7. Хождение как жанр древнерусской литературы. «Хождение» игумена Даниила. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина: традиции и новаторство

Хо́жение — жанр средневековой русской литературы, форма путевых записок, в которых русские путешественники описывали свои впечатления от посещения иностранных земель. Другие названия жанра — «путник», «странник», «паломник», «скаска», «посольство». Также распространён не совсем правильный вариант названия — «хождение».

В ранний период существования жанра хожения в первую очередь писались паломниками, посетившими те или иные святые места — например, в Палестине или Константинополе. В дальнейшем, к XV в., жанр теряет свой религиозный оттенок; в частности, среди поздних хожений выделяется «Хожение за три моря» Афанасия Никитина, описавшего впечатления от похода на восток с торговыми целями.

Хожения являются ярким отражением русского средневекового мировоззрения; в них сочетаются политические, нравственные, художественные интересы и идеи их авторов.

«Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли» — древнейшее из русских описаний паломничества в Святую землю. Для всех последующих русских хождений этот памятник начала XII века послужил образцом.

Даниил стремится быть как можно более ясным и точным в своих описаниях; чисто литературных задач он не ставит перед собой никаких; ухищрений стиля у него нет. И вместе с тем перед нами прекрасный литературный памятник, проникнутый высоким пафосом радостного узнавания, написанный рукой человека, умеющего быть внимательным и способного описать то, что он видел.

Свое путешествие Даниил начинает и оканчивает в Константинополе, ничего совершенно не говоря ο пути из Руси и на Русь, каковой, очевидно, представлялся ему всем хорошо знакомым и, во всяком случае, не заслуживающим описания.

Даниил плыл по морю из Константинополя до Яффы в Палестине, посещая по пути острова и приморские города, аккуратно отмечая при этом расстояния между ними и их основные достопримечательности — святыни, промыслы, а также общее их состояние.

Из Яффы с группой паломников (с ним было и несколько русских) Даниил по суше двинулся к Иерусалиму. Описал и этот путь, небезопасный из-за нападений мусульман, которым часто подвергались путешественники; сказал ο чувствах, охватывающих паломников при виде города священной истории.

Незадолго до того, в 1099 году, Иерусалимом овладели крестоносцы; побережье они завоевали чуть позже, в начале XII века. Β 1100 году Иерусалим стал королевством. Когда туда прибыл Даниил, там правил первый король крестоносцев Балдуин (Балдвин) I. Даниил характеризует его как человека благочестивого, доброго, скромного, не горделивого, говорит, что тот покровительствовал ему.

Β Иерусалиме Даниил поселился в подворье (метохе) палестинского монастыря Св. Саввы, где прожил шестнадцать месяцев. Там ему встретился хороший знаток этих мест, прославленных ветхозаветной и новозаветной историей. Не щадя «худого своего добыточка» на оплату провожатых, Даниил совершал путешествия по городу, его окрестноcтям и по стране, жадно осматривая и очень старательно описывая памятники и достопримечательности — вид, состояние, устройство, размеры, материал, из которого они сделаны, расстояние и направление движения от одного κ другому.

Даниил несколько раз ходил κ Иордану и Мертвому морю, посетил лавру Св. Саввы, Вифлеем, Хеврон и множество других мест. Большое путешествие на север, в Галилею, ему удалось проделать благодаря счастливой оказии — вместе с войском короля Балдуина. Войско шло κ Дамаску. Даниил просил и получил позволение присоединиться κ нему у самого короля, С крестоносцами Даниил дошел до верховьев Иордана, здесь оставался десять дней, пока король не возвратился, осматривал Галилею вокруг Тивериадского моря, а также Фавор, Назарет, Кану Галилейскую. Оттуда, тоже с «дружиной многой», Даниил прошел в Акру, недавно (1104) взятую христианами, далее по берегу — до Кесарии и через Самарию вернулся в Иерусалим.

Пользуясь добрым κ себе отношением короля Балдуина, Даниил смог поставить на камне Гроба Господня лампаду «от всея Русьскыя земля» и оказался на удобном для обзора месте во время пасхальной службы у Гроба, когда зажигались стоящие на камне Гроба лампады. Эти праздничные события Даниил прекрасно описал в особом рассказе, помещенном в конце «Хождения». Морем — через Яффу, Кесарию, Акру, Вириту (Бейрут),— проплыв мимо устья Оронта, на котором стояла Антиохия, будучи напоследок ограблен в Архипелаге пиратами, Даниил возвратился в Константинополь.

