рода, его ненависть к демократии - подсознательная реакция на упразднение дворянской свободы. И.А. Бунин, проклиная русскую революцию в «Окаянных днях», демонстрировал не столько оскор- бленное чувство представителя высокой культуры, сколько нена- висть к тем, кто лишил его дворянской свободы и заставил быть равным другим. Те же мотивы мы видим в творчестве М.А. Булга- кова: русский дворянин, оказавшись в среде пролетарской демо- кратической культуры, отвергает ее не потому, что она вульгарна, эстетически для пего не приемлема, а потому что постоянно напо- минает об утраченной дворянской свободе.

Наиболее полное развитие свобода и равенство получают в XX XXI вв. на Западе. Остается фактическое, материальное не- равенство, но оно встраивается в систему, где свобода и равенство являются всеобщими. Между равенством и неравенством, свободой и равенством, свободой и неравенством происходит противоречи- вое взаимодействие, достигающее известного равновесия. Индиви- дуалистическое начало западноевропейской культуры порождает свободу, равенство и неравенство как равноправные феномены, на- ходящиеся в состоянии противоречивого единства. Свобода высту- пает источником как равенства, так и неравенства, равенство и не- равенство суть модификации свободы. Институт собственности, парламентаризм, народный суверенитет, законность, разделение властей, права и свободы человека - все это следствие стремления к свободе, равенству и неравенству.

3. Единство равенства и свободы

В эпоху буржуазных революций, когда интенсивно форми- ровалась идеология либерализма, преобладала мысль о единстве свободы и равенства. Требования третьего сословия о политиче- ском и юридическом равенстве были мотивированы его борьбой за свободу промышленной и торговой деятельности. Экономический интерес буржуазии, законы товарного хозяйства приобрели форму борьбы за права и свободы в области политической и религиозной жизни. Капиталистическая экономика требовала свободы и равен- ства. Феодализм с его сословными перегородками мешал формиро- ванию единого национального рынка, где территория страны под- чинялась бы единому режиму законности, где свободно действовал бы закон спроса и предложения, а буржуа и пролетарии выступали бы как равноправные партнеры. Парламентаризм, разделение вла- стей, законность, равенство прав и свобод - все эти институты за- крепляли свободу и равенство, ставшие реальностью буржуазной экономики. Было, конечно, понятно, что свобода и равенство пер- манентно находятся в состоянии конфликта, но необходима была

299

концепция, доказывающая их единство. Ими стали концепции естественного состояния и естественного права, договорного госу- дарства, народного суверенитета и законности. Создавалась модель политико-правового устройства, призванная обслуживать интере- сы новой буржуазной экономики. Данная модель была и остается своего рода фикцией, поскольку лишь отдаленно, очень искаженно отражает реальность. Вместе с тем либеральная идеология несла с собой и некоторую жизненную правду, что позволяет ей быть го- сподствующей до настоящего времени.

Требование свободы и равенства в полной мере отражаю ин- дивидуализм западноевропейской культуры. Да, феодализм - это почти 1000 лет европейской истории, где свобода и равенство пони- мались исключительно в сословном духе. Вместе с тем буржуазные революции не состоялись бы, если бы западный европеец изначаль- но не был индивидуалистом. Частная собственность в экономике, плюрализм в политике и идеологии, свобода совести в религии - все это следствие западноевропейского индивидуализма. В этом смысле показательна Англия, по устоявшемуся мнению - родина современной демократии, хранитель политического и юридического консерватизма. Уже в Великой Хартии вольностей видны мировоз- зренческие установки, согласно которым свобода и равенство - при- родные свойства человека, предполагающие и дополняющие друг друга. Борьба английской аристократии за свои права проходила в условиях сословного строя и имела сословные ограничения, но это не отменяло суть постановки вопроса о высокой ценности свободы и равенства. Политическая традиция Англии закладывалась в эпо- ху средневековья, буржуазная революция ее только развила и ин- ституционально закрепила применительно к новым историческим условиям. Консерватизм английской политической и юридической культуры состоит как раз в том, чтобы постоянно возвращаться к тем истокам, благодаря которым в Англии было построено классическое правовое государство. Поражает тот факт, что английская полити- ческая и правовая системы, сохраняя глубокий архаизм и крайнюю сложность, демонстрируют удивительную жизнеспособность, гиб- кость и умение приспосабливаться к меняющейся исторической об- становке. При всем архаизме и сложности прецедентного права и су- дебного устройства все политические эмигранты мира едут именно в Англию за справедливым правосудием и законностью. Если подхо- дить формально, английский судья, рассматривая дело, отыскивает нужный прецедент, появившийся, возможно, в далеком прошлом, по существу же, здесь происходит возвращение к традиции, взращенной на почве индивидуализма, свободы и равенства.

Концепция естественного состояния, будучи умозрительной фикцией, верно указала на свободу и равенство как природные

300

свойства индивидов, одинаково важных для него. Бесспорно, че- ловек как природное и духовное существо всегда стремится к сво- боде, но он также существо коллективное, он всегда принадлежит к какой-то социальной группе и вынужден считаться с ее требова- ниями. Духовная и социальная свобода человека в определяющей мере формируется ценностными стандартами социальной среды, она востребована обществом и воспроизводится им. Человек, про- являя свою свободу, не только реализует свою волю, он таким спо- собом включается в механизм социальных связей, которые фикси- руют и конституируют данную индивидуальную свободу. Чтобы свобода индивида стала фактом действительности, она должна най- ти какое-то отражение в социальной среде. Иначе говоря, человек, живущий в коллективе, проявляет свою свободу среди индивидов, которые также имеют стремление проявлять свою свободу. В обще- стве свобода лица встречается со свободой других лиц, свобода од- ного упирается в свободу многих, что в конечном счете ведет к ее совместному признанию. В этом смысле быть свободным означает быть равным другим индивидам, и наоборот: признать индивида равным себе означает признать его свободу. Отрицание свободы со стