Шепотько. Хрестоматия
.pdfстроем и как сознательной силы, продуктом общественного творчест-
ва которой только и должна явиться высшая форма социальных отношений. Напротив, подчеркивается роль мелкого "трудового", т. е. не эксплуатирующего чужую рабочую силу, крестьянства, как того общественного слоя, который, в противоположность утверждениям мар-
ксистов, отнюдь не безнадежно ведет свою борьбу с капитализмом и в этой именно борьбе вырабатывает и развивает такие формы социаль-
ного быта, которые перерастают его индивидуалистические и собственнические традиции, делают крестьянство способным к усвоению и приспособлению социализма и сами в дальнейшем развитии являются зачатками и зародышами социалистического общественного строя...
Но если социализм вырастает из борьбы мелких производителей в земледелии против капитализма, из общественной формы, которую не породил капитализм, а застал готовою, то такая постановка проблемы социализма имеет особенное значение в России, где крестьян-
ское земледелие еще только вступает в сферу господства капиталистических отношений и не отлилось еще в типическую для современ-
ной цивилизации форму раздробленного хозяйства частных собственников, где капитализм застал еще довольно прочными опреде-
ленные формы кооперации (община), уже не существовавшие в 3ап. Европе в соответствующий момент истории, и где поэтому еще гос-
подствуют в крестьянском сознании правовые и социальноэтические нормы, этими формами кооперации порожденные. Таким образом, ревизионистская концепция дает теоретическую санкцию старому народническому положению о русском крестьянстве как специфическом носителе социалистической идеи и представителе зачаточных высших форм социального быта. Держась этой народ-
нической основы, социалисты-революционеры отбрасывают или смягчают в старом народничестве то, что, нося на себе отпечаток принципиального противопоставления русского социального строя западно-европейскому, исключало объединение народнических стремлений со стремлениями социально-реформистского крыла европейских социалистов и что вступило в противоречие с демокра-
тическими требованиями социализма вообще. Таким образом, вы-
201
двинувшееся на первый план, особенно в 80-х и 90-х годах, старона-
родническое требование о законодательном закреплении общины, предъявляемое современному сословно-классовому государству как неизбежная мера для предотвращения дальнейшего разложения ее, теряет свое значение у социалистов-революционеров и в меньшей мере – у параллельно с ними эволюционировавших представителей нового народничества в легальной литературе. Не отрицая наличности быстрого разложения общинной формы землевладения и землепользования и в этом вопросе вернувшись под влиянием марксистской критики к позиции классических народников 70-х годов, новонародничество настаивает лишь на наличности борьбы в крестьянстве меж-
ду общинными и индивидуалистическими тенденциями, на том, что представителем общинных тенденций является трудовой, не причаст-
ный к эксплуатации слой крестьянства (что решительно отвергалось русскими марксистами, подчеркивающими рост индивидуалистиче-
ских и мелкобуржуазных тенденций в недрах самого этого слоя не прибегающих к наемной рабочей силе крестьян и антиобщинные стремления сельского пролетариата), и доказывают возможность работать над воплощением этих тенденций в формах кооперации, при-
способленных к успешной борьбе с капитализмом и способных к раз-
витию в социалистическом духе...
Открытая борьба реальных классовых интересов устраняет туманные лозунги прежних расхождений между славянофильским либе-
рализмом и западническим конституционализмом, чтобы на место их поставить ясные лозунги порядка, собственности и государственной целости: бывшее правое крыло и часть умеренного центра конституционалистического движения... организуются в "Союз 17-го октября",
по программе национально-либеральный, ведущий борьбу против дальнейшего развития революции и притязаний демократических масс, но конституционалистский и апеллирующий к самобытности русского исторического развития не для того, чтобы пропагандиро-
вать, подобно старым славянофилам, внеклассовую монархию и ее независимость от буржуазного парламентаризма, но для того лишь, что-
бы подобно германским имущим классам протестовать против после-
202
довательного проведения принципов конституционализма всякий раз,
как оно грозит дать демократии перевес над имущими классами; для того чтобы тесно связать монархическую власть с организованными имущими классами и сделать ее ширмой для их организации...
Борьба старого режима за существование вызвала одну лишь попытку выработать новую идеологию, которая могла бы быть противопоставлена напору революционных идей. Реагируя непосредственно на опасности классового рабочего движения и столкнувшись с ним впервые в конце 90-х годов, в момент относительного затишья среди других общественных классов, абсолютизм пытался отвести это движение в русло сотрудничества с представителями старого порядка и оторвать его от всякой связи с оппозиционными и революционными течениями. На этой почве зародилась идеология "независимого со-
циализма" – приспособленной к русским условиям социальнореакционной рабочей демагогии. В течение всего предреволюционно-
го пятилетия перед нами проходят попытки организовать под знаменем "независимого социализма" часть городского рабочего класса и его борьбу против капиталистов использовать для того, чтобы сплотить его около социально-реакционных общественных групп...
