книги / Философы из Хуайнани. Хуайнаньцзы
.pdfбыть истолкован в речах (7, 156), но есть нечто неподвластное ему, неподвластное речам. Оно доступно только мудрецам, по стигшим божественный свет, или разум дао. Поэтому мудрец «внутри темного мрака один видит свет» (7,25), он «выходит из света и вступает во тьму, чтобы проникнуть в дао» (7, 321). Но из этой тьмы он, обогащенный новым представлением о свете, вновь возвращается в область «солнечного света». Поэтому с тем, кто «прошел через тьму и вошел в светлое, можно гово рить о совершенном» (7, 164). Другие же не обладают «талан тами мудрецов . всю жизнь барахтаются во мгле хаоса и так и не овладевают искусством пробуждения в свете» (7,374).
Подведем некоторые итоги этого анализа. Есть свет, и есть тьма. Свет - способность различения, дающая знание. Тьма скрывает различия и потому есть незнание (в темной комнате и тот, кто способен догнать быструю лань, оказывается не спо собным поймать даже черепаху. - 7, 294). Но в мире есть мно жество вещей, скрытых от света и потому недоступных зрению. Прежде всего тот смысл, который не дается простым наблюде нием и не лежит на поверхности вещей и явлений, а предпола гает глубокое вхождение в их внутреннюю суть, познание тон чайших нитей, связывающих все разнообразие и множество вещей и явлений в один тугой узел. Этот смысл, это идеальное есть «тьма», однако такая, которая обладает своим светом, не физическим, а тоже «идеальным». Высшей же формой идеаль ного являются небытие и дао, таящие в своей глубокой тьме и высший свет - «божественный свет (разум)». Тот, для кого от крылся высший свет, оказывается и в краю физического света видящим более, чем это доступно простому зрению. Физиче ское зрение, чувственное знание27 уступает место внутреннему зрению, интеллектуальному знанию.
До сих пор речь шла о терминологии, связанной большей своей частью с описанием свойств идеального, стоящего за пределами мира явлений. То же, что в мире явлений есть от этих свойств, представляет собой только их отражение, сла бое подобие, «тень». Мудрецы подражают, следуют этим об разцам и как высшая степень этого «следования» уподобля ются их чистоте, простоте, беспримесности, цельности, по кою, равновесию, а свой разум уподобляют тонкости, тьме и свету одновременно
Но и мир явлений может быть совершенным, если он ру ководится принципами, приближающими его к совершенству идеального самого по себе. Эти принципы организуют и
27 Здесь надо помнить, что к «чувственному знанию» относится не толь ко знание, доставляемое органами чувств, но и знание «сердца», т е ума И все это знание противопоставляется тому, которое дается разумом - синте зом чувств и ума Поэтому и физический свет несет знание не только внеш ней «формы» но и того, что доступно уму, что может быть им размерено и учтено Высшие же связи познает разум
402
оформляют бытие, которое предстает как произведение ис кусства, в котором внешнее и внутреннее, идеальное и мате риальное приведены в гармоническое единство. Поэтому сле дующий ряд терминов, который мы рассмотрим, будет отно ситься к характеристике этих принципов.
Гармония (хэ, тяо). Гармония употребляется в тексте преж де всего в прямом значении - как музыкальное согласие, созву чие: «Так, настраивающий струны тронет струну гун - и гун откликнется, тронет струну цзяо - и цзяо отзовется. Это гармо ния подобных звуков» (6, 92). «Мелодия, не согласующаяся с мелодией од и гимнов, не может называться музыкой» (7, 365) Слово «гармония» также имеет значение того состояния, в ко торое приводят гармоничные звуки человеческие чувства «Музыка существует для достижения гармонии, а не для чрез мерного услаждения» (7, 124). Отсюда же слово хэ имеет значе ние «веселый», «ласковый», «мягкий», «довольный», «удовле творительный». Конфуций, услышав игру Юн Цици, «три дня испытывал наслаждение, тронутый ее мягкостью» (7, 130); Нюйва, устрояющая мир, сделала «весну мягкой, а лето - жар ким» (7, 95); «Гармония и радость, покой и тишина составляли природу древних мудрецов» (7,33).
