Шепотько. Хрестоматия

Отметим также характер южно-русского племени, более талант-

ливого, открытого, мужественного. Скоро ураган монгольского нашествия устранит со сцены нашей истории это племя, которому мы обя-

заны лучшим, что имеем. Историческая необходимость отодвинет центр нашей культуры на восток и север, даст силу и рост племени совершенно противоположного характера, племени холодному, расчетливому, упорному и терпеливому. Волны финской крови оконча-

тельно охладят русскую жизнь, монгольское иго наложит свое неизгладимое клеймо на быт, нравы, литературу, исказит язык запасом варварских слов. Византия, которая скоро оградится от запада китайской стеной и падет под ударами Ислама, завещает России, вместе с сокровищами эллинизма и православия и свою восточную замкнутость и неподвижность государственных форм. В то же время юг Рос-

сии будет отдан в жертву Польше, католичеству и внутренней анархии. Понемногу он начнет терять свои национальные черты и отста-

вать от культурной работы, совершаемой на северо-востоке. Перейдем к характеристике следующего за Киевским Московского периода.

Когда вихрь с Востока разрушил Киев и монголы наложили ярмо на Русь, резко обозначились два типа политики: политика южно-

русская и политика северных князей. Рыцари южной Руси не теряли надежды вооруженной силой свергнуть монгольское иго. Даниил Ро-

манович Галицкий вступает с Римом в союз против монголов, подготовляет крестовый поход, строит крепости, и Папа венчает Даниила

"венцом королевским". Но попытки Даниила оказались тщетными, Папа не сдержал своих обещаний. Очевидно, с разделением церквей начинает вырастать стена между Россией и Ватиканом. Даниил был последним представителем Киевской Руси с ее рыцарскими преда-

ниями и феодализмом. В то же время, когда Даниил заключил союз с Римом, на севере выдвигается первый представитель нарождающегося великорусского типа, святой князь Александр Невский. Ему приходится обороняться с двух сторон: разбив на западе меченосцев, он расчетливо ладит с Ордой, начиная политику московских князей, возвышавшихся под покровительством Орды. Обладая в высокой степени великорусскими чертами, терпением, упорством и смирением, Алек-

211

сандр религиозен не менее, чем киевские князья. Явившись в Орду смиренным данником, он мужественно отказывается от поклонения идолам, чем вызывает восхищение самого хана, и оканчивает жизнь схимником. Многое изменилось с переходом гегемонии от Киева к Москве, но осталось неизменным и продолжало развиваться верхов-

ное руководительство церкви в делах государственных... Россия медленным и верным путем из системы феодальных княжеств идет к об-

разованию империи типа империи Римской и Византийской. Церковный ореол Византии переходит на Москву, где деятельность епископа и князя так тесно сплетены, что управление является подчас чисто теократическим. Московский Кремль начинает обращать на себя взо-

ры Ватикана, который предпринимает ряд попыток к церковному соединению с отдаленной столицей Рутенов. Благоприятный момент для соединения наступил с назначением на московскую митрополичью кафедру грека Исидора.

Исидор был вполне человеком Возрождения, гуманистом светского закала, поклонником унии и Рима. На флорентийском соборе он подписывает акт о соединении Москвы с Римом, причем несогласных с ним представителей русского духовенства заключает в оковы. Уже из этого поступка видно, чего могла ожидать далее русская церковь со стороны Ватикана. Можно только удивляться великодушию Василия Темного, который дал Исидору возможность бежать из Москвы и принять в Риме сан кардинала. Вмешательством Василия Россия спа-

сена была от унии, от подчинения Риму, который переживал глубокий кризис: под предлогом гуманизма в Ватикане откровенно возрожда-

лось античное язычество, тогда как Россия была хранительницей святоотеческого предания.

После неудачи Исидора Ватикан делает новую попытку ввести унию в России. После падения Константинополя дочь Фомы Палеоло-

га, Зоя, нашла себе приют в Риме. Папа надеялся, выдав ее замуж за московского князя Ивана III, через ее влияние склонить Ивана к унии.

Но он обманулся в расчетах. Зоя, вступившая на московский престол под именем Софии, всего менее была склонна действовать в духе ка-

толической пропаганды. Наоборот, она принесла с собою в Кремль

212

византийские традиции, чем был нанесен последний удар остаткам русского феодализма. Иван начал править самодержавно и наконец закончил дело своих предшественников, сверг монгольское иго. В то же время София привезла с собою из Италии дух Возрождения, итальянских архитекторов, художников, мастеров и т. д.

Можно предположить, что она привезла с собою и рукописи греческие и латинские. Таким образом было положено начало русско-

го возрождения. Скоро из монастырей наших выйдет пророчество о Москве как третьем Риме. Наконец Иван IV, с его гениальным умом,

воспитанным на византийской литературе, примет титул царя и создаст себе искусственную генеалогию, возведя свой род к Октавиану-

Августу. Роль церкви так была значительна во все время развития Московского государства, что явилась естественной перемена в титу-

ле московского епископа: как равный в правах с главами восточных церквей, московский епископ при Феодоре Ивановиче принимает ти-

тул патриаршеский...

То, что современные нам историки рисуют как сплошное мра-

кобесие, было на самом деле высокой культурой византийского типа. Строгий византизм Киевской Софии смягчился гением итальянского Возрождения в соборах Московского Кремля. Иван IV поставил себе роскошный памятник – собор Василия Блаженного, представляющий пестрое и восхитительное смешение стилей византийского и азиатского. Многовековое удаление от Запада, перенесение столицы к Вос-

току, порабощение монгольское – все это способствовало выработке особого религиозного типа, который и до наших дней остается по преимуществу типом русской святости. Этот московский идеал святости, конечно, страдает некоторой односторонностью, поскольку одни черты христианства, в силу исторических условий, развились в ущерб другим. Развитие человеческой личности было придавлено многове-

ковым гнетом татар и самодержавием Москвы. Появляются смирение, покорность, черта прекрасная в деле религии, но в мирской жизни легко вырождающаяся в отсутствие чувства собственного достоинства, в бездеятельность и лень. Христианство, всегда имеющее две сто-

роны, деятельную и созерцательную, делается по преимуществу со-

213

зерцательным, в духе восточных религий. Соблюдение обрядов и по-

читание икон – существенная часть христианства – в силу косности, неподвижности и отсутствия новых впечатлений, вырождается в суе-

верие, ханжество и идолопоклонство. Смирение перед Богом вырождается в смирение перед сильными мира сего. Побеждается гордость,

но за это вырастают другие, менее явные, но не менее гибельные пороки: лживость и лицемерие. Византийский аскетизм придушает ес-

тественные побуждения человеческой природы, но не умерщвленная, а только заглушенная, природа вступает на путь извращения и тай-

ных пороков. Общая пришибленность, отсутствие интересов, отсутствие поприща для деятельности – все это угашает в человеке его че-

ловеческое достоинство, он начинает слабеть и впадает в скотское состояние.

Такова была картина Московской Руси, когда, по воле Провидения, Россия досталась в руки гениального царя, которому было суж-

дено вдохнуть в Россию новую жизнь. Когда Россия утратила чувство солидарности с Европой, когда на фоне цареградского золота сверши-

ли великие подвиги отречения и безмолвия немногие избранные сосуды благодати, а вся мирская жизнь, вся проза жизни превратилась в сплошную грязь, пьянство и безделье, тогда на это поле, засеянное плевелами, пришел великий жнец, явился Петр. Своими могучими ру-

ками он принялся выдергивать плевелы, но выдернул и пшеницу. Объявив борьбу азиатскому образу, который приняла Россия, Петр подрезал корни той силы, которая в течение стольких веков двигала жизнь русского народа, он превратил церковь в отрасль государствен-

ного управления.

