Глава 3

МОТИВ В СИСТЕМЕ СЕМИОТИЧЕСКОГО ΠΟΔΧΟΔΑ

В соответствии с классической триадой семиотического анализа [Моррис, 1983], рассмотрим мотив как единицу повествовательного языка, и следовательно, как художественный знак в аспектах его семантики, синтактики и прагматики.

1. СЕМАНТИКА МОТИВА

Семантика мотива будет рассмотрена с точки зрения двух подходов — дихотомического и вероятностного.

1.1. ДИХОТОМИЧЕСКИЙПОДХОД К СЕМАНТИКЕ МОТИВА

Дихотомическая теория различает две взаимосвязанные стороны мотива — инвариантную и вариантную.

Предшественниками дихотомической концепции мотива выступили А. Л. Бем, А. И. Белецкий и в особенности В. Я. Пропп. Именно понятие функции действующего лица, разработанное в «Морфологии сказки», в сочетании с дихотомическими идеями структурной лингвистики позволило фольклористам и литературоведам во второй половине XX столетия прийти к строгому

фольклора и мифологии писали И. И. Ревзин, В. В. Иванов и В.Н.Топоров [Ревзин, 1975; Иванов, Топоров, 1975]. Предшественником дихотомической концепции мотива называет В. Я. Проппа и американский фольклорист А. Дандес, которому принадлежит заслуга теоретического оформления этой концепции [Dundes, 1962].

Второй: каждая такая сема, в свою очередь, получает ряд альтернативныхвыражений на уровне конкретных вариаций мотива в реальных текстах (пункт 3 приведенного выше описания).

Дихотомическая модель раскрывает самый принцип дуального бытия мотива и показывает, что мотив способен варьироваться от фабулы к фабуле и от текста к тексту и в то же время оставаться самим собой. Но что это значит с точки зрения семантики мотива? Здесь мы обнаруживаем слабость дихотомической теории, которая оказывается неспособной корректно и непротиворечиво ответить на вопрос: что, собственно, входит в пределы системного (языкового) значения мотива? Только ли семы, которые соотносятся с инвариантом мотива, или же вместе с первыми — семы, которые соотносятся с фабульными вариантами и вариациями мотива? Другими словами: является ли системное значение мотива обобщением значений его фабульных вариантов или

суммой их значений — или же чем-то третьим?

Принимая первый вариант ответа (значение мотива есть некоторое обобщение значений его вариантов), мы сводим это значение к абстрактным формулам в духе приведенного из книги В. Я. Проппа определения 14-й функции: «В распоряжение героя попадает волшебное средство». И сразу возникают возражения — разумеется, не против В. Я. Проппа, который и не ставил перед собой задачу полного семантического описания мотива, а против самого подхода. Первое возражение: встав на путь генерализации значения мотива, мы фактически подменяем исследовательскую задачу и уходим от описания реальной семантики мотива в область его систематики. Второе: совершенно неясно, каким должен быть самый уровень обобщения вариантов мотива? Заметим, что обобщение мотивов волшебной сказки, предпринятое В. Я. Проппом, является далеко не предельным. Предела операции обобщения нет вообще, и, выполняя эту операцию последовательно, мы можем большинство повествовательных мотивов обобщить до нескольких формул типа «герой действует», «герой претерпевает действие», «нечто происходит» и т. п. Заметим, что на опасность утраты реальной семантики мотива при его обобщении аргументировано указывал и К. Леви-Строс в своей рецензии «Морфологии сказки» [Леви-Строс, 1985].

Вернемся к главному вопросу о структуре значения мотива. Допуская второй вариант ответа (значение мотива есть некоторая сумма значений его вариантов) и оставаясь при этом в рам-

ках дихотомического подхода, мы оказываемся в еще более сложной ситуации логического противоречия. На примере описания 14-й сказочной функции мы видели, что семы, соотносящиеся с различными фабульными вариантами мотива, находятся в отношении содержательной дизъюнкции. Они альтернативны — и в своем существе, и в своем фабульном и текстуальном выражении. А это значит, что учтенная в языковом значении мотива сема одного варианта логически и содержательно исключает из языкового значения мотива семы других вариантов. Таким образом, простое суммирование значений вариантов при попытке определения системного значения мотива оказывается логически некорректной операцией. Поэтому речь должна идти о некоем приоритетном включении в значение мотива его вариантных сем. Но каковы, в таком случае, критерии и сами правила подобного отбора и включения?

1.2. ВЕРОЯТНОСТНЫЙ ПОДХОД К СЕМАНТИКЕ МОТИВА

Здесь — поворотный момент в наших рассуждениях, и мы бы хотели специально обратить на это внимание. Путь к третьему, непротиворечивому ответу на вопрос о значении мотива — и путь к позитивному теоретическому результату в целом — заключается не в отказе от дихотомической теории, а в ее качественном расширении и преодолении другой теорией, более широкой в своей методологии и эвристике. Чтобы построить модель целостной семантики мотива, необходима обратная структуральномуанализуоперация — синтез дифференцированных и противопоставленных анализом начал инварианта и варианта. Такой синтез оказывается возможным на основе вероятностного подхода.