Но это все «бытовые» значения слова «гармония». Как термин же оно имеет другое значение. Гармония занимает очень важное место в мире авторов «Хуайнаньцзы». Все по строено или должно быть построено в идеале на гармонии: природа, человек со всем механизмом своих чувств и ума, общество, искусство.
Вся «тьма вещей» родится благодаря гармонии инь и ян : «Высшая степень инь - это леденящий ветер, высшая степень ян - это иссушающая жара, от их соития образуется гармония и рождается вся тьма вещей» (6, 91)28, и к этому прибавлено: «Коли будет масса самцов и ни одной самки - какое же порож дение возможно?» (там же); «Среди воздушных [масс] меж не бом и землей нет ничего больше, чем хэ; хэ - это гармония инь и ян... инь и ян приходят в связь, и так образуется хэ» (7, 216). Из этой цитаты ясно, что хэ - это не только гармония как не кое состояние, но это еще и некий результат - воздух нового качества, происшедший от гармонии инь и ян. Здесь же гово рится: «Жизнь и созревание возможны только с обретением частиц цзин от [гармонического синтеза] хэ» (там же). Таким образом, гармония понимается как результат синтеза двух про тивоположностей, каковыми являются инь и ян, и, кроме того, она является основой новой «жизни», т.е. рождения нового. На гармонии зиждется весь космический порядок. Осуществляется она в природе силой блага: «Его (дао. - Л. 77.) благо приводит в согласие небо и землю, в гармонию инь и ян, сочленяет четыре
28 Почти точная цитата из «Чжуанцзы» (3, 131, 241)
403
времени года, согласует пять первоэлементов... и тьма вещей во множестве рождается» (7, 2). Здесь надо заметить, что небо и земля также суть две противоположности, поэтому их «гармо ния» также является основой рождения вещей: «Небо и земля объединяются в гармонии, и тогда инь и ян выплавляют тьму вещей» (7, 115). Поскольку в представлении авторов «Хуайнаньцзы» идеальные свойства природы часто переносятся на свойства неба, то и гармония оказывается свойством неба. От сюда выражение «небесная гармония» люди во времена даос ского «золотого века» «одеты в небесную гармонию, сыты бла гом земли» (7, 21, вар. 147) Из приведенного материала ясно, что гармония понимается не только как определенное состоя ние, она получает и особое космологическое значение, так что мы можем в тексте встретить один ряд - дао, благо и гармо ния* круговращение бытия основано на стихийной ориентации вещей на дао, благо и гармонию (7, 2) Это значение хорошо чувствуется и тогда, когда речь идет об обретении «совершен ной» (чжи), или «высшей» (тай), гармонии мудрецами* «Для кого небо и земля - дом, кто держит за пазухой всю тьму ве щей, дружит с творящим изменения, таит во рту совершенную гармонию.. тот обозревает все, постигает одно, знает и не познаваемое, а сердце его - бессмертно» (7,90), мастера высше го класса «владеют чистейшим искусством (дао), величайшей гармонией» (там же); «Тот, кто постиг Высшую гармонию, по добен пребывающему в чистом опьянении, сладко засыпает, чтобы странствовать в ее сердцевине...» (7,92).
Гармония может пониматься как согласие подобных друг другу вещей (когда, например, тон туя откликается тону гун, или когда лук приводится в гармонию со стрелой, или кони в упряжке приводятся в согласие один с другим) и как со гласие вещей неподобных, различных или противополож ных (как согласие двадцати пяти струн в одном инструмен те). Первый вид гармонии рассматривается как наипро стейший, второй - доступен только мудрецам и мастерам высокого класса, однако первый вид является необходимой ступенью к достижению второго когда кони не приведены в согласие, то и Ван Лян, Цзао Фу (мастера высокого класса) ничего не достигнут (7, 142, 265) Если первый вид направ лен на согласование «внешнего» с «внешним» (лук и стрела), то второй - предполагает созвучие «внешнего» с «внутрен ним» при главенстве «внутреннего» (например, «сердца» мастера и его рук). Но есть еще третий вид - когда мудрец или мастер обретают Высшую гармонию, тогда они вообще не нуждаются во «внешнем», а, как мы уже видели, «стран ствуют в сердцевине» Высшей гармонии.
