1. Особенности древней русской литературы. Периодизация древней русской литературы

Особенности:

• Рукописный характер = неточность воспроизведения

• Анонимность: ▬ не знаем имя автора, ▬ наличие имени автора и немного обрывочных сведений о нем, ▬ имя, биография известны. Учитывается современное представление об авторе (плагиат).

• Церковный характер литературы

• Историзм (точное следование историческим фактам)/объективность

• Этикетность (клишированность)

Периодизация:

• Связь некоторого периода с историческими событиями: ▬ период возникновения литературы конец X в. – серед. XI в. ▬ XI в. – нач. XII в. (расцвет Киевской Руси), ▬ серед. XII в. – нач. XIII в. (феодальная раздробленность – татаро-монгольское нашествие). ▬ сер. XIII в. – кон. XIV в. (татаро-монголы). ▬ кон. XIV в. – кон. X в. (централизация русского государства). ▬ XIV в. ▬ (смута) XVII в.

• Господствующий литературный стиль – монументальный историзм/исторический монументализм

• Эмоционально-экспрессивный, кон. XIV – кон. XV в.

• Период второго монументализма/имперская риторика XI в.

• Переход к литературе нового времени XVII в.

2. Переводная литература Киевской Руси. Система жанров

Состав переводной литературы, имевшей распространение в Киевской Руси, обнаруживает культурную связь Руси с высшей цивилизацией тогдашнего мира. Большинство не только литературных жанров, но и самых памятников, распространенных в переводах на Руси, совпадает с тем их отбором, который имеется в переводной книжности Западной Европы тех же эпох. Можно таким образом установить общий источник литературного воздействия на целый ряд государств, образовавшихся в Европе к VIII—IX в. Этим источником была средиземноморская культура разложившейся Римской империи.

Перенесенная из Византии на Русь христианская литературная культура не имела узконационального характера, так как сама Византия во многих отношениях была многонациональна.

Это было обусловлено центральным положением Византии среди стран тогдашнего мира между европейским Севером и Западом, азиатским Востоком и африканским Югом, в древнем центре цивилизации, созданной и развивавшейся здесь веками. Византия рассматривала себя как наследницу и представительницу мировой истории Рима, считала себя продолжательницей его мировой политики и имела претензию возглавить мировую историю. Она взяла на себя миссию христианизовать языческие народы мира; ее Василевс считал себя не только главой христиан, но и политическим повелителем христианизованных Византиею государств, в знак чего раздавал их владыкам чины императорского византийского двора. Такое положение вещей и состояние идей было причиною того, что византийская литература приобрела международное значение. Продвигая свою культуру к другим народам, Византия даже жертвовала в известной мере своим национальным элементом и допускала распространение христианства на родном языке христианизуемых ею национальностей. Она сама охотно принимала культурные элементы опекаемых ею национальностей, и подобно тому, как на ее территории пересекались важнейшие пути мировой торговли, в ее литературе осаждались разнообразные сюжеты и литературные формы Запада и Востока, Севера и Юга. Благодаря этому, путем византийской книжности к «новопросвещенным» народам проникали литературные произведения не узконационального, а мирового характера, которые и в действительности заслужили мировое распространение.

Вот почему переводная литература Киевской Руси, полученная от Византии, оказалась почти тождественной с литературой других молодых народов европейского средневековья. Различие скорее сказалось в характере освоения занесенной литературы, а не в ее отборе. И даже самое освоение, отличающее Запад от Востока, в главных линиях шло по общему пути. Конечно, не удивительно, если на Западе и Востоке

средневековой Европы имеется один и тот же подбор переводных книг, являющихся основой христианской религии. Но, кроме этого, общими оказываются почти все книги, оформляющие церковный культ, все жанры книг, относящихся к церковности. Переводная библиотека богословов, толкователей и проповедников, агиографов и историков, близких к церковности, на Западе и Востоке Европы весьма родственна. Одни и те же церковные новеллы, ортодоксальные и апокрифические, циркулировали по всей Европе. Одни и те же образы Физиологов и Бестиариев усваивались на всем ее пространстве: феникс, саламандра, эхин и т. п. Наблюдается сходство и между произведениями нецерковного назначения; например, Троянские деяния и повествование об Александре Македонском одинаково были распространены по Западу и Востоку. Конечно, большинство общих переводных произведений отличаются по редакции, но все отличаются по языку. Затем, и место их исхода и пути прохождения на Запад и Восток были различны.