«Аз же неподобно ходих путем симъ святым, во всякой лѣности и слабости и во пьянствѣ, и вся неподобная дѣла творя»,— сокрушается Даниил. Единственной своей заслугой, хотя опять-таки прося прощения за «худоумие» и простоту, Даниил считает основательность своего знакомства со Святой землей. Многие, пишет он, ходили в святой город Иерусалим торопливо и, «многа добра не видѣвши», собираются идти опять, но опять торопливо, «а сего пути нелзѣ въскорѣ створити». Лишь прожив шестнадцать месяцев в Иерусалиме, Даниил смог хорошо «походити и испытати вся святая си мѣста». Действительно, «Хождение» Даниила выделяется среди принадлежащих той же эпохе описаний Святой земли (Зевульф, Иоанн Вирцбургский, Фока) точностью и обстоятельностью наблюдений. Будучи замечательным литературным памятником, оно является в то же время драгоценным источником исторических и археологических сведений ο Палестине и Иерусалиме начала XII века.

Путешествие Даниила длилось, очевидно, больше двух лет. Этим временем прежде считали 1113—1115 годы, затем его рассчитали как 1106—1108 годы, а теперь полагают вероятным, что путешествие имело место в 1104—1106 годах.

Очевидно, что Даниил был человек незаурядный по уму, энергии, душевной основательности, и потому вполне вероятно предположение Η. Μ. Карамзина, что «сей путешественник мог быть Юрьевским епископом Даниилом, поставленным в 1113 году», умершим 9 сентября 1122 года (Карамзин Н. М. История государства Российского, т. II, примеч. 211 и 225). Карамзин имеет в виду южнорусский Юрьев. Иордан Даниил сравнивает с рекой Сновью, в которой видят реку, берущую начало в окрестностях Стародуба и впадающую в Десну. Β таком случае Даниил в самом деле был жителем южной России, Черниговских земель.

Находясь в Палестине, Даниил, как он пишет, молитвенно вспоминал имена русских князей, а в лавре Св. Саввы и записал их для поминовений,— какие он смог вспомнить. Анализ перечня этих княжеских имен показывает, что Даниил вспомнил и расположил их, по всей видимости, не случайно, но имея в виду систему старшинства, разработанную как средство против усобиц по инициативе Владимира Мономаха на княжеских съездах в конце ХІ — начале ХІІ века. Упомянул он — причем в порядке старшинства — лишь входивших в верховную коалицию князей, номинально объединенных под великим князем киевским. Называя себя «Русьскыя земли игуменом», Даниил, стало быть, мыслил себя в Палестине не частным лицом и представителем не одного лишь своего монастыря или одной области, но действительно «всея Русьскыя земля» как некоего политического целого, за которое он и ставил лампаду.

«Хождение Даниила» было очень популярно в Древней Руси. Оно сохранилось в ряде редакций и во множестве (около 150) списков. Древнейшие из списков восходят, однако же, не κ XII веку, но только ко второй половине XV века.

Β основу настоящего издания и перевода положен текст первой редакции «Хождения» по дному из древнейших и исправнейших списков — РНБ, Q.XVII. 88, 1495 г. Л. 1—48. Вставки пропущенных в этом списке отрывков (от слов «и не впусти ея сила Святаго Духа» до слов «теми вороты исходятъ къ Гепсимании» и от слов «стаащеа на Гробѣ Господни, та 3 кандила» до слов «поклонився Гробу тому Святому») сделаны по списку РГБ, Рум., № 335, XV-ХѴІ вв.

«Хо́жение за три моря» («Хождение за три моря»)^[1] — памятник литературы в форме путевых записей (жанр хожения), сделанныхкупцом из Твери Афанасием Никитиным во время его путешествия в индийское государство Бахмани в 1468—1474 (датировка Л. С. Семёнова^[2], ранее И. И. Срезневским датировалось 1466—1472 годами).

Сочинение Никитина было первым русским произведением, точно описывающим торговое и нерелигиозное путешествие. Автор посетил Кавказ, Персию, Индию и Крым. Однако, большая часть записок была посвящена Индии — её политической структуре,торговле, сельскому хозяйству, обычаям и традициям. Произведение полно лирическими отступлениями и автобиографическими эпизодами.

В 1475 году рукопись оказалась в Москве у правительственного чиновника Василия Мамырева. Позже, в 1489 году, она была воспроизведена в летописном своде, к которому восходят тексты Львовской и Софийской летописях.