Основное отличие этой попытки от аналогичных предприятий в западно-европейских странах (как Австрия и Германия), откуда при-
мер и был заимствован слугами русского абсолютизма, заключалось в том, что в упомянутых странах реакционная антикапиталистическая демагогия могла опираться на внутренние противоречия среди самой той трудящейся массы, которую требовалось оторвать от социализма и революции. Прежде всего – на противоречия конфессиональные, которые, напр., в Германии сыграли существенную роль в успехе со-
циально-реакционной демагогии. Но значительно важнее был тот факт, что в этих странах в рабочее и демократическое движение с са-
мого начала были втянуты рабочие и самостоятельные хозяева мелкой ремесленной промышленности, которых дальнейшее развитие капита-
лизма ставило в двойственное положение, создавая безысходное противоречие между социально-революционными и демократическими идеалами, с одной стороны, и групповыми интересами, с другой; здесь
203
именно реакционная демагогия находила рычаг для того, чтобы ока-
зывать влияние на трудящиеся массы, и, опираясь на все более поворачивающие в сторону идеалов средневековья массы разоряемых ре-
месленников, она могла уже идти ко всему рабочему классу с более или менее стройной идеологией христиански-монархического "нацио-
нального социализма". Особенности русского общественного развития, благодаря которым не только социализм, но и идеи свободы и демократии пришли в народные массы через современную крупную промышленность городских центров, обусловили, между прочим, и
то, что социально-реакционная демагогия, в отличие от западноевропейской, не могла выразить в себе ни одного идеального момента в настроении тех масс, к которым она обратилась, чтобы ослабить влияние на них социал-демократии. К рабочим крупной промышлен-
ности нельзя было и незачем идти с пропагандой сословнокорпоративной организации трудящихся, с идеалом превращения ра-
бочего класса в одно из основных сословий реставрированного христианского государства, с реакционным протестом против распростра-
нения крупной промышленности. Соответственные мотивы и вытекающие отсюда проекты восстановления цехов или создания произво-
дительных ассоциаций поэтому играли лишь второстепенную роль в деятельности русских "независимых". Центр тяжести своей пропаган-
ды им пришлось перенести непосредственно в область боевых вопросов капиталистической промышленности и, опираясь на критику ре-
волюционного социализма, данную буржуазными и социалистическими реформистами, предлагать мирное и в союзе со стоящей над классами государственной властью осуществляемое решение этих вопросов. Союз абсолютизма, духовенства и пролетариата против бур-
жуазии и интеллигенции – такова была единственная сколько-нибудь широкая идея, до которой представители старого режима дорабо-
тались в течение предреволюционного периода в процессе борьбы за ограничение власти.
204
В. И. Вернадский
ЗАДАЧИ НАУКИ В СВЯЗИ С ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКОЙ В РОССИИ (1917)
Совершенно другая область научных исследований выдвигается сейчас на первую очередь благодаря особенностям мирового положе-
ния России. Россия по своей истории, по своему этническому составу и по своей природе – страна не только европейская, но и азиатская.
Мы являемся как бы представителями двух континентов, корни действующих в нашей стране духовных сил уходят не только в глубь ев-
ропейского, но и в глубь азиатского былого; силы природы, которыми мы пользуемся, более связаны с Азией, чем с Европой, и мне кажется,
что название Восточной Европы, которая почти совпадает с понятием Европейской России, далеко не охватывает всего того различия, какое представляет сейчас наше государство в общем сонме европейских стран. Для нас Сибирь, Кавказ, Туркестан – не бесправные колонии.
На таком представлении не может быть построена база русского государства.
Она может быть основана лишь на равноправии всех русских граждан. Мы должны чувствовать себя не только европейцами, но и азиатами, и одной из важнейших задач русской государственности должно являться сознательное участие в том возрождении Азии – ко-
лыбели многих глубочайших и важнейших созданий человеческого духа, которое сейчас нам приходится переживать. И едва ли можно сомневаться, что это возрождение, темп которого все увеличивается, является крупнейшим среди крупных мировых событий, свидетелями которых нам приходится быть. Для нас, в отличие от западных европейцев, возрождение Азии, то есть возобновление ее интенсивного участия в мировой жизни человечества, не есть чуждый, сторонний процесс – это есть наше возрождение. И, несомненно, в этом всемир-
но-историческом процессе европеизация Московской Руси в XVII веке сыграла крупную роль.