Большинство оригиналов переводной литературы Киевской Руси принадлежит Византии, но не относится к какой-либо одной эпохе и далеко не совпадает по времени с моментом появления их переводов в Киевской Руси. Большая часть византийской книжности была здесь получена в югославянском, болгарском переводе, меньшая переведена русскими.

Итак, в значительной степени переводная литература Киевской Руси образовалась в зависимости от истории византийской и болгарской литератур и от обстоятельств, сопровождавших переход принадлежащих им книг на Русь.

Массовый поток этих книг начал приливать на Русь в связи с перенесением сюда византийского христианства как государственной религии. Но для освоения этой религии русскими греческий язык ее книг представлял большие трудности. И даже если в X в. встречались на Руси знающие по-гречески, едва ли они были настолько опытны в литературной речи, чтобы срочно перевести необходимые тексты, притом сложного содержания и специальной терминологии. Пришлось прибегнуть к инославянскому посредству. Таким посредником послужили болгарские славяне, принявшие христианство за сто с лишним лет до русских и, держась византийского церковного обряда, успевшие разработать литературно язык для переводов книг. Начало литературному славянскому языку было положено знаменитыми греческими миссионерами в Моравии Константином-Кириллом и Мефодием, сделавшими переводы на славянский язык основных книг христианского вероучения, церковных правил и некоторых житий. Часть учеников и сотрудников Мефодия, бежавших после его смерти в Болгарию, продолжали в ней переводческую деятельность, которая особенно расцвела при царе болгарском Симеоне (893—927). Человек хорошо образованный, вполне владевший сам греческим языком, Симеон собрал около себя кружок переводчиков, во главе которого стоял, повидимому, Иоанн экзарх болгарский, священник, наместник епископа в Восточной Болгарии. Переводчики работали в разных краях Болгарской земли, поэтому лексика и синтаксис в их трудах очень разнообразны. Одни были греки, усвоившие славянский язык, как Иоанн экзарх и Константин, епископ болгарский, другие — славяне, прошедшие греческую школу.

К концу X в. в Болгарии образовалась огромная серия переводов церковной литературы Византии, начиная с тех греческих авторов, которые учились еще в античных школах. Эта литература отразила главнейшие перипетии византийского творчества в деле создания государственной церкви. Прежде всего следует упомянуть, что в Болгарии были проредактированы переводы так называемого «священного писания», восходящие к деятельности Мефодия, и некоторые книги писания переведены вновь. Для лучшего понимания этих основных книг вероучения были переведены их «толкования», к числу которых относится и Шестоднев, обширный трактат, объясняющий рассказ ветхозаветной книги Бытия о шести днях творения мира и наполненный сведениями по астрономии, космо- и географии и этнографии и т. п. Один из Шестодневов, перешедший на Русь, является собственно переработкой Иоанна экзарха. Эти толкования миротворения не лишены поэзии и этой своей особенностью отразились и на русских произведениях XI—XII вв. (например Поучение Владимира Мономаха). От книг «священного писания», полученных из Болгарии, идет русское Остромирово евангелие, переписанное с восточно-болгарского оригинала дьяконом Григорием с помощниками в Киеве в 1056—1057 гг. для новгородского посадника Остромира. Болгарский же перевод толкований на книги шестнадцати ветхозаветных пророков был переписан для новгородского князя Владимира Ярославича попом Упирем Лихим в 1047 г.

Многочисленные церковные песнопения, какие были в употреблении в византийской церкви, были переведены в Болгарии почти все и получены на Руси вместе с тем структурным оформлением, в которое они входили.

Переведены были византийские «отцы и учители церкви», выдающиеся богословы и проповедники, теоретики аскетизма и учители монашества, апологеты «правоверной» церкви против ересей. Иоанном экзархом переведена была книга Иоанна Дамаскина, содержащая целую богословскую систему. На Руси этот болгарский перевод Дамаскина был известен уже в начале XII в. под названием Уверие или Слово о правой вере (цитируется в житии Бориса и Глеба). Собрание проповедей — слов — красноречивого ученика античной школы Иоанна, константинопольского патриарха, прозванного «Златоустом», появилось в болгарском переводе при царе Симеоне, под названием Златоструй. Пролог к этой книге посвящен прославлению Симеона, как испытавшего все книги божественного писания, ветхие и новые, внешние и внутренние, и уразумевшего всех учителей нравы, обычаи и мудрость. Для того же Симеона был переведен с греческого сборник статей разного содержания, церковного, исторического, поучительного, толковательного, литературного, который был затем переписан на Руси для киевского князя в 1073 г. (так называемый Изборник Святослава). Здесь находится еще более пышная похвала дарю Симеону, который сравнивается с Птоломеем «не по вере, но по страсти к книгам», которыми он свои палаты наполнил. Ученик Мефодия, Климент, епископ словенский, перевел собрание греческих слов, прославляющих праздники и святых, известное под именем Торжественника, который также рано распространился на Руси.

Византийская церковь изобиловала житиями святых, существовавшими и отдельно и в сборниках определенного состава, где жития были расположены по месяцам и дням целого года. Наиболее обширный из таких сборников назывался Минеей. В кружке Симеона Минея была, повидимому, переведена полностью, но от Киевской Руси сохранилось только своеобразное извлечение из нее, дополненное русскими статьями, так называемый Успенский сборник XII в. (с житиями Бориса и Глеба и Феодосия Печерского). На Руси были известны и жития, переведенные в Болгарии отдельно или ходившие там в отдельности. Из них, например, Житие Василия Нового (ум. в 944 г.) отразилось в русской летописи.

Греки владели еще обширными сборниками мелких рассказов-новелл из жизни святых, главным образом аскетов, отшельников малоазийских, египетских и италийских пустынь, называвшимися патериками. Из этих патериков было переведено в Болгарии не менее трех. Следы переводных патериков сказались, например, на творчестве книжников Киево-Печерского монастыря, участвовавших и в составлении русской летописи.

Многие виды церковной книжности заполнялись в Византии содержанием, оппозиционным канонической, господствующей церкви. В формах Ветхого завета и Нового, — Евангелия, Апостола, житий святых и т. д., — сектанты и «еретики» составляли произведения, схожие по темам с каноническими. Эти произведения — «апокрифы», главным образом малоазийского происхождения, заходили и в Болгарию, здесь переводились и проникли в болгарских переводах на Русь. Отзвуки апокрифического Первоевангелия Иакова находятся, например, в житии Бориса и Глеба и в поучениях Кирилла Туровского на евангельскую притчу о расслабленном, а образами Заветов 12 патриархов пользовался Владимир Мономах. От Болгарии Киевская Русь унаследовала и перечни (индексы) книг «истинных» и «ложных» (апокрифов), составлявшиеся в канцелярии пап и патриархов.

Из собственно исторических сочинений Византии в Болгарии были переведены преимущественно сочинения по всеобщей истории, где византийская занимает почетное место в мировом историческом потоке, начинающемся историей евреев, как «избранного» божеством народа. Были переведены и некоторые истории христианской церкви. Часть этих переводов появилась на Руси не позднее XI—XII вв. и, например, хроники Георгия Амартола и Иоанна Малалы были использованы русской летописью, равно как и хронологический перечень событий патриарха Никифора «Летописец вскоре».

