§ 21. 1) Широкая экспериментальная проверка физиологических теорем в сравнительно короткий срок обучения доступна только на лягушках.

2) Ни один физиолог, работая на лягушках, не понимал, что изучает собственно лягушачью физиологию. И Галлер, и Гельмгольц, и Сеченов, и Нернст понимали свое занятие так, что ими ищутся и устанавливаются закономерности общей физиологии, применительно mutadis mutandis и к млекопитающим, и к человеку.

3) И то, что представляется нам закономерностью при наблюдении высших животных и человека, не будет достаточно установлено и уяснено по своему механизму, пока не будет проверено на громадном материале хладнокровных.

4) Закономерности И. IT. Павлова на высших теплокровных суть скорее предвосхищения будущих теорем физиологии, чем доказанная система положений. Это гениальный набег в невозделанную область, на еще не овладение ею.

5) Если у И. П. Павлова есть массивный материал наблюдений, то он окупается двадцатилетней работой множества сотрудников, но и для уяснения его и для его обоснования потребуется массовый опыт на холоднокровных с точки зрения общей физиологии.

6) Громадное большинство утверждений И. П. Павлова представляет из себя биологизмы, основанные на соображениях биологической целесообразности, тогда как механизм остается совершенно невыясненным. Проработка этих положений, как например выяснение механизма торможения, будет делом других школ, вроде школы Н. Е. Введенского.

7) При этом естественно отношение между школами должно пониматься как сотрудничество, но не как «соперничество». Соперничать нам и не в чем!

8) Наши данные, как парабиоз, периэлектротон, доминанта и т. д., — окна в ионно-коллоидную природу физиологического процесса возбуждения и торможения. Поэтому называть нашу трактовку науки схоластикой — это или невежество, или недобросовестность.

§ 22. Доминанта лишь усиливается от встречных антагонистических торможений, ее волна поднимается до максимума; тогда она впадает в парабиоз, за парабиозом как-то следует «успокоение».

§ 23. В. В. Савич начинает с того, что дает реестрик «инстинктов» и, отправляясь от него как законченного, берется объяснить всяческое поведение человека (В. В. Савич. Основы поведения человека, 1924). Но прежде всего, всегда ли у человека одни и те же инстинкты? Сторонники учения об условных рефлексах начали с очень храброго утверждения, что новые связи могут фиксироваться и становиться безусловными. Тогда следовало бы, что молодые поколения стали бы обладать все новым и новым фондом зафиксированных рефлексов, все более широким и трансформированным реестром инстинктов. В этом получило бы объяснение человеческого прогресса. А если врожденными оказываются все одни и те же наклонности, то все прочее, «условное», будет лишь растягиванием резинки, которая всегда будет возвращаться к одному же неизменному фонду «безусловных» рефлексов. Рефлекторная деятельность будет топтанием на одном и том же месте, человеческое поведение будет возвращением к одной и той же «природе человека». В этом случае мы должны были бы признать, что учение об условных рефлексах касается лишь эфемерных связей индивидуального существо' вания и ничего не может сказать нам о новообразованиях человеческих реакций и человеческого поведения.

А если мы признаем, что выработки индивидуума могут становиться достоянием рода, условные связи могут становиться безусловными, то

16* 245

мы неизбежно признаем, что инстинкты не подлежат зафиксированию в реестрик, ибо вырабатываются всегда новые инстинкты, — жизнь и состоит в выработке новых инстинктов, которые у будущих людей будут врожденными. В одном случае поведение человека диктаторски и «безусловно» направляется конечным числом роковых инстинктов: в другом «естество наше делаемо есть)).

С этой последней точки зрения в высшей степени нелепо и непоследовательно брать за «инстинкты», детерминирующие поведение человека, инстинкты собаки. Уж если составлять реестрик человеческого поведения, то у человека же их и надо почерпать. А здесь мы должны будем говорить об инстинкте пространства, времени, аутизма, альтруизма, социального единения и т. п. Для человека характерна способность руководствоваться в своем поведении своими идейными образами в большей степени и с большей принудительностью, чем контактными условиями наличной среды.

§ 25. Конкретное определяет собою общее, а не наоборот. Это прекрасно видно на принципе доминанты. Конкретный принцип доминанты показывает, какие употребления производит центральная нервная система в своем целом из тех периферических приборов, которые, казалось, были уже почти поняты механически. Теперь, после того как это высшее конкретное применение стало ясно, стали искать и находить в самом периферическом приборе то, что раньше в нем не видели: указывают, что уже там, в периферическом приборе, есть, и при специальных условиях может наблюдаться нечто родственное доминанте. Точто так же открытие явлений центрального торможения навело post factum на обнаружение родственных явлений в периферическом нервно-мышечном препарате.

§ 30. Закон обратных отношений между рефлексами: если рефлекс А в порядке иррадиации вызовет другой рефлекс В, то и обратно рефлекс В будет вызывать в порядке иррадиации рефлекс А. Так, сгибание правой задней лапы вызывает вторично сгибание левой передней, но и обратно:

рефлекс сгибания левой передней вызывает вторичное сгибание задней правой конечности. В тонических рефлексах это особенно ясно: положение головы предрасполагает течение рефлексов в сторону приобретения таких поз, которые в свою очередь вызывают именно это положение головы. Но это отношение перестает быть обратимым: рефлекс А усиливается с В, но тормозит этот последний. Первое отношение отвечает состоянию взаимного подкрепления аллиливанных рефлексов.⁹ Оно предполагает последовательный переход от одной группы аллиливанных рефлексов к другой противоположной группе таких же аллиливанных рефлексов в порядке экзальтации после торможения (Exaltation post Inhibition). На рубеже перехода к экзальтации противоположной группы [рефлексов] центральная нервная система переживает критический момент необратимого преобладания возбуждений.