§ 11. Наиболее близкое в функциональном отношении, наиболее близко и в пространстве. Вот принцип a priori наиболее единственный.

⁷ Хранится у проф. Л. Л. Васильева.

⁸ Записи с § 1 по § 15 относятся к декабрю 1924 г., а дальнейшие параграфы к февралю—июню 1925 г., — В. М.

1/4 16 А. А. Ухтомский 241

При первоначальной метамерии тела этот принцип, по-видимому, и осуществлялся в расположении нервных центров по отношению к органам и между собой. Но с дальнейшим развитием это простое отношение стушевывается: функциональное сродство между центрами, их координированная работа вместе, определяется уже не соседством, а фактическою соотносительностью действия, так что первичная иррадиация возбуждений идет не по наибольшей морфологической близости, а только по функциональной связи. Морфологическое и функциональное начало на пути новых приспособлений разобщилось между собою; и это побуждает физиологов говорить о центрах в чисто функциональном смысле, забывая о морфологическом (Лангендорф). В спинном мозгу слагаются функциональные констелляции связанных между собою клеточных групп, морфологически далеко разбросанных по мозговой массе, но функционально объединенных единством действий. Конечно, не кто другой, как высшие центры с их новыми задачами использования старых данных в новых условиях создают это функциональное сближение издревле разобщенных образований в высшие функциональные единства. Но сами высшие центры в свою очередь располагаются по первоначальному принципу:

наиболее близкое по функции наиболее близко и по пространству. В коре большого мозга пространственная близость соответствует близости функциональной. Здесь только и дозволено говорить о кортикальных центрах нервно-мышечной чувствительности, зрительной чувствительности, кожной и слуховой чувствительности, «центре речи» и т. д. Если высшая ассоциативная работа коры заставляет говорить о транскортикальной координации, если и здесь зависимости ср:азываются уже независимо от морфологической близости, а по функциональному единству действий, то это, наверное, новые выработки и новые замыкания, при возникновении и упражнении которых мы присутствуем в опытах над условными рефлексами.

§ 15. Каждый центр участвует в деятельности всех прочих, во-первых, своими моментами возбуждения и, во-вторых, своими тормозящими влияниями. Доминантное состояние центра характеризуется теми и другими моментами одновременно.

Различные центры с различной легкостью приобретают доминантное значение. Чем же обусловлена эта относительная легкость, с которой отдельные центры берут на себя доминантное положение? Тут играет роль своего рода «емкость возбуждения» данного центра. Уж если он задет сферой возбуждения и возбудимость его начала подниматься, он начинает забирать все большие и большие количества возбуждения на себя, и тем самым господствовать над возбуждением всех прочих...

И. П. Павлов, заговоривший впервые об «относительной силе» центров, в конце концов мотивирует эту относительную силу биологическим значением (интересом) соответствующих реакции. «Направление раздражения определяется относительной силой тех центров, которые взаимодействуют друг на друга. Очевидно, пищевой центр представляет могучий физиологический центр, — он охранитель индивидуального существования. Понятно, что рядом с ним центр оборонительного движения имеет второстепенное значение... разрушение отдельных частей организма приносится в жертву более важному условию существования — доставлению, захватывайте пищи. Ясно, что пищевой центр надо считать сильнейшим физиологическим центром, и соответственно этому мы имеем совершенно отчетливый факт, что пищевой центр может перетягивать раздражение к себе из других центров» (И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт, 1923, стр. 129—130).

Отсюда выходило бы, что доминанта возможна лишь в более сильном центре. Фактически мы констатируем, что определенные центры стано-

242

вятся доминантами легче, чем другие. Вот и все! Экспериментально исследовать этот факт мы сможем тогда, когда поставим два центра в одинаковые условия раздражения, — выработаем понятия о «единице возбуждения», «единице реакции центра»,—и сможем установить, что при одном и том же раздражении в одном центре получается больше таких единиц реакций, чем в другом. До тех пор объяснение относительной легкости доминирования относительной силой центров сводится па idem per idem: этот центр легче доминирует, ибо он сильнее; а этот центр сильнее того, ибо он легче доминирует.

Немощность понятий, отсутствие в них реального значения сказывается точно тогда, когда пробуют придать им количественную характеристику, тогда как понятия не допускают еще общей единицы меры! Когда Ивану Петровичу представляются тут «ясности» и «очевидности», они приобретаются совсем из другого источника — из биологического интереса для жизни тех или иных центральных реакций. На самом деле — это все кажущиеся очевидности, кажущиеся объяснения.

И что значит «относительная сила» центров? Подчас И. П. говорит о ней как об относительной возбудимости: «...относительная физиологическая сила данных центров или степень их раздражимости есть важнейшее, идущее в расчет условие» (И. П. Павлов Двадцатилетний опыт, стр. 165). «Грубо формулируя, можно сказать, что центр разрушительных раздражений кости физиологически сильнее, чем центр пищевого раздражения, а центр пищевого раздражения сильнее, чем кислотного. .. Следовательно, можно сказать, что разрушение направляется в сторону сильнейшего центра» (там же, стр. 165).

Предполагается ли для каждой модификации защитного рефлекса свой центр? Или это разные степени реакции одного- и того же центра в зависимости от силы раздражения? Кислотное раздражение и заведомо болевое раздражение не однородны ли? И не степенью ли их относительной силы определяется характер соответствующих защитных реакций? А тогда мы увидим, что пищевая реакция оказывается то доминантною по отношению к защитной, то субдоминантной по отношению к ней, в зависимости от степени возбуждения последней «Относительная сила» центра оказывается изменяющейся величиной от одного центра к другому в зависимости от 1) силы раздражения, 2) возбудимости центра, 3) легкости его освобождения от торможения, — вообще от его доминантного состояния.

§ 16. Из механического представления о рефлексе не построить координированного целого нервной системы: координацию не удается понять как вторичный продукт механической работы: фактически координация дана уже в самом элементарном из рефлексов как след его работы в целом. «Если устроить так, чтобы извлечь все ферменты, находящиеся в клетке, то совокупность их действий даже отдаленным образом не будет напоминать биохимических процессов, совершающихся в протоплазме. Дело в том, что, кроме количества ферментов, необходима еще планомерная организация, машиноподобная структура, благодаря которой биохимические реакции протекают не случайно, а координирование» (С. П. Костычев. Физиология растений. Пгр., 1923, стр. 59). Было бы крайне неправильно из выделенной частности пытаться строить целое. Напротив, частность приобретает смысл лишь постольку, поскольку мы откроем ее роль [подразумевается рефлекс, — В. М.] в целом, которая координирует ее с подобными же другими частностями.