2. Исповедь как необходимое условие очищения

Неожиданное и необъяснимое несчастье сразу открывает, что ка­кое-то дурное влияние действует на тех, кого оно поразило, или, дру­гими словами, что они нечисты. Как же они сделались нечистыми? Может быть, из-за их собственной оплошности, неведомо для самих себя. А может быть, из-за оплошности одного, чей поступок осквер­нил общественную группу, навлекши несчастье на всех ее членов. В подобном случае для прекращения этого состояния, угрожающего ро­ковым исходом, для восстановления чистоты общественной группы необходимо одно предварительное условие. Нужно, чтобы виновный, т. е. тот, кто заразился скверной, признал свою вину. Необходима ис­поведь. До тех пор пагубные последствия скверны продолжают следо-

539

вать одно за другим. Несколько фактов, выбранных из тысячи, пока­жут неизбежность исповеди в таких случаях.

«Жена одного миссионера-туземца возвращалась домой на Фиджи. Она села на куттер в Саве со своим мальчиком. Через несколько вре­мени после отплытия разразилась буря, и волны начали перекаты­ваться через судно. Один шквал, более сильный, чем предыдущие, настиг ребенка и смыл его в море. Капитан, проявляя огромное му­жество, бросился в бушующую стихию, чтобы спасти мальчика. Ему удалось схватить ребенка, однако, к несчастью, сильный ветер мешал матросам подвести судно близко к капитану. Последний некоторое время держал свою ношу, пока огромная акула не вырвала ребенка из его рук. Поверженный в ужас, он сам каждую минуту ждал, что его схватят акулы, и продолжал барахтаться среди волн. Три часа по­надобилось для того, чтобы судно могло подплыть к капитану и спа­сти его. Едва ступив на борт, он, озирая глазом судьи всех матросов и пассажиров, спросил: «Кто этому причиной?» В тот же миг мать ребенка упала ниц и призналась в проступке, который она совершила в Новой Гвинее перед отъездом. Все на судне почувствовали облегче­ние, считая, что случившееся получило вполне достаточное объясне­ние и несчастья нельзя было избегнуть, принимая во внимание все обстоятельства».

Некоторые детали этой истории, носящие фольклорный отпечаток, не могут не внушить очень сильных подозрений. Гроза, разражающа­яся вскоре после отправления, шквал, уносящий ребенка, гигантская акула, возвращение капитана на борт — все представляется несколь­ко искусственно аранжированным для усиления эффектного финала. Однако независимо от своей правдивости рассказ знакомит нас с представлениями и чувствами тех, от кого он исходит. Женщина, севшая на куттер, нечиста из-за совершенного ею проступка, по всей вероятности из-за нарушения сексуального табу перед оставлением Новой Гвинеи. Ее осквернение передается судну и всем на нем нахо­дящимся. Женщина приносит окружающим несчастье. Ее ребенок по­гибает. Капитан, потерпевший неудачу в попытке спасти ребенка, разделил бы участь последнего, не спаси его чудо. Едва ступивши на борт, капитан требует признания от того человека, который ответст­вен за несчастье, поставившее всех перед угрозой гибели. Женщина исповедуется в своем проступке. Сейчас же все успокаиваются, на бу­дущее опасность устранена и трагические происшествия, случившие­ся до этого, рассматриваются как вполне естественные. Нечистота женщины, хранимая втайне, причинила несчастье, но, поскольку признание сделано, дурное влияние перестало действовать.

Аналогичный ход мысли заставляет первобытных людей перед от­правлением в поход требовать от каждого воина полного признания

540

при всем честном народе своих прегрешений. Этот обычай очень рас­пространен не только в первобытных обществах, но и в более разви­тых. Он засвидетельствован в Индонезии, Полинезии, Мексике, Перу времен инков, у африканских банту, у эскимосов и т. д. Всюду испо­веди придают большое значение. Возможно, главным источником это­го обычая является потребность нейтрализовать дурное влияние осквернения и положить конец бедствиям, которые оно неизбежно влечет за собой, пока остается тайной.

Так, на Самоа когда-то «воинов перед отправлением в бой жрец окроплял жидкостью кокосового ореха. Каждый признавался во всех проступках, которые могли бы быть поставлены ему в вину, и после окропления произносил обычно молитву, чтобы получить покрови­тельство и удачу». Эти же самоанцы «придавали огромное значение признанию проступков во время опасности. Однако, насколько мне известно, никто не выражал раскаяния или желания исправиться, ни­кто не молил о прощении. В случае опасности на море рулевой ста­вил судно против ветра, и люди исповедовались во всех своих прегрешениях. Один говорил: «Я вот похитил домашнюю птицу в та­ком-то селении». Кто-то признавался в согрешении с замужней жен­щиной в другом селении и т. д. После того как все мужчины по очереди исповедовались таким образом, судно ставилось по ветру в полной уверенности, что экипаж выйдет здрав и невредим из опасно­го положения».

На Самоа «в случае болезни главный жрец селения предлагал иногда друзьям пациента собрать его семью и устроить исповедь». В этой церемонии каждый член семьи признавался в своих преступ­лениях, в проклятиях, которые он в припадке гнева посылал по ад­ресу семьи, в особенности по адресу того, кто сейчас болен. В доказательство того, что он отрекается от всего этого, каждый брал в рот немного воды и брызгал ею в сторону больного. Последний факт проливает свет на смысл исповеди в представлении самоанцев и во­обще всех первобытных людей, которые считают ее необходимой в подобных случаях. Сохранять чувство гнева по отношению к кому-нибудь и особенно выражать гнев крепкими словами равносильно околдованию. Осквернение себя путем совершения хранимого втайне проступка, навлекающего беду на общественную группу или на одно­го из ее членов, — тоже своего рода околдование. Признаться в этом проступке равносильно тому, чтобы расстроить, разрушить сделанное раньше, т. е. снять колдовство, расколдовать. Однако мы уже знаем, что расколдовывание и снятие колдовства по существу не отличают­ся от очищения. Следовательно, исповедь — очистительная операция, необходимая для удаления несчастья либо только угрожающего, либо уже случившегося из-за осквернения, в которое впал кто-нибудь из

541

членов общественной группы и которое осталось втайне. И как от колдуна требуют, чтобы он снял колдовство, так и совершивших про­ступки, оставшиеся втайне, вынуждают признаться в них. Оскверне­ние потеряет, таким образом, свое гибельное действие.

У даяков, «когда вождь... племени решает отправиться на охоту за черепами, все мужчины и женщины собираются и исповедуются в своих проступках». На острове Ниас «в случаях непрерывного мелко­го дождя или продолжительной засухи жрец усматривает в этих бед­ствиях доказательство того, что какая-нибудь молодая девушка забеременела. Он сейчас же принимается разыскивать виновную и, когда думает, что обнаружил, заставляет ее признаться, коля ей икры острыми бамбуковыми палками». Казалось бы, достаточно узнать проступок, послуживший причиной беды, и можно приступать к об­рядам очищения. В действительности все совсем иначе. Для того что­бы скверна исчезла, для того чтобы прекратилось ее пагубное действие, т. е. для того чтобы дождь перестал или, наоборот, пошел, необходимо, чтобы предварительно виновная исповедалась в своем проступке.

Аналогичные функции исповеди приписываются и у банту. У пле­мени тонга в случаях нарушения весьма строгих половых табу, свя­занных с трауром, исповедь считается совершенно необходимой. Некоторые бечуаны полагают, что только исповедь может укротить гнев рассерженных предков. «Одно жертвоприношение считается не­достаточным. Необходимо, чтобы ему сопутствовала исповедь, и обыч­но, если не всегда, она ему предшествует (в случаях заболевания и т. д.). Однако, если речь идет о длительной засухе, о чуме рогатого скота или об эпидемии, уносящей много жертв, непременно требуется публичная исповедь всего племени». В Восточной Африке сафва уст­раивают исповедь перед отправлением в бой. «Когда мужчины высту­пают в поход против врага или собираются напасть на львов и леопардов, то в случае гибели нескольких воинов остальные задаются вопросом: почему умираем только мы, а не враги? Должно быть, в на­шем селении что-то неладно по части прелюбодеяния и распутства». Тот, кто чувствует себя виновным, должен наперед признаться в этом.

Вот почему перед походом предводитель собирает воинов и гово­рит им: «Пусть все, имевшие недозволенные сношения, возвратятся назад». Виновные вынуждены остаться в селении».