3. МОТИВ И ПЕРСОНАЖ (ГЕРОЙ)

Формулировка заглавия раздела уже содержит вопрос: какого рода отношения релевантны для сферы мотивики — отношения с персонажами или с героями повествования — если, конечно, вслед за Б. В. Томашевским [Томашевский, 1996, с. 201—202] различать эти два понятия? В случае различения под персонажем можно понимать фигуранта фабульного ряда повествова-

ния, т. е. того, кто действует или является участником действия,

независимо от степени его важности для смысла сюжета. Например, в одинаковой степени персонажами «Пиковой дамы» являются и Германн, и совершенно «проходная» фигура— будочник, у которого Германн справляется о доме графини. Под героем в таком случае понимается такой персонаж, который релевантен в плане динамики и развития собственного смысла сюжета и всего произведения в целом, а не только в плане развития фабулы. Другими словами, персонаж выступает как участник действия в фабуле, а герой — как участник событий в сюжете (ср.

«снятом виде» сохраняет качество персонажа, поскольку является участником фабульного действия.

Если при этом соотносить план мотивики в первую очередь с планом художественного смысла сюжета, то мы должны говорить именно о корреляции мотиваи героя — такого героя, который обнаруживает семантическую причастность к данному мотиву и через определенные действия совершает такие поступки и оказывается в центре таких событий, которые и формируют окончательный смысл сюжета и произведения в целом. Таков, в частности, Германн для сюжета и смысла «Пиковой дамы», в своем характерологическом целом определенно отвечающий семантике мотивного комплекса испытания судьбы в игре,на основе которого строится сюжет «Пиковой дамы». Будочник же как персонаж окажется соотнесенным не столько с уровнем мотивики, сколько с уровнем фабульных мотивировок (о различении мотива и мотивировки см. выше, в разделе 4.5. первой главы).

Характерная семантическая связь*.,и даже семантическое тождество героя и мотива в мифе раскрыта в фундаментальных трудах О. М. Фрейденберг [Фрейденберг, 1997, с. 221—223]).

Глава 2. Мотив в системе нарратологического подхода

Древние и средневековые литературы также обнаруживают устойчивые связи героя и его мотивного репертуара, причем эти связи локализуются уже в рамках определенной жанровотематической традиции. Такова, например, традиция греческого романа (о мотивном комплексе героев греческого романа см.: [Бахтин, 1986, с. 121—290]). Характерный мотивный комплекс связан с героем христианского жития [Ключевский, 1988, с. 358—438]. Фиксированы тематические связи мотивики и героя в традиции древнерусского фабульного повествования (например, в традиции повестей о гордом царе [Ромодановская, 1985], повестей о заговоре человека с дьяволом [Журавель, 1996], повестей о купцах (см. наблюдения Д. С. Лихачева в кн.: [Истоки русской беллетристики, 1970, с. 525—536]) и т. д.). По существу, за характерными связями героя и мотива в средневековых литературахГлежитгболее общая закономерность'^едопределеннощриторически заданной литературной тематики, — закономерность, описанная Д. ет^Тихачёвьш в~|>амках~концепции литературного этикета [Лихачев, 1979], а А. В. Михайловым— с точки зрения средневековой риторической парадигмы [Михайлов, 1994].

Литература нового времени, выходящая из сферы рефлексивной риторики и устанавливающая принципиально иное соотношение между моментами традиции и новации, вместе с тем далеко не всегда разрывает характерные тематико-семантичес- кие связи героя и мотива. Так, своими мотивными комплексами окружены герои сентиментализма [Топоров, 1995; Шатин, 1998], романтизма [Манн, 1976], и даже реализма (ср. характерные фигуры «маленького человека», «бедного студента», «купца-само- дура» и др.).

4. МОТИВ И ХРОНОТОП

Хронотоп, если под ним понимать сюжетогенное сочетание художественного времени и пространства, обнаруживает определенную структурную и функциональную близость к мотиву. Это происходит в том случае, когда в структуре мотива функционально и эстетически актуализированными оказываются не только его актанты или предикат, но и его обстоятельственные (т. е. пространственно-временные) характеристики.

