во внимание как политические, так и экономические силы. Однако есть весьма веские причины полагать, что Европейский валютный союз не будет стабильной системой — если, конечно, он вообще будет создан.*

1.12. Еше раз о чувствах

Впредыдущем обсуждении подчеркивалось, что действие «невидимой руки» может быть ускорено путем введения в систему ряда рационально спроектированных формальных институтов. Однако верно то, что вряд ли даже самые лучшие попытки такого конструирования будут иметь своим результатом совершенные или «полные» институты. Рационально спроектированные формальные институты должны оставлять возможность для развития неформальных устройств. Более того, чтобы так называемая сознательно созданная институциональная структура была действительно устойчивой, конструкция должна учитывать «человеческую природу, какой мы ее знаем» и, конечно, оставаться открытой для неминуемого роста неформальных процессов, а также механизмов защиты.

Эмоциональные социальные отношения, «определяемые специфическими переживаниями субъектов и состоянием их чувств», играют важную роль при формировании общего окружения, в котором осуществляется экономическая деятельность. Это касается, например, традиционных социальных отношений, которые определяются «укоренившимися привычками» [Weber, 1968, р. 25]. Чувства или традиции не могут быть созданы ad hoc** путем рациональных действий, и часто для этого требуется время. Для иллюстрации данного положения полезно рассмотреть такое явление, как доверие между людьми. Без широкого распространения всеобщего доверия «общество, как таковое, распалось бы» [Simmel, 1978, р. 178]. Очевидно, доверие не может быть создано мгновенно — например, за счет использования силы или денег. Доверие является результатом эволюционных процессов, на что необходимо время. Среди прочего, это требует выработки общих ценностей (социального консенсуса) и адаптации ценностей к новым условиям. В этой связи важную роль играют также достоверные обязательства

* С 1 января 2002 г. в странах — членах Европейского валютного союза введена в обращение единая денежная единица евро. Для безналичных расчетов эта коллективная валюта используется с 1 января 1999 г. — Прим. ред.

** Ad hoc (лат.) — для данного случая. — Прим. пер.

действующих субъектов общества. Мы знаем, что прошлое в значительной степени правит настоящим, что история имеет значение.

Рассмотрим институт денег: без взаимного доверия денежные трансакции потерпят крах. Зиммель утверждает, что о доверии важно думать не только в смысле, например, уверенности в урожае следующего года, но также как о

дополнительном элементе социально-психологической квазирелигиозной веры. Чувство личной безопасности, которое дает обладание деньгами, возможно, наиболее концентрированная и заостренная форма и способ демонстрации уверенности в социально-политической организации и порядке [Simmel, 1978, р. 179].

Дасгупта [Dasgupta, 1988, р. 51] понимает «доверие» как правильные ожидания относительно действий других людей, влияющие на выбор собственного способа действий, когда этот выбор должен быть сделан еще до того, как окажется возможным мониторинг действий этих других субъектов. Он подчеркивает, что в его определении доверия решающее значение имеет невозможность осуществлять мониторинг действий других субъектов. Следовательно, в данном случае «доверие» рассматривается в терминах вышеописанной проблемы принципал-агент

вситуации «морального риска».

Сточки зрения мотивации можно утверждать, что чувства и эмоции являются непосредственными причинами большинства типов поведения [Frank, 1990]. Психологический механизм вознаграждения, который руководит индивидуальным выбором, может и действительно соперничает с чувствами, возникающими при рациональном расчете материального выигрыша. Тезис Франка заключается в том, что понимание этого взаимодействия имеет прямое отношение к проблеме достоверности обязательств, которая лежит в основе вопроса о доверии.

Проблема достоверности обязательств в близких личных отношениях гораздо лучше решается на основе моральных чувств, чем посредством замысловатых формальных контрактов. Наилучшим страхованием от изменения будущих материальных стимулов являются крепкие узы любви. Если через десять лет один из партнеров падет жертвой продолжительной болезни, материальным стимулом для другого может стать поиск нового партнера. Но чувство глубокой привязанности не позволит стимулам измениться в данном направлении, и это откроет дверь для текущих инвестиций во взаимоотношения, что в противном случае было бы слишком рискованно [Frank, 1990, р. 76].

Надо полагать, что описанный выше идеальный вариант может быть реализован только в том случае, если чувства одинаково сильны с обеих сторон. Конечно, существуют ключи к формированию желательного поведения, но справедливо также и то, что эмоциональное отношение

38 Глава 1

может быть фальсифицировано и поданы вводящие в заблуждение сигналы. В любом случае Франк считает полезным различать модель обязательств (commitment model) и модель своекорыстия (self-interest model). В соответствии с его подходом, первая относится к ситуациям, когда кажущееся иррациональным поведение можно объяснить эмоциональной предрасположенностью, помогающей решить проблему достоверности обязательств, в то время как вторая модель касается ситуаций, в которых люди всегда действуют «эффективно», преследуя свои узкокорыстные интересы.