Можно предположить, что в X в. Болгария заимствовала из Византии главным образом церковную или оцерковленную литературу, накопившуюся ко времени христианизации Болгарии, в конце IX — начале X в. Эта книжность отражает несколько эпох литературной истории Византии: период VI и VII вв., переходный от античного направления к христианско-средневековому; период с VIII до половины IX в., ознаменованный ожесточенной борьбой за иконопочитание и расцветом монашества, сопровождавшийся снижением образованности, и, наконец, период литературного возрождения, когда, однако, античный стиль выродился в риторику. Эта литературная разновидность, в соединении с моментом и целями приобщения Болгарии к византийской культуре, сказалась в переводной болгарской книжности и в самостоятельном творчестве болгарских писателей X в., сказалась и на заимствованиях Руси из Болгарии. Христианизация Руси сопровождалась, повидимому, еще большей разборчивостью в литературном заимствовании у Болгар, чем болгарское заимствование у Византии. Эта разборчивость получилась как результат доминирования собственно церковных интересов правительственных христианизаторов Руси. Но если в эту эпоху Русь не отобрала из Болгарии образцы светской литературы, которые проникали-таки в Болгарию из Византии, все же русские получили некоторый отзвук античности, хотя бы и через оцерковленную форму византийско-болгарской книжности.

Нельзя, конечно, утверждать, что инославянская книжность получалась в Киевской Руси исключительно от Болгарии. В IX, X и даже частью в XI вв. не произошло еще окончательного раскола, «разделения», византийской и римской церквей, случались только временные разрывы в мирном их сосуществовании и соперничество в христианизации народов. Можно сказать, что ни одно из государств со славянским населением не избежало этого соперничества, не исключая и Руси. Хотя римская церковь и стремилась к передаче своего обряда славянам на латинском языке, но при необходимости терпела богослужение и на национальных языках, всегда, однако, пользуясь случаем прекратить это послабление. Византия, наоборот, проводила свое вероучение к славянам на их собственном или похожем славянском языке и поддерживала славянское богослужение. Так было в Моравии и Чехии, в Венгрии, полной мораво-чешских славян, в Польше, испытавшей влияние мораво-чешской культуры, в Хорватии, Сербии и в Болгарии. Следы церковных текстов западнославянского происхождения сказываются в русской книжности Киевской Руси, имевшей торговые и династические связи с такими соседями, как чехи, поляки и венгры. Но таких памятников в русской переписке дошло весьма незначительное количество, и если находятся кое-какие отражения их в русской летописи или в русской агиографии (ссылка Нестора на житие Вячеслава чешского), то это случилось не в период утверждения христианства на Руси, как государственной религии, а в конце XI или в XII в.

Безусловное преимущество именно болгарского участия в создании начальной русской книжности подтверждается ее языком и письмом, которое приняло и устойчиво сохранило болгарскую графику и орфографию. Если авторитетные свидетельства говорят, что азбуку для славян изобрел в 863 г. Константин-Кирилл, греческий миссионер, солунский уроженец, хорошо знавший южнославянский язык населения Солунской области, то приходится считаться с наличностью в славянской книжности не одной, а двух азбук, из которых одна в первой половине XI в. называлась на Руси «куриловицей« (т. е. «кириллицей»), а другая носила имя «глаголицы», сохранившееся в обиходе хорватов в XIV в. Употребление термина «кириллица» в русском свидетельстве XI в. осложняется тем, что под ним здесь разумелись глаголические начертания. Именно, новгородский поп Упирь Лихой благодарит бога за то, что он его сподобил «написати книги сия ис куриловице», а в книге-то местами есть буквы и целые слова глаголического начертания, как бы оставшиеся от глаголического оригинала, «из которого» исходила переписка Упиря Лихого на иной алфавит. Но как бы то ни было, традицией установлено имя «кириллицы» за славянской, всем известной азбукой церковных книг, представляющей собою явное приспособление греческого уставного торжественного почерка. Что же касается «глаголицы», то так называлась славянская азбука, происходящая, повидимому, из начертаний греческойскорописи. Место употребления глаголицы ведет нас в Моравию, Хорватию и в Западную Сербию; территорией преимущественного бытования кириллицы является Болгария и Русь. Заслуживает, однако, внимания то обстоятельство, что в древнейших русских написаниях на общем фоне кириллицы изредка встречаются буквы и отдельные слова, писанные глаголицей. Так, кроме списка Упиря Лихого, двух псалтирей XI—XII вв. и экземпляра Слов Григория Богослова XI в., глаголические начертания нацарапаны в XI—XII в. среди кирилловских на сырой еще штукатурке новгородского Софийского собора.