Мера (ду или шу) Основной пафос рассуждений о мере сводится в «Хуайнаньцзы» к требованию исключить всякие крайности, ни в чем не переходить известной границы.
404
Мерой обладает прежде всего природа. Сколь бы ни был хаотичен и беспорядочен поток становления, в нем не утрачи вается мера (7, 4) Древние мудрые правители «брали за обра зец небо, за меру - землю» (7, 351), т е. здесь «мера» есть также образец, по которому меряют, с которым соразмеряются, так что и все выражение должно быть понято как то, что образцом, или мерой, им была природа, «небо и земля». Мерой в значе нии образца может служить только то, что обладает матери альной формой, то, что может быть измерено, а ни дао, ни во обще бесформенное не могут быть измерены (7, 178, 258). По скольку же есть вещи, к которым неприложимо мерило, по стольку мера имеет ограниченное применение - она всегда связана с местом и временем и есть величина переменная, а не постоянная. Так, «законы - это меры и веса Поднебесной, уро вень и отвес для правителя» (7, 140), но законы и установления меняются со временем (7, 212), и тот, кто не меняет законов и установлений вслед за изменением условий, погибает (7, 213). Законы же и установления должны также быть построены на мере, иначе они будут невыполнимы. Так, например, суще ствующие правила соблюдения траура - в три года, в год, в де вять месяцев, в пять месяцев и в три месяца - не под силу даже самому стойкому. Кто же его не выдерживает, подвергается порицанию, а кто выдерживает - прославлению. Но если бы не была в этих правилах утрачена мера, то и не рождались бы ни хвала, ни порицание (7, 175). Точно так же искусство мудрецов слишком высоко для обычных людей, оно следует и воспроиз водит искусство дао и потому не может быть измерено и не может быть мерой для людей (7, 182). Во времена упадка нра вов законы берут за меру высокое, а несовершенное вменяют в преступление, это и является причиной смуты (7,183).
В связи с управлением более всего говорится о мере. Прави тель «глубоко проникает в меру мягкости и резкости [натяжения вожжей] и знает, где натянуть, где ослабить» (7, 137); «престу пивший закон, будь он человеком достойным, должен быть каз нен; следующий мере, будь человеком недостойным, должен быть признан невиновным» (7, 141); мудрый правитель в побо рах умерен, в собственном потреблении придерживается меры (7,147); правитель, ведущий страну к гибели, в поборах «не зна ет меры» (7, 146). Мера также есть основа мастерства, «мастер любит меру» (7,278); стрелок определяет угол (меру) с помощью мишени, плотник - с помощью циркуля и наугольника (7, 25); для правителя такой мерой являются, как мы видели, законы.
Мера понимается так же, как умеренность, воздержан ность. «Мудрец ест, соразмеряясь с желудком, одевается, со размеряясь с формой (телом), сдерживает себя - и только» (7, 30, 111), народ в далекие времена «золотого века» «был эко номен и бережлив» (7, 123), а во времена упадка «приходит конец бережливости» (там же)
405
Однако умеренность не всегда толкуется в положитель ном смысле. Люди в век падения нравов «пресекают желания глаз мерой, сдерживают радость сердца обрядом, снаружи связали свою форму, внутри стиснули свое благо, зажали гар монию инь-ян, подавили свои природные чувства, на всю жизнь сделались несчастны».
Конфуцианцы не смотрят в корень того, что может вызы вать желания, а запрещают желаемое; не вникают в то, что вы зывает наслаждения, а запрещают то, чем наслаждаются (7, 110). То есть речь должна идти не о том, чтобы пресекать же лания, а о том, чтобы не желать чрезмерного, и пресекать надо то, что вызывает необузданность. Это рассуждение стоит в од ном ряду с другими, относящимися к наказаниям, запрещени ям, к средствам пресечения. Все запрещения бесполезны, по тому что касаются «верхушек» и не затрагивают корня, они относятся к результатам, а устранять надо причины (7,5).