Чувства важны не только в контексте личных отношений, но и в общественной сфере. Поэтому необходимо принимать во внимание взаимосвязь между чувствами и идеологиями. Идеологии, или всеобъемлющие системы познавательных и моральных убеждений, имеют очень важное значение в социальной жизни и требуют изучения [North, 1978, р. 972 ff.].30

Идеологии — это общие для определенных групп людей рамки ментальных моделей, которые дают им возможность объяснять окружающий мир, а также содержат предписания относительно того, как этот мир должен быть упорядочен [North, 1994, р. 363, п. б].3'

Они могут пониматься как неявные соглашения о неформальных правилах социального действия, которые помогают уменьшить неопределенность. Они могут стать или не стать социальными нормами или «этическими системами». Вне зависимости от результата уровень дове-

30 Норт утверждает, что «изучение идеологии подвергалось осуждению, так как начало этому было положено в трудах Маркса... и Манхейма... где говорилось о зависимости знания индивида от его социального статуса... Но идеология может изучаться и как позитивная наука. Как показал Роберт Мертон [Merton, 1949], анализируя литературу по социологии знания, в этой области могут быть получены эмпирически проверяемые утверждения...» [North,

с1978, р. 975]. Продолжая, Норт выдвигает относительно идеологии два положения, которые подтверждаются исследованиями экономистов-историков: 1) все общества вкладывают значительные ресурсы, чтобы убедить своих граждан в легитимности существующей системы, и 2) политическая и юридическая

структура определяют тот факт, что законодатели и судьи, принимая множество решений, касающихся прав собственности (а следовательно, аллокации ресурсов), исходят из своих моральных и этических взглядов на «общественные блага». Отсюда, и в особенности из последнего утверждения, следует, что «любое изучение независимой судебной системы должно помещать в центр своего анализа идеологию» [North, 1978, р. 976].

31 Шмоллер [Schmoller, 1900, р. 70], подобно Норту, утверждает, что «природа мировоззрения (Weltanschauung), системы морали, заключаются в том, чтобы давать холистическое видение мира. Поэтому в такой системе всегда присутствуют некоторые гипотезы и вера...».

рия индивида к словам других субъектов в большей или меньшей степени связан с качеством системы неформальных правил, установленных в обществе. Заключение неявных соглашений (социальных отношений) ведет к формированию структуры, которая достаточно устойчива во времени. Эти соглашения нужно рассматривать не только как компоненты социальной структуры, но и как ресурсы для индивидов. В самом деле, для характеристики этих ресурсов используется термин социальный капитал (см., напр.: [Schlicht, 1984; Coleman, 1990, p. 300]).32

Конечно, со временем идеология, или неявные соглашения, изменяется, и можно наблюдать эффект гистерезиса.* Как указывал Эрроу,

[социальные] соглашения обычно гораздо труднее изменить, чем индивидуальные решения. Когда вы обязаны не только самому себе, но и многим другим участникам общего дела, трудности изменения данного соглашения становятся значительными... [Arrow, 1974, р. 128].

Он продолжает свою мысль, отмечая, что, может быть, труднее всего изменить подсознательные соглашения, самая цель которых ускользает из сознания.

Приверженность войне, революции или религии является типичным примером обязательства, которое очень трудно пересмотреть, даже если

стого момента, когда оно было взято, условия совершенно изменились.

Идаже тогда, когда опыт неожиданно свидетельствует о нежелательных последствиях какого-либо обязательства, прошлое может продолжать править настоящим [Ibid.].

Современное развитие Восточной Европы дает ряд характерных примеров. Вследствие указанных причин рациональное институциональное изменение может оказаться бесполезным, демонстрируя зависимость от траектории предшествующего развития. Действие «невидимой руки» может быть ускорено только в определенных пределах посредством «поэлементной социальной инженерии», как Поппер [Popper, 1957, р. 64] называет этот процесс.33

33 Это понятие нужно отличать от того, что он называет «холистической» или «утопической» инженерией. «Ее цель заключается в переустройстве „всего общества" в соответствии с определенным планом» [Popper, 1957, р. 67].*

* Поэлементная социальная инженерия, согласно Попперу, означает такой тип социальной инженерии, который состоит в постепенном, последовательном, поэтапном осуществлении отдельных социальных преобразований в противоположность утопической социальной инженерии. —

Прим. ред.