Известный русский историк Н. М. Карамзин открыл «Хожение…» в Троицком списке (конца XV или самого начала XVI века^[3]) и опубликовал отрывки из него в 1818 году в примечаниях к VI тому «Истории государства Российского». Полностью сочинение опубликовал П. М. Строев в 1821 году в издании Софийской II летописи. Карамзин писал: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века … Оно (путешествие) доказывает, что Россия в XV веке имела своих Тавернье и Шарденей (en:Jean Chardin), менее просвещенных, но равно смелых и предприимчивых; что индийцы слышали об ней прежде нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время как Васко да Гамаединственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже купечествовал на берегуМалабара…»

«Хождение за три моря» тверского купца XV в. Афанасия Никитина — бесспорно, один из наиболее замечательных памятников древнерусской литературы. Важнейшей особенностью этого памятника следует считать его совершенно неофициальный характер — это записки русского человека, попавшего на чужбину, не имевшие определенного адресата. Мы ничего не знаем об Афанасии Никитине, кроме сведений, содержащихся в «Хождении», и заметки, предшествуюшей ему в летописной редакции. Как может быть установлено по этим источникам, путешествие Никитина происходило в 1468—1475 гг., незадолго до присоединения Твери κ Московскому государству; умер он около 1475 г., не дойдя до Смоленска. Нет оснований считать Афанасия Никитина особенно предприимчивым купцом, сознательно стремившимся в Индию; не был он и дипломатом. Товары, с которыми он отправился в путь, предназначались, очевидно, для продажи на Кавказе. Β Индию он пошел «от многия беды», после того как был ограблен в низовьях Волги. Единственным товаром, который он доставил в Индию, был купленный по дороге и проданный с большим трудом конь. Путевые записки Никитина были, в сущности, дневником, только без разбивки на даты. Он предполагал, конечно, что его дневник прочтут на родине (именно поэтому он записывал наиболее сомнительные с официальной точки зрения разделы по-тюркски и персидски), но не приспосабливал его к этикетным нормам, характерным для церковной и официальной светской литературы того времени. Своей непосредственностью и конкретностью «Хождение» напоминало рассказ Иннокентия ο последних днях жизни Пафнутия Боровского. Личностный характер рассказа Никитина, способность его автора раскрыть читателю свой внутренний мир — этими чертами «Хождение» перекликается с величайшим памятником древнерусской литературы, созданным два века спустя, — «Житием» протопопа Аввакума.

«Хождение за три моря» дошло до нас в трех изводах, или редакциях. Один из них содержится в составе Софийской второй и Львовской летописей, восходящих к своду 1518 г., отражавшему, в свою очередь, более ранний летописный свод 80-х г. XV в.; второй входит в сборник конца XV—начала XVI в. из Музейного собрания РГБ (принадлежавший ранее Троицкому монастырю и именуемый поэтому обычно Троицким); третья редакция, входящая в состав поздней летописно-хронографической компиляции, относится уже к XVII в. Отрывки из «Хождения» читаются также в сборнике конца XV в. — РГБ, ф. 178. № 3271 (л. 35 об.). Нет оснований видеть в этих изводах различные авторские редакции — вероятнее предположить, что они возникли при переписке памятника.

Β настоящем издании мы публикуем текст «Хождения за три моря» по Эттерову списку Львовской летописи (РНБ, Р.IV. 144, лл. 442 об.—458 об.) с исправлением по Архивскому списку Софийской второй летописи (РГАДА, ф. 181, № 371/821, лл. 193—220 об.) и Троицкому списку (РГБ, ф. 178, № 8665, лл. 369—392 об.).

Два больших пропуска в летописном изводе («...всѣх в Дербентъ доброволно... Гурмызъ есть на островѣ, а ежедень...», «Приидох же в Бедерь... а виденье обезьанино») восполнены по Троицкому списку (вставки эти, в отличие от более мелких, не отмечены в тексте курсивом).

8. «Слово о полку Игореве». История открытия и изучения «Слова». Основная идея памятника, образы героев. Особенности композиции, жанра, стиля

9. «Сло́во о полку́ И́гореве» (полное название «Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Ольгова», др.-рус. Слово о плъку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова) — самый известный памятник древнерусской литературы. В основе сюжета — неудачный поход 1185 года русских князей на половцев, предпринятый новгород-северским князем Игорем Святославичем. Большинство исследователей датируют «Слово» концом XII века, вскоре после описываемого события (часто тем же 1185 годом, реже 1-2 годами позже).

10. Проникнутое мотивами славянской народной поэзии и языческой мифологии, по своему художественному языку «Слово» резко выделяется на фоне древнерусской литературы и стоит в ряду крупнейших достижений европейского средневекового эпоса. В истории изучения памятника большой резонанс вызвала версия о «Слове» как фальсификации конца XVIII века (скептическая точка зрения), в настоящее время в целом отвергнутая научным сообществом.