Прекрасное (мэй). Понятие прекрасного еще не вполне сложилось ко времени составления «Хуайнаньцзы», о чем красноречиво свидетельствует неопределенность употребле ния этого термина в памятнике. «Прекрасное» часто встреча ется в тексте вместе с «добрым» (или «хорошим» - шань): го ворится о «добрых речах» (7, 14) и о «прекрасных речах» (7, 201), о «прекрасных поступках» (там же) и о «добрых по ступках» (7, 360) без всякого различия. «Прекрасны» такие человеческие качества, как ум, храбрость, сила (7, 242), ис кренность, честность (7, 262), и пр. «Широкая образован ность, смелость мысли, красноречие и остроумие - прекрас ные свойства человеческого ума» (7, 182). Точно так же и «безобразное» может быть употреблено как синоним «не доброго», «неправедного»: летопись «Весна и осень» «наса ждает доброе, искореняет безобразное» (7, 150). Иными словами, этическое и эстетическое здесь не разделено.
«Прекрасное» может относиться к внешней красоте - женщины (7, 30, 292, 300 и др.), жемчужины (7, 302), сосуда (7, 122) и др. Причем если естественная красота называется «прекрасной» без оговорок, то об украшенном узором сосуде говорится, что такие вещи людям «нравятся». Градация в оценке «прекрасного» еще более отчетливо видна, когда го ворится о деревянной жертвенной чаше с причудливо выре занным узором и обрубках, оставшихся от куска дерева, из которого чаша вырезана, что они различаются как «пре красное и безобразное», но равно утратили свойства дерева (7, 26). Мертвое не может быть прекрасным: портрет краса вицы Си Ши уже не доставляет удовольствия, потому что «погиб господин формы», т.е. ушла душа, и изображение мертво (7, 281). Ко всякому внешнему украшательству авто ры «Хуайнаньцзы» относятся отрицательно: «Украшать внешнее означает наносить ущерб внутреннему» (7, 243).
406
Красота относительна и не может быть совершенной и у зна менитой красавицы Си Ши есть недостатки, и у известных своей некрасивостью добродетельных наставниц есть свои достоинства (7, 284). Поэтому мудрец равнодушно относится к внешним кра соте и безобразию (для него красавицы Мао Цян и Си Ши все равно что огородное пугало. - 7,104), но зато он один умеет рас познать внутреннюю «красоту» (мы бы сказали, достоинства) и распорядиться «прекрасными талантами» (7, 155, 226-227). Муд рость состоит и в том, чтобы из-за небольших недостатков не от вергать больших достоинств (7, 194-195). Здесь мы опять-таки видим, что «прекрасное» и «доброе» не разделены.
Наряду с этими общедаосскими представлениями о прекрас ном в «Хуайнаньцзы» проступает некоторый новый аспект рас смотрения прекрасного. По мнению авторов трактата, прекрас ное есть некий эталон, по которому определяется мера. Оно су ществует как образец. Все остальное есть, в известном смысле, примерное, что годится для повседневного использования (7, 142). Эта же цитата позволяет говорить о прекрасном как о «со вершенном», достаточном» (w j), что опять-таки возможно лишь в идеале. Нет вещей абсолютно прекрасных, во всем есть недостатки. Искусство состоит в том, чтобы находить всякой ве щи должное место в соответствии с ее свойствами. «Уместность» (и; бянь, шиц др.) очень важна и делает одну и ту же вещь то пре красной, то безобразной. Так, «ямочки на щеках - это' красиво, на лбу же - безобразно; вышитый узор на одежде уместен, на шапке - вызовет насмешки» (7,298). Представление о прекрасном как о некоем образце поддержано в тексте «Хуайнаньцзы» и трактовкой «высокого» как категории, не относящейся к несо вершенному миру людей: «Беспредельно высокое не может быть мерой для людей», - говорится в памятнике (7,182).
Несмотря на это значительное развитие понятия прекрасного, в целом текст «Хуайнаньцзы» дает немного материала относи тельно сущности «прекрасного». В основном оно понимается в нераздельности с «добрым», «добродетельным». Слабо просве чивает близкое к эстетическому значение «прекрасного» в приме ре с чашей и портретом Си Ши, где акцентирован момент необ ходимости связи внешней красоты с внутренним смыслом.