Не лишен значения вопрос, каким путем Киевская Русь получала болгарские книги и когда кончился массовый их поток на Русь. Есть мнение, что об этом вначале озаботилась Византия, доставляя славянские книги, необходимые для новой русской церкви, из своих центральных рынков. Но нет, кажется, необходимости отрицать и непосредственные русские отношения по этому поводу с Болгарией царя Самуила (ум. 1014 г.), после которого Болгарское царство обратилось в Византийскую провинцию. Массовый поток болгарских книг, начавшийся в конце X в., разросся в первой половине XI, во время интенсивной книжной деятельности Ярослава Владимировича, великого князя киевского, и закончился при его сыновьях.

Изучая литературный язык югославянских переводов церковных книг, русские организовали по этому образцу и свою речь как для самостоятельного перевода, так и для сочинительства. Русские таким образом воспользовались уже выработанной у южных славян терминологией, охватывающей существа, вещи и понятия, частью еще незнакомые и ненадуманные дотоле некнижной Русью, воспользовались не только готовой лексикой, но и морфологией, фразеологией и синтаксисом, разработанным у болгарских переводчиков соответственно греческим оригиналам. Конечно, русские переводчики не во всем рабски следовали лингвистическим и литературным приемам болгарских образцов, пробовали следовать строю своего живого языка, но тем не менее русская переводная речь оказалась столь зависимой от книжной болгарской, что отличить русский перевод от болгарского представляет немалую трудность. По отношению к ряду переводных памятников исследователи до сих пор не согласны в отнесении переводческой работы к южнославянской или русской национальности. Вопрос о национальном приурочении перевода осложняется возможностью редактирования югославянского текста русским книжником и, наоборот, или совместным участием в переводе болгарского и русского славянина. Например, по убеждению большинства ученых, хроника Георгия Амартола была переведена у болгар, но редактирована русским; также редактированы некоторые чудеса в житии Николая. Сокращенная греческая «Кормчая» (собрание церковных канонов с толкованием), переведенная с греческого русским монахом в XII—XIII в., была переведена на сербский сыном великого жупана Сербии, Саввою. Греческий сборник кратких житий святых, названный в переводе Прологом, был переведен в XII в. болгарином и русским вместе. Совместная работа славян разных национальностей могла быть осуществляема и осуществлялась в стенах разноплеменных монастырей Византии, в особенности на Афоне, который издавна представлял собою объединение греческих, славянских и восточных монастырей, обладавшее своеобразной политической независимостью. С конца XI в. здесь основался и русский монастырь, повидимому поддерживаемый русским правительством.

Под 6545 (1037) г. — годом заложения в Киеве «церкви св. Софии, митрополии» — Повесть временных лет характеризует просветительную деятельность Ярослава Владимировича: «И бе Ярослав любя церковьныя уставы... и книгам прилежа, и почитая я часто в нощи и в дьне. И собьра письце многы, и прекладаше с ними от грьчьска на словеньское письмо; и списаша книгы многы, имиже поучающеся верьнии людие наслажаються учения божественаго. Якоже бо се некто землю разореть, другыи же насееть, ини же пожинають и ядять пищю бескудьну, тако и сь: отець бо сего Володимер землю взора и умякчи, рекше крещениемь просветив; сь же насея книжьными словесы сердьца верьных людии, а мы пожинаем, учение приемлюще книжьное». Тут идет дифирамб книгам: «Ярослав же сь... любим бе книгам, и многы списав, положи в святеи Софии, юже съзьда сам». Если это восхваление Ярослава и носит на себе следы панегирика книголюбцу болгарскому царю Симеону, то само приурочение книжного расцвета на Руси ко времени учреждения митрополии при киевском храме Софии (1037) весьма знаменательно и вероподобно.