Вхарактеристике истоков и основных принципов вероятностного подхода нам следует, как и в случае с дихотомическим подходом [Силантьев, 1998, с. 46—48], вновь обратиться к лингвистике, где вероятностный подход в целом развивался на основе дихотомических идей и получил свое теоретическое оформление в рамках тенденции, направленной на установление актуальных связей между системами языка и речи.

Вотечественной науке вероятностный подход берет начало на рубеже 1950-х и 1960-х годов, когда развернула работу группа ленинградских лингвистов под руководством Н. Д. Андреева.

Суть подхода состояла в повороте от отвлеченного структурального моделирования языка к статистико-комбинаторному

анализу живой речи как актуального осуществления языка. Такой подход авторы концепции назвали таушохронным (от греч. tauto — «здесь», «тут»), т. е. актуально-временным — в противоположность синхронному и диахронному подходу. Понятие таутохронии заполнило существенную лакуну между синхронией и диахронией как двумя базовыми ДЛЯ ЛИНГВИСТИКИ планами изучения языка. Ведь синхрония, по существу, внеположена актуальному времени, т. е. времени процессов, происходящих «здесь» и «теперь». Синхрония регистрирует язык как некую итоговую систему, сложившуюся на данный момент времени, но не как процесс, идущий в данный момент времени. Равным образом и диахрония, регистрируя качественные стадии в развитии и изменении языка, проходит мимо рече-языковых процессов количественного характера, происходящих в данный момент времени. (Обратим внимание на то, что сам Ф. де Соссюр, как основоположник данной парадигмы изучения языка, постоянно подчеркивал роль речевого начала в эволюции языка: «В речи источник всех изменений» [де Соссюр, 1999, с. 96]; «Факту эволюции всегда предшествует факт, или, вернее, множество сходных фактов в сфере речи» [Там же, с. 97]).

Таким образом, в центре внимания нового подхода оказались процессы непосредственного, «здесь» и «теперь» происходящего взаимодействия языка и речи. По мысли ленинградских лингвистов, именно в результате динамического равновеснонеравновесного взаимодействия с речью и формируется в действительности система языка. Как писал ведущий автор данной концепции Н. Д. Андреев, «в сознании говорящего присутствуют две системы: речи и языка. Не всякое изменение первой системы меняет вторую (язык. — И. С), но любое изменение во второй должно сперва реализоваться как сдвиг в первой (т. е. в речи. — И. С). Только то явление, чьи численные параметры в системе речи превосходят соответствующую пороговую величину, имеет шансы утвердиться как элемент языка» [Андреев, 1967, с. 25].

Н. Д. Андреев ввел в научный оборот ключевое понятие ве-

роятностного дифференциального признака, который в конкретных

речевых контекстах своего носителя «реализуется с определенной вероятностью, в общем случае не равной единице» [Там же,

с.66].

В1970-х и 1980-х годах благодаря работам И. А. Стернина [Стернин, 1979; 1985] и М. В. Никитина [Никитин, 1983; 1988]

102 Часть I. Проблемы теории мотива

вероятностный подход получил развитие в лексической семантике, а именно этой дисциплине наиболее близка и в предметном, и в проблемном плане художественная семантика, и в первую очередь семантика повествовательного мотива.

М. В. Никитин понимает вероятностность в семантике как импликацию, или порождение одних семантических признаков другими — ядерными. При этом импликация может быть жесткой (если ядерный признак необходимо предполагает другой), сильновероятностной, маловероятностной и даже отрицательной. Отрицательный импликационал — это такая сема, которая несовместима с ядерными семами значения слова. Например, совокупность ядерных сем слова «топор» с вероятностью, близкой к единице, порождает импликационалы «острый» и «тяжелый», которые входят в вероятностную оболочку семантики слова. Сравним степень корректности высказываний: «Тяжелый удар топором» и «Тяжелый удар карандашом». Второе высказывание семантически некорректно, поскольку признак тяжести является отрицательным импликационалом в системе вероятностного значения слова «карандаш».

Согласно концепции И. А. Стернина, семы лексического значения слова делятся на а) основные, составляющие ядро значения, б) производные от них, и в) случайные. Производные и случайные семы, как правило, являются вероятностными. В рамках концепции вероятностной семантики слова И. А. Стернину удалось построить целостную теорию речевого смысла слова как контекстной актуализации его вероятностного языкового значения. Так, в высказывании «Такой молодой, а носилки поднять не может» (пример И. А. Стернина. — И. С.) в речевом смысле слова «молодой» актуализируется вероятностная сема «сильный», имплицируемая ядерными семами данного слова.

Вероятностную модель процессов порождения и восприятия смысла в речевой коммуникации развивал выдающийся отечественный математик, лингвист и философ В. В. Налимов. Характеристика фундаментальной концепции этого автора заняла бы очень много места, поэтому ограничимся ссылкой на его основную работу в этом направлении: «Вероятностная модель языка: о соотношении естественных и искусственных языков» ([Налимов, 1979]; см. также опыт философского обобщения вероятностного подхода в науке в работе: [Сачков, 1999]).