Есть еще два места, где «прекрасное» характеризует вещи, производимые природой под руководством дао, и само дао (7,23, 191), однако оно здесь только эпитет и потому, собственно, ниче го не объясняет. Все остальное не выходит за рамки сказанного.
Этот краткий обзор терминологии дает представление, конечно весьма общее, об эстетических критериях, сложив шихся к концу древности. Отсюда видно, что основные эсте тические ценности связаны с онтологией и продиктованы ее выводами. Такие же категории, как «гармония» и «мера», ос новываются на соотнесенности двух планов - внешнего и внутреннего, материального и идеального.
407
ИСКУССТВО
Понятие «искусство» в «Хуайнаньцзы» имеет четыре ос новных терминологических варианта.
Прежде всего это шу9которое и в современном языке зна чит «искусство» «Ученики Куна и Мо проповедуют миру ис кусство милосердия и долга (справедливости)» (7, 30); «в по хоронах есть свой ритуал... в использовании оружия есть свое искусство» (7, 125); «кто щедро пользуется плетью, не обла дает искусством дальней езды» (7, 5) и др.
Второй, часто встречающийся термин - цяо чаще всего переводится как «мастерство», «сноровка», «умение» Это ис кусство оружейника (7, 201), плотника (7, 139, 334), плавиль щика (7, 178, 179), ювелира (7, 344), врача (7, 305), звездочета (7,91), стрелка (7, 292) и т.д. Однако этот термин может быть употреблен и в значении высокого искусства, а не только ре месленного мастерства: «То, что взращивается небом и зем лей, что поится инь и ян, что увлажняется дождем и росой .. того не создать Лу Баню (знаменитому плотнику. - Л 77) Это великое искусство» (7,348).
Третий термин - ту, основное значение которого - «число», «считать», «рассчитывать» (7, 173, 246, 257, 258 и др.)* «Победа определяется искусством, а не желанием выиграть. Погаси стра сти - и искусство победит, отбрось умствования - и дао устано вится» (7, 245); «свинец и киноварь принадлежат к разным ви дам и обладают разным цветом. Тот же, кто сумеет сделать ки новарь из свинца, тот овладел искусством» (7, 328); «воплотив ший дао отдыхает и неистощим, а полагающийся на искусство изнуряет себя, но безуспешно» (7, 5). Этот термин может быть употреблен и наравне с термином цяо - «мастерство» (ср., на пример, искусство шу знаменитых рыболовов Чжань Хэ и Цзянь Юаня и искусство цяо стрелков И и Фэн Мэна. - 7, 4).
И последний (из основных) термин - дао: «Тот, кто вы прямляет и выравнивает без уровня и отвеса, тот обладает особым искусством» (7, 180); «их искусство (путь) можно превозносить как Великое прекрасное, но трудно его рассчи тать» (7, 21), царь спрашивает оружейника: «В чем твое мас терство, в чем твое искусство?» (7, 263).
Из этого краткого перечня видно, что в понятие «искусст во» вкладывается содержание иное, чем это принято в более позднее время. Оно понимается как особый вид знания, ко торым владеет и ремесленник, создающий материальные ве щи, и политик, и философ, создающие ценности обществен ные и духовные, им обладает также и природа, постоянно и непрерывно творящая вещи.
В оценке искусства наблюдается определенная градация Низшую ступень искусства составляет такое, которое на правлено на внешнее «украшательство».