Кружок книжников, собранный Ярославом, мог действительно произвести «книгы многы», но было ли среди них много русских переводов, решить трудно. Таких переводов от Киевской Руси дошло не более четырех десятков, но ни одного из них нельзя уверенно отнести к первой половине XI в. Раннейшими допустимо считать русские переводы трех сочинений, связанных с деятельностью законодателя византийского монашества, Федора, игумена Студийского монастыря в Константинополе (VIII—IX вв.), именно его устав, поучения и житие. Устав Студийский был переведен в 70-х годах XI в. по заказу первого Киево-Печерского игумена Феодосия (ум. 1074 г.), собственные проповеди которого составлены под сильным влиянием поучений Феодора Студита.

К концу XI — началу XII в. возможно отнести русскую редакцию хроники Амартола по греческому оригиналу и русские переводы Истории Иудейской войны Иосифа Флавия и Христианской топографии Космы Индикоплова, житий Андрея Юродивого и Стефана епископа Сурожского, некоторых житийных статей о Николае Мирликийском, Георгии и Косме с Дамианом. Не с греческого, а с сирийского в XI—XII в. переведена была на Руси Повесть об Акире Премудром. К XII в. относятся русские переводы толкований (палеи) на библейские книги Никиты Ираклийского, апокрифов о Моисее, Соломоне и Афродитиане, а также повестей об Александре Македонском и Дигенисе-Девгении. К тому же веку относится и перевод Пролога, сделанный совместно русским и болгарином. Вероятно, русскими же переводились и сочинения русских митрополитов греков XI—XII вв.

Если границы Киевского периода литературы продолжить в первую половину XIII в., что совершенно допустимо, то придется упомянуть сборник изречений — Пчелу, Сказание о создании св. Софии Цареградской и один из видов Физиолога, как русские переводы этого времени. Кроме того, до монгольского опустошения была на Руси создана из прежних болгарских и русских переводов своеобразная историческая энциклопедия — компилятивный хронограф.

Русские переводы XI—XIII вв., конечно, не все были сделаны в Киеве или Чернигове. Нельзя, например, обойти Галицко-Волынскую область, давшую образцы искусного повествования в конце XI в. К работе книжников этой области возможно отнести перевод Девгениева Деяния и Пчелы и составление компилятивного хронографа.

Для установления общих руководящих линий отбора памятников, подлежавших переводу в Киевской Руси, нет пока достаточных оснований. Такому установлению препятствует прежде всего неполнота дошедшей переводной книжности, большая часть которой погибла от княжеских усобиц, от опустошений половцев и от монгольского нашествия, а также от отхода южных и западных областей к Литовско-Польскому государству.

Система жанров:

Светские

• Летопись – рассказывает выборочно о конкретном моменте

• Историческая повесть – цельный рассказ о некотором событии. Включает черты: византийской повести (развлекат. характер), летописи. Черты повести: повествует о законченном событии. Строится по хронологическому принципу. Имеет: завязку, развитие, кульминацию, развязку.

Часто повести композиционно вписывались в летопись (повесть о битве на калке в составе новгородской летописи).

Церковные

• Ораторские жанры погибают

• Жития – святых и князей (житие Александра невского)

• Хождения (сократилось количество)

3. Древнейшее летописание. Повесть временных лет

XI в. - время расцвета политического могущества Киевской Руси, время расцвета русской культуры. При князе Ярославе Мудром происходит объединение территории древнерусского государства, укрепляется независимость Руси. XI в.- это время активных политических и культурных связей Руси со всеми странами Европы. Именно в Киеве в XI в. зародилось летописное дело, которое велось по всей Руси до XVII в. При Софийском соборе в XI веке была основана библиотека, где хранились и переписывались рукописи. «Великая польза от учения книжного. Это реки, напояющие вселенную, в них источник мудрости, неизмеримая глубина, ими мы в печали утешаемся». Это гимн в честь книги, свидетельствующий о высоком культурном уровне восточных славян XII в.