С этой точки зрения необходимо более точное знакомство и более тесное общение России с жизнью Азии. И в этом направлении
205
должна сознательно идти наша государственная деятельность, этими стремлениями должна определяться государственная политика. Одной из первых и главнейших ее задач должно являться участие России и русских в культурном и духовном подъеме Азии, культурное наше сближение с азиатами. Одно из самых могучих средств для этого должно быть широкое наше участие в научном изучении Азии, совместная с азиатами работа русской молодежи в высшей школе, широкая работа азиатов в наших ученых учреждениях. Для создания этой духовной связи нет ничего сильнее научной творческой работы, ибо среди разнообразия других проявлений духовной жизни человечества, бесконечного разнообразия искусства, литературного творчества, ре-
лигии и даже философии, единственным единящим и неизменным в человечестве является наука, в основах своих независимая от всяких человеческих отличий. Для этого необходимо не только предоставление широкой возможности молодежи Азии (русской и зарубежной)
участия в высших школах и научных институтах Европейской России, но мощное развитие соответствующих государственных учреждений в России азиатской, понимая под этим и Закавказье. В этом отношении наша государственная политика была удивительно близорука, я бы сказал, антинациональна, шла вразрез с интересами России. Лучшей иллюстрацией этому является долгая борьба кавказского общества,
всех живущих в нем национальностей, в том числе и русской, с русским правительством за высшую школу на Кавказе. Борьба эта дли-
лась десятилетия.
Сейчас научные центры работы в виде высших школ, научных станций, обсерваторий, лабораторий только что начинают охватывать Азиатский материк. Россия в этом отношении играет печальную роль. Далеко впереди стоит Япония, хотя и в ней в этом отношении господствует узкоутилитарный взгляд на науку и научную работу; начинает в последнее время играть роль английская Индия. У нас только за последние годы начинает проясняться государственное творчество в этом отношении, но оно идет слабо, неуверенно, неполно. Мне кажется, что русская Азия должна быть возможно быстро покрыта государственной сетью высших школ и научных учреждений и что это явится самым могучим и прочным средством выявления скрытой силы нашей
206
государственной организации, и уже с одной этой точки зрения должно сильно отразиться на нашем мировом положении. В основе наших азиатских научных учреждений должно лежать всестороннее изучение прошлого и настоящего Азии в самых разнообразных их проявлениях – в области языкознания и истории, археологии, быта, фольклора, литературы, религии, искусства, музыки, экономических и материальных ресурсов.
Нельзя забывать одного. Естественные производительные силы Азии в едва ли сравнимой степени превышают естественные производительные силы Европы, в частности, в нашей стране азиатская Россия не только по величине превышает Россию европейскую. Она превышает ее и по потенциальной энергии. По мере того как начинается правильное использование наших естественных производительных сил, центр жизни нашей страны будет все более и более передвигаться, как это уже давно правильно отметил Д. И. Менделеев, на восток, должно быть, в южную часть Западной Сибири. Россия во все большей и большей степени будет расти и развиваться за счет своей азиатской части, таящей в себе едва затронутые зиждительные силы. Это должна всегда помнить здравая государственная политика, которая должна смотреть всегда вперед, в будущее.
С. М. Соловьев
ПУТЬ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ (1916)
Если германская мифология, подобно греческой, оказалась силой жизненной и культурной, то наша мифология, в силу своей неразвитости, скудости и мрачности, более напоминает мифологию этрусков. Народ с такой мифологией не имел в себе самом жизненной силы, способности к исторической жизни и культурному развитию. И наш народ сгинул бы с лица земли, как народ этрусский, если бы в самой колыбели своей не совершил подвиг самоотречения, не принял от греков христианскую веру.
Принятие христианства совпадает с началом нашей истории. Вот типичная черта, отличающая нас от других народов Европы. Если
207
они имеют богатое языческое прошлое, богатое языческое наследие, которое в эпоху Ренессанса явилось грозным соперником христианства, то наше языческое прошлое есть прошлое доисторическое, уходящее во мглу первобытного варварства.
Наше крещение было в то же время началом нашей истории, нашим рождением как народа государственного. С самого начала рас-
пространение грамоты, просвещения неразрывно связано у нас с распространением христианства. Первые наши просветители – монахи,
первая академия – Печерская Лавра. Пути нашей торговли тесно связаны с путями наших церковных миссий. Наша цивилизация с самого начала является творением монахов и отшельников, проникающих до крайнего севера, как св. Стефан Пермский, просветитель пермяков и зырян.
Христианство для России явилось не только возрождением ду-
ховным, оно спасло Россию от опасности исчезнуть с лица земли, подобно этрускам. Оно дало нашим предкам нравственный идеал и на-
дежду на загробное спасение. А эти два начала охватили и преобразили собою и материальную жизнь. Раз поставлен идеал, раз цель впере-
ди, раз возможно спасение и бессмертие, то дикие племена, как звери, укрывавшиеся в лесах и дебрях, соединяются в государство для обще-
го дела, научаются жертвовать частью для общего, подчиняют материальные вожделения лица нравственному идеалу, отчего все общест-
во укрепляется не только духовно, но и материально.