Колоссальный образ Петра заслонил другую более скромную фигуру, фигуру его отца, тишайшего царя Алексея Михайловича. Между тем, уже Алексей Михайлович вступил на путь реформы и рас-

крыл двери Западу. При нем Россия была готова вступить на свой прежний путь, путь, проложенный князьями Киева. Не покидая визан-

тийского своего облика, Московский двор перестал бояться гостей с Запада.

214

Алексей Михайлович был культурнее и тоньше своего великого сына. Петр был талантливый инженер и администратор, но в вопросах культуры он "рубил с плеча", по-мужицки. Алексей Михайлович бо-

лее приближался по своему типу к королям западных дворов. С большим для того времени образованием, со знанием философии и бого-

словия, с утонченным художественным вкусом, который проявился в прекрасном стиле его писем, Алексей Михайлович был глубокий цер-

ковник и мистик. Соблюдая все уставы, он не был человеком обряда и формы, чем выгодно отличался от большинства своих современников.

Его церковность постоянно согревалась горевшим в нем мистическим огнем.

Он умел окружить себя людьми талантливыми и образованными. Тот кружок грекофилов, из которого вышла церковная реформа Никона, подготовлял коренное перерождение и обновление церкви, застывшей в неподвижных формах. Так, неподвижность и косность,

которой всегда отличалась Москва, была преодолеваема наплывом культурных сил с юго-запада. Киевские монахи работали в ново-

учрежденной славяно-греко-латинской академии. Отметим два течения при дворе: греческое, во главе которого стоял Епифаний Славе-

ницкий, и латинское, во главе которого стоял Симеон Полоцкий. Прилив культурных сил с юго-запада вызвал жестокую реакцию на диком востоке и севере: появился раскол.

В то время Малороссия, тяготевшая попеременно то к Польше,

то к Москве, окончательно примкнула к Москве. Алексей Михайлович обещал грекам освобождение от турецкого ига. Для теократически на-

строенного государя, конечно, желанен был престол Византии. Понятия церкви, реформы, просвещения при Алексее Михайло-

виче не исключали друг друга, а восполняли. Не то было при его сыне. Исходя из правильной идеи приобщения России к западной цивилиза-

ции, встретив противодействие в некоторых лицах церковных, Петр обошелся с церковью слишком просто и самовластно. Дав ход таким сомнительным лицам, как Феофан Прокопович, он начал борьбу уже не с ханжеством и суеверием, а с подлинными заветами православия.

Как натура примитивная и грубая, Петр в противоположность своему

215

отцу, был настроен несколько рационалистически. Если в допетров-

ской Руси созерцательно-аскетический идеал вытеснил собою другие идеалы христианства, то Петр склонен был понимать всякое монаше-

ство, как бегство от службы и тунеядство. Запрещено было просить милостыню – дело неслыханное в Киевской и Московской Руси, все-

гда помнившей завет Спасителя о нищих. Если при благочестивом Алексее Михайловиче в раскол ушли только крайне упорные элемен-

ты общества, то при деятельности Феофана Прокоповича массами уходили в раскол сравнительно умеренные люди, не желавшие изме-

нять вере отцов. Меры, которые принимались против них, всего менее можно было назвать европейскими, и они показали, как сильна была в Петре та азиатская, варварская закваска, которую он думал истребить

вРоссии.

Ивот, в результате деятельности Петра, Россия в смысле духовной культуры, представляет одни развалины. Под влиянием страшно-

го вывиха, подобного которому не приходилось испытывать никакому другому народу, Россия оказалась разбитой на две части, во всем про-

тивоположные друг другу: народ, невежественный, но сохранивший идеалы православия, и двор, общество, без всякой религии, без всякой традиции, жалкий и безобразный сколок немецких Версалей, где правили такие сомнительные особы, как Екатерина 1-я и Анна Иоановна,

отдав Россию на жертву немецким паразитам, фаворитам, временщикам. Век Елисаветы и Екатерины П был первым пробуждением на-

ционального чувства после того обморока, в который оно было повергнуто при наследниках Петра. Что-то русское зазвучало в стихах первых наших поэтов Ломоносова и Державина, но все же они пели еще с чужого голоса. Православие – вера русская, вера народная – ле-

жало разбитое, обесславленное. Если Державин обращался к религиозной поэзии, то его оды кажутся списком с немецких од.