408
В восьмой главе «Хуайнаньцзы» «украшательства» делятся на пять видов* те, что связаны с «пятью стихиями» - деревом, водой, землей, металлом и огнем Все они подробнейшим обра зом описаны Это высоко поднятые над землей дворцы, террасы
ипереходы, изукрашенные причудливой деревянной резьбой; искусственные озера, мостки, плотины, задерживающие естест венное течение, создающие искусственные водовороты, при брежные сады, аквариумы и лотосовые пруды, прогулки по озе рам, сопровождаемые игрой музыкантов; сады и заповедники, искусственные горы и холмы, сплетенные в узор тропинки и до рожки, широкие выездные дороги для охот; огромные колокола
итреножники, покрытые густой резьбой, изображающей спя щих носорогов, приникших к земле тигров, извивающихся дра конов, ярко раскрашенные, инкрустированные нефритом; раз личные яства, приготовленные по всем правилам искусства «поджаривать и подсушивать»; огневые охоты, в результате ко торых сожжены леса и поля «Из этих пяти вещей одной доста точно, чтобы погубить Поднебесную» (7, 121-122). К искусству украшательства относятся также искусные речи (7, 97), искусст во «стоять на цыпочках и подпрыгивать», т.е. склоняться и из гибаться соответственно обряду (7, 22). Такое искусство при равнено к искусственности и лжи: «В обычае разрушающегося мира лгать с помощью знаний и искусства, умножать бесполез ные украшения, ценить чужеземные товары» (7, 185); «То, что называю небесным (природным), - это беспримесная чистота, безыскусственная простота, изначально прямое и белоснежно белое, то, что никогда, ни с чем не смешивалось. То же, что на зывается человеческим (искусственным), - это заблуждение и пустые ухищрения ума, изворотливость и ложь, которыми пользуемся, чтобы следовать своему поколению, общаться с пошлым миром» (7, 6-7). Иными словами, искусство украша тельства противопоставлено естественной простоте природы и понимается как ложь и искусственность Оно направлено на ус лаждение «чувств и ума», которые сами по себе не несут истины
ине способны дать человеку знание «тончайшего», знание ис тинного смысла вещей и явлений, а увлекают его через страсти в поток становления, лишая главного ориентира - понимания
единства всего многообразия вещей. То, что «записано на бам буке и шелке, вырезано на металле и камне для передачи людям, есть только его (т.е. дао. -Л . П.) грубое [подобие]».
Деяния Пяти предков, Трех царей (правители «золотого ве ка» - Л. П ) были различны, но имели одно направление, они шли разными дорогами, но возвращались к одному Тот же, кто обучается [их искусству] в закатные времена, не знает, что у дао - одно тело, у блага - одна необходимость. Они берут оставлен ные следы, чинно садятся и рассуждают, поют под аккомпа немент барабана и танцуют. Их ученость велика, они широко наслышаны, но неизбежно запутываются в сомнениях (7,119).
409
Однако, как нетрудно заметить, здесь везде речь идет о результатах творчества мастера (или «ученых мужей»), но не
осамом творчестве.
Отворчестве же, о его законах говорится только в связи
со следующими ступенями.
Настоящее искусство хотя и имеет дело с «внешними» сред ствами, но не ими определяется. «Циркули, угольники, крюки и отвесы - только орудия мастерства, но не то, из чего мастерст во создается» (7, 179); точно так же «законы, установления, об ряды, правила [соответствия должному] - это орудия управле ния людьми, но не то, что составляет само управление» (7, 214), «добудь хоть десять острых мечей, но это не сравнится с обла данием искусством Оу Е (знаменитый плавильщик - Л П ), имей хоть сотню быстрых скакунов, но это не сравнится с ис кусством Бо Лэ (знаменитый возничий - Л 77.)» (7, 178). Таким образом, сама способность к творчеству отделена от тех средств, с помощью которых мастер творит. Настоящее искус ство состоит в способности через материальную, «внешнюю» форму выразить идеальный, «внутренний» смысл. В связи с этим говорится, например, об искусстве знаменитого плакаль щика по имени Учитель от Ворот Согласия. Однажды его при гласил к себе циский министр Мэнчан-цзюнь. Тот пришел и «строем речи, проникновенной мыслью, ласканием сердца, зву ками голоса» вызвал у Мэнчан-цзюня неудержимые слезы. Его искусство имело такую силу потому, что «мысль этого Учителя оформлялась внутри, а вовне вселяла скорбь в человеческие сердца. Это непередаваемое искусство» (7, 90). Здесь же добав лено, что пустое подражание одной внешней форме, «без овла дения господином формы», вызовет у людей только смех.
Следовательно, сила воздействия такого искусства опре деляется заложенной в нем внутренней силой.
Непременным условием такого мастерства является чув ство гармонии и меры.