Итак, русская история, русская культура начинаются с приня-
тия христианства. Культуры не христианской не знает Древняя Русь. Монашеский идеал является в то же время идеалом князя,
воина и пахаря.
Двумя актами национального самоотречения отмечена первая страница русской истории. Первый акт – призвание варягов – приобщение себя к западно-европейской гражданственности. Второй акт – принятие христианства – приобщение себя православной Византии.
Пусть факт призвания варягов отвергается большинством современных историков. Если это легенда, то важно возникновение этой легенды. "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите владеть и княжить нами". Эта фраза не казалась обидной для на-
208
ционального чувства наших предков. Только много позднее русский патриотизм счел обязательной противоположную формулу: "Наша земля велика, обильна, и порядок в ней образцовый". Но здравый смысл наших предков был мудрее славянофильской иллюзии. Отсутствие порядка навсегда осталось коренной чертой русской жизни, как в области государственных и общественных дел, так и в области духовной.
Другая легенда объясняет нам, почему наши предки предпочли греческую веру латинской. Главным мотивом явилось сильное впечатление, испытанное нашими послами за богослужением во храме византийской Софии...
Красота богослужения привлекла русских к греческому обряду, а не византийский догматизм, чуждый непосредственному славянскому уму. Приняв от византийцев формы богопочитания, Киев не стремился подражать расслабленным формам византийского государственного управления. В отношении политическом русские явились победителями греков, но, как некогда римляне, приняли от побежденного народа его культурное сокровище, которым в то время для греческого народа была православная вера. Что же касается государственной жизни, то Киев был ближе к феодальной Европе, чем к Византии, формы его государственности были гибки и подвижны, он всегда чувствовал благотворное и гуманное влияние Запада. Киевская Русь составляла одну тесную семью с Западной Европой. Разрыв между римской и восточной церквами тогда еще только начинался, и Киев знал не только две формы богопочитания, но и единую христианскую Европу.
Великий князь Ярослав Мудрый, этот Соломон Киевской Руси, законодатель, просветитель и творец Киевской Софии, скрепил союз с Францией тесными семейными узами. В 1048 г. в Киев прибыли три французских епископа просить у Ярослава руку его дочери Анны для короля Генриха I. Через год Генрих I и царевна Анна были коронованы в Реймсе. Этой королевой была выстроена в Санли церковь во имя святого Винцента.
Сестра Анны, жены Владимира Святого, Феофания была супругой императора Отгона II. При Владимире католический миссионер
209
монах Бонифаций, ехавший проповедовать печенегам, был радушно принят и обласкан киевским князем. Папа Григорий VII поддерживал русского князя Изяслава против польского короля Болеслава, называя в посланиях Изяслава "королем русским". Так далека была Киевская Русь от славянофильского противоположения "Святой Руси" "без-
божному Западу"...
Военная, рыцарская Русь Киева напоминает своими настрое-
ниями "Илиаду". Можно бы привести много аналогий. Назовем здесь "Прощание Гектора с Андромахой" и "Плач Ярославны", тогда как торговая, приморская культура Новгорода ближе к быту ионической Греции, обрисованному в "Одиссее". Но на всей культуре лежит пе-
чать христианского идеала и византийского аскетизма. Князь Киева – это рыцарь-монах, но облик его много симпатичнее, чем облик рыцаря Западной Европы. Правда, мы не имели в Киеве поэтического культа Мадонны, но зато христианский идеал целомудрия, нищелюбия и смирения здесь воспринят более совершенно, чем на феодальном Западе. Нищелюбие, с Киевского периода и доныне, остается наиболее типичным признаком русского православия.
Тот характер Киевской культуры, который сказался в церковных и литературных памятниках эпохи, особенно поражает при сравнении с памятниками Руси Московской. Вместо "Поучения Мономаха" –
Домострой, вместо "Слова о полку Игореве" – былины, где нет ничего рыцарского, где только благоговение перед физической силой, хит-
рость и грязный цинизм в отношении к женщине. Это различие объясняется как эпохой, так и характером южной Руси, ее положением в тесном соседстве с народами Запада. Киевская Русь сознавала себя частью средневековой, христианской Европы. Правда, она была под сильным влиянием Византии, но разве не сильно было византийское влияние в Италии, напр., в Венеции и Равенне? Арена, где разыгра-
лась кратковременная история Киевской Руси, была небольшая сравнительно область от Днепра до Карпат. Эта область со всех сторон была сжата культурными народностями Венгрии, Польши. В борьбе с этими народами Киев в то же время цивилизовался, тогда как из Ви-
зантии шла ученость книжная.
210