Величие и слава Екатерининского века – слава "просвещенного абсолютизма". Относительно церкви, вздохнувшей было при набож-

ной Елисавете, Екатерина продолжала и усиливала политику Петра I. За противоречия правительственным мерам видные пастыри церкви затерзывались по тюрьмам. Все привилегии получило дворянство,

216

ушедшее в подражание Западу и потерявшее национальный облик.

Народ, церковь – были парализованы. Но в эту эпоху гонения православие безмолвно и твердо копило свои силы. Забитое, заглушенное в официальных сферах, оно все ярче разгоралось в недрах темного, нищего народа; промчится полвека, и оно встало, заговорило, оно нашло своих пророков. Первые, кто заговорил от лица народа, кто бросил вызов казенному Петербургу, были Пушкин и Гоголь...

Мы проследили процесс постепенного овосточивания России. Небольшое европейское государство, заключенное между Карпатами и Днепром, раскидывается далеко на восток, делается скорее азиатским, чем европейским, пока, наконец, история не останавливает это-

го движения России к востоку, движения стихийного и бессознательного. Происходит роковая катастрофа на Дальнем Востоке, и после нее десять лет разложения русской жизни. Но вот Россия оказывается во главе европейской коалиции, с честью играет свою роль, и позор своего поражения на Дальнем Востоке искупает трофеями на Западе. Самая коренная русская область, Галиция, Галицкая Русь, возвраща-

ется к нам; будущее нашей культуры тесно связывается с югозападом. Юго-запад России – Литва, Польша, Украина и Галиция – в

близком будущем должен играть видную и благодарную роль, прежде всего роль религиозную.

В. И. Ленин

ОЧЕРЕДНЫЕ ЗАДАЧИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ (1918)

Если взять масштаб западноевропейских революций, мы стоим сейчас приблизительно на уровне достигнутого в 1793 году и в 1871

году. Мы имеем законное право гордиться, что поднялись на этот уровень и в одном отношении пошли, несомненно, несколько дальше,

именно: декретировали и ввели по всей России высший тип государства, Советскую власть. Но удовлетвориться достигнутым ни в каком случае мы не можем, ибо мы только начали переход к социализму, но решающего в этом отношении еще не осуществили.

217

Русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями. И это не могло быть иначе при режиме царизма и живости остатков крепостного права. Учиться работать – эту задачу Советская власть должна поставить перед народом во всем ее объеме. Последнее слово капитализма в этом отношении, система Тейлора, как и все прогрессы капитализма, соединяет в себе утонченное зверство буржуазной эксплуатации и ряд богатейших научных завоеваний в деле анализа механических движений при труде, изгнания лишних и неловких движений, выработки правильнейших приемов работы, введе-

ния наилучших систем учета и контроля и т. д. Советская республика во что бы то ни стало должна перенять все ценное из завоеваний нау-

ки и техники в этой области. Осуществимость социализма определится именно нашими успехами в сочетании Советской власти и совет-

ской организации управления с новейшим прогрессом капитализма. Надо создать в России изучение и преподавание системы Тейлора,

систематическое испытание и приспособление ее.

Н. С. Трубецкой

ЕВРОПА И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО (1920)

Космополит отрицает различия между национальностями. Если такие различия есть, они должны быть уничтожены. Цивилизованное человечество должно быть едино и иметь единую культуру. Нециви-

лизованные народы должны понять эту культуру, приобщиться к ней и, войдя в семью цивилизованных народов, идти с ними вместе по од-

ному пути мирового прогресса. Цивилизация есть высшее благо, во имя которого надо жертвовать национальными особенностями.

В такой формулировке шовинизм и космополитизм, действительно, как будто резко отличаются друг от друга. В первом господ-

ство постулируется для культуры одной этнографическиантропологической особи, во втором – для культуры сверх этнографи-

ческого человечества.