Так, возничий колесницы приводит свое «сердце» в гармо нию с конями (7, 142), мастер по дереву настолько чуток к ма териалу, что составляет с ним как бы одно целое («Не имеет с вещью границы». - 7, 180), колесник, выделывая колесо, чувст вует, как дерево «откликается в руках, отдается в сердце», и бла годаря этому руки его предельно чутки и нажимают «не слиш ком мягко, не слишком резко», те. в самую меру (7, 196). Наи лучшее описание такого мастерства содержится во фрагментах об управлении конями знаменитого возничего Цзао Фу. Вы равнивая коней, он чувствовал стык соединения вожжей с уди лами, ослаблял и натягивал вожжи в согласии с движением губ коней, «держал нужную меру в груди» и ощущал ее в своих ла донях, «внутри прислушивался к сердцу, вовне согласовывался с волей коней», и оттого кони подавались вперед или назад, «как по шнуру», описывали круг, «как по циркулю» (7, 141-142).
410
Правитель в делах правления уподобляется возничему: «Пра вящие суть колесница правителя, важные советники - упряжка властителя... если колесница и кони не приведены в согласие, то и сам Ван Лян (один из знаменитых возничих. - Л. 77.) окажется неискусным; когда господин и слуга не в мире, то ни Яо, ни Юй (правители «золотого века». - Л. 77.) не способны навести поря док. Когда же управляют, держась искусства, то Гуань [Чжун] и Янь [Ин] (известные своей мудростью советники. - Л,\ П ) отда дут свою мудрость» (7, 142). Здесь в сравнение поставлены пра витель и крупные советники, как колесница и кони, в другом месте сравниваются «держащие власть» и «колесница правите ля», «имеющие ранги и жалованье» и «вожжи и удила его слуг»: «Правитель помещает себя на колесницу держащих власть, берет в руки жезл имеющих ранги и жалованье, глубоко проникает в меру мягкости и резкости [натяжения вожжей] и знает, где натя нуть, где ослабить. И тогда Поднебесная исчерпывает все силы и не знает устали» (7, 137). Так же как Цзао Фу своим искусством гармонии заслужил имя мастера, потому что его колесница по крывала тысячи ли, а кони не ведали усталости, так же точно мудрый правитель приводит в гармонию свою колесницу и сво их коней, и тогда Поднебесная исчерпывает все свои силы и не знает усталости. Ведь нет принципиальной разницы, по мнению авторов «Хуайнаньцзы», между управлением людьми и «управ лением» каким-либо материалом: «Мудрые цари управляют людьми, Цзао Фу - конями, а И Ло - болезнями» (7,159).
Однако и эта ступень мастерства недостаточно совершенна. Всякий мастер искусен в какой-либо одной области: плотник хо рошо управляется с деревом, возничий - с конями, охотник - с луком, и даже таланты мудрецов не всеобъемлющи. Иначе гово ря, человеческие способности ограниченны: «Глаз Ли Чжу видел кончик иглы на расстоянии ста шагов, но не мог разглядеть ры бы в глубине пучины; ухо Наставника Куана улавливало гармо нию восьми ветров, но не слышало за пределами десятка ли; Это значит, что, положившись на способности одного человека, не управишься и с тремя заземли» (7, 5); «Тан и царь Воинствен ный - мудрые цари, а не могли, как юэсцы, плавать на лодках по рекам и озерам. И Инь был достойнейшим министром, но не мог наравне с хусцами скакать на рысаках и объезжать диких коней. Кун (Конфуций. - Л 77) и Мо [цзы] многое постигли, однако не могли наравне с горцами проходить чащи и заросли» (7, 131). К тому же мастер и мудрец ограничены условиями времени - ведь время есть вещь объективная и не зависит от людей («Время те чет независимо от людей». - 7,10): «Юй перегораживал большие реки, разводил малые . однако не мог заставить их течь на за пад; [Хоу] Цзи расчищал земли, распахивал новь... однако не мог заставить хлеба колоситься зимой» (7,134).
Но есть мастер, искусство которого не ограничено одной об ластью, для которого не имеют значения границы пространства и
411