Так, мотив встречив рамках авантюрной повествовательной традиции в течение тысячелетий своей литературной жизни на-

столько сросся с характерными пространственно-временными признаками, что это позволило M. M. Бахтину говорить об особенной хронотопичности самого мотива. Применительно к этому совмещению ученый в своем анализе авантюрного повествования даже находит особый термин «хронотопический мотив» [Бахтин, 1986, с. 134—136].

В общем случае возникновение устойчивых семантических связей мотивного предиката и пространственно-временных признаков также характерно для мотивики, как и установление описанных выше связей между мотивом и персонажем. Самая структура мотива предполагает ее заполнение, семантическое насыщение признаками художественного пространства и времени, — в той мере, в которой представляющие данный мотив события актуализируют эти признаки в конкретных фабульных поворотах и сюжетных ситуациях.

Вцелом можно говорить о двух сторонах пространственновременной характеристики мотива, или о двух типах признаков — о признаках фабульно значимых, несущих в себе семантику «вещности» и конкретности фабульного действия, и признаках сюжетнозначимых, выражающим актуальное отношение пространства и времени действия к предикату и актантам мотива.

Впервой главе второй части, посвященной языку и модели аналитического описания мотива, мы подробно рассмотрим аспекты пространственно-временной характеристики — на примере семантической структуры мотива встречи.

5. МОТИВ И ТЕМА

В порядке вводных замечаний обратим внимание на характерный способ называния (а также и самой идентификации) мотива через ключевое слово, с грамматической точки зрения являющееся отглагольным существительным или существительным, связанным с глаголом прямыми словообразовательными и семантическими отношениями,— например, мотив измены [Суханек, 1998], мотив уединения [Тюпа, 1998], мотивы преступления и наказания [Тамарченко, 1998], мотив похищения [Титова, 1996], мотив погони [Куляпин, 1996] и др. По своей семантической природе такие слова предикативны, и обозначают определенное действие, с которым семантически коррелирует соответствующий глагол или устойчивое глагольное выражение: изме-

на — изменять; уединение — уединяться, обретатьодиночество; преступление — совершать преступление; наказание — наказывать; похищение— похищать; погоня— гнаться, бросаться в погоню и т. п.

Очевидно, что способ называния мотива через предикативное слово сигнализирует об определяющем положении предикативного начала (и самого момента действия как носителя этого начала) в семантической структуре мотива.

Вместе с тем практика идентификации мотива допускает его обозначение через непредикативное слово. Можно встретить, например, такие обозначения, как мотив пути [Тюпа, 19966], мотив смерти[Постнов, 1995], мотив воды [Меднис, 1995], мотив пустыни [Меднис, 1998], мотив луны [Янушкевич, 1995], мотив чуда [Якимова, 1998], мотив театра [Кузнецов, 1999], мотив чистоты [Краснов, 2000]. Семантические основания подобных обозначений мотива могут быть двоякого рода: либо за непредикативным словом все равно подразумевается комплекс характерновероятных действий-предикатов (и тогда за таким обозначением действительно скрывается повествовательный мотив), либо — и это принципиально иной случай — под мотивом в действитель-

ности разумеют тему повествования.

Неразличение мотива и темы в практике литературоведческого исследования как на уровне обозначений, так и на уровне конкретных аналитических операций происходит по той причине, что сами феномены мотива и темы тесно связаны друг с другом. В нарратологии эта связь отразилась в формировании ряда концепций, подводящих тематические основания под понятие мотива. Таковы точки зрения Б. В. Томашевского, В. Б. Шкловского, А. П. Скафтымова, а в современной науке —

Г.В. Краснова и В. Е. Ветловской.

Вобщем случае, тема является своего рода остановленным смыслом повествования в каждом его фабульно оформленном моменте [Жолковский, Щеглов, 1975, с. 143—144; с. 156; Хализев, 1999, с. 41]. Тема— это всякий промежуточный смысловой итог движения нарратива (элементарная тема Б. В. Томашевского) и тем более окончательный смысловой итог развития нарратива (интегральная тема В. Б. Шкловского). И в действительности речи мы не в состоянии вербально выразить смысл сказанного, услышанного или прочитанного, не сформулировав тематическое резюме сообщения [ван Дейк, 1989, с. 236]. Еще раз повторим: тема — это вербально зафиксированный смысл нарратива.