Через всю русскую литературу проходит центральная тема - тема русской земли и её исторических судеб. Уже в первых древнерусских произведениях звучит идея патриотизма, гордости за свою родную землю, её могущество, политическую и религиозную независимость.

После принятия христианства на Руси появилась разнообразная переводная литература: хроники, исторические повести, торжественные слова, поучения. Но было бы неверно думать, что именно переводная литература стала основой древнерусской литературы, образцом для древнерусских писателей. Огромное влияние оказали на неё богатые традиции устного народного творчества. Когда появилась письменность, русские книжники стали записывать все важнейшие события своего времени. Так возник один из первых жанров русской литературы - летопись. Летописи - русские исторические произведения, в которых повествование велось по годам.

Величайшим историческим и литературным памятником древней Руси стала «Повесть временных лет», написанная в 1113 году монахом Киево-Печерского монастыря Нестором...

«Повесть временных лет» как литературный памятник

Величайшим историческим и литературным памятником древней Руси стала «Повесть временных лет», написанная в 1113 году монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. Об этом произведении акад. Д.С.Лихачев писал: «Высокое литературное образование Нестора, его исключительная начитанность в источниках, умение выбрать в них всё существенное, сделали ”Повесть временных лет” не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публистическим сочинением, а цельно литературно изложенной историей Руси». (Повесть временных лет-М.,Л.,1950г ч.).

Однако «Повесть временных лет» не является древнейшим летописным сводом. Более двух веков многие поколения ученных занимались изучением вопроса о возникновении и развитии летописания на Руси. В настоящее время благодаря исследованиям акад. Шахматова А.А. можно говорить об истории русского летописания. А.А. Шахматов применил сравнительно-исторический метод. Он доказал, что в основе этого историко-литературного памятника лежа более древние летописные своды, в частности , Древнейший Киевской свод. Результаты своего исследования А.А.Шахматов изложил в работе «Разыскания о древнейших летописных сводах» (СПб. 1908), «Повесть временных лет» (т.1 Пг.1916 г.)

Летописание возникает в Софийском монастыре, но в 70-х гг. XI в. летописание было перенесено в Киево-Печерский монастырь, выдающимися деятелями которого были его основатели - Антоний, Феодосий и Никон Великий. А.А.Шахматов считает, что автором Киево-Печерского летописного свода был Никон Великий. В конце XI в. возникает Киево-Печерский или Начальный свод.

Начальный свод стал основой «Повести временных лет». Первая редакция была составлена Нестором в 1113 году., вторая - Сильвестром в 1116 году., третья неизвестным автором в 1118 году.

Интересные уточнения гипотезы А.А. Шахматова об истории возникновения летописания сделаны акад. Лихачевым в кн. ”Русские летописи и их культурно-историческое значение” (М.,Л.,1947г) и в исследовании акад. Рыбакова Б.А. «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летопись» (М.,1963г).

В ”Повести временных лет” отразился интерес русского народа к историческому прошлому своей Родины. «Откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве начал первее княжити и откуда Русская земля стала есть» - вот задача, которую поставил перед собой летописец. Тема Родины, её величие и могущество, её единство, глубокий патриотизм составляют идейно-тематическое содержание летописи. О чем бы ни рассказывал летописец – о воинских походах русских князей, об их деятельности, направленной на укрепление политической и религиозной независимости Руси, о братоубийственных феодальных войнах, о событиях давно минувших лет – всегда интересы Родины и высокая патриотическая идея определяют точку зрения автора, его оценку поступков князей и тех событий, о которых он повествует.  Отмечая идейную направленность «Повести временных лет», историк В.О.Ключевский писал, что для неё характерна «пробуждение во всём обществе мысли о Русской земле как о чём-то цельном, неизбежном, обязательном деле всех и каждого».