Однако, посмотрим, какое содержание вкладывают европейские космополиты в термины "цивилизация" и "цивилизованное человече-

218

ство"? Под "цивилизацией" они разумеют ту культуру, которую в со-

вместной работе выработали романские и германские народы Европы. Под цивилизованными народами – прежде всего опять-таки тех же романцев и германцев, а затем и те другие народы, которые приняли европейскую культуру.

Таким образом, мы видим, что та культура, которая, по мнению космополитов, должна господствовать в мире, упразднив все прочие культуры, есть культура такой же определенной этнографическиантропологической единицы, как и та единица, о господстве которой мечтает шовинист. Принципиальной разницы тут никакой нет. В самом деле, национальное, этнографически-антропологическое и лин-

гвистическое единство каждого из народов Европы яляется лишь относительным. Каждый из этих народов представляет собою соедине-

ние разных, более мелких этнических групп, имеющих свои диалектические культурные и антропологические особенности, но связанных друг с другом узами родства и общей истории, создавшей некий общий для всех их запас культурных ценностей. Таким образом, шови-

нист, провозглашающий свой народ венцом создания и единственным носителем всех возможных совершенств, на самом деле является по-

борником целой группы этнических единиц. Мало того, ведь шовинист хочет, чтобы и другие народы слились с его народом, утратив свою национальную физиономию. Ко всем представителям других народов, которые уже так поступили, утратили свой национальный об-

лик и усвоили язык, веру и культуру его народа, шовинист будет относиться, как к своим людям, будет восхвалять те вклады в культуру его народа, которые будут сделаны этими людьми, конечно, только если они верно усвоили тот дух, который ему симпатичен, и сумели вполне отрешиться от своей прежней национальной психологии. К таким инородцам, ассимилировавшимся с господствующим народом,

шовинисты всегда относятся несколько подозрительно, особенно если их приобщение совершилось не очень давно, но принципиально их ни один шовинист не отвергает; мы знаем даже, что среди европейских шовинистов есть немало людей, которые своими фамилиями и антро-

пологическими признаками ясно показывают, что по происхождению

219

они вовсе не принадлежат к тому народу, господство которого они так пламенно проповедывают.

Если мы возьмем теперь европейского космополита, то увидим,

что, по существу, он не отличается от шовиниста. Та "цивилизация", та культура, которую он считает наивысшей и перед которой, по его мнению, должны стушеваться все прочие культуры, тоже представляет собою известный запас культурных ценностей, общий нескольким народам, связанным друг с другом узами родства и общей историей. Как шовинист отвлекается от частных особенностей отдельных этни-

ческих групп, входящих в состав его народа, так и космополит отбрасывает особенности культур отдельных романо-германсхих народов и берет только то, что входит в их общий культурный запас. Он тоже признает культурную ценность за деятельностью тех не-романо-

германцев, которые вполне восприняли цивилизацию романогерманцев, отбросив от себя все, что противоречит духу этой цивили-

зации, и променяв свою национальную физиономию на общероманогерманскую. Точь-в-точь, как шовинист, считающий "своими" тех инородцев и иностранцев, которые сумели вполне ассимилироваться с господствующим народом! Даже та враждебность, которую испыты-

вают космополиты по отношению к шовинистам и вообще к тем началам, которые обособляют культуру отдельных романо-германских на-

родов, даже эта враждебность имеет параллель в миросозерцании шовинистов. Именно, шовинисты всегда враждебно настроены ко всяким попыткам сепаратизма, исходящим из отдельных частей их народа. Они стараются стереть, затушевать все те местные особенности, кото-

рые могут нарушить единство их народа.

Таким образом, параллелизм между шовинистами и космополи-

тами оказывается полным. Это, по существу, одно и то же отношение в культуре той этнографически-антропологической единицы, к кото-

рой данный человек принадлежит. Разница лишь в том, что шовинист берет более тесную этническую группу, чем космополит; но при этом шовинист все же берет группу не вполне однородную, а космополит, со своей стороны, все же берет определенную этническую группу.

Значит, разница только в степени, а не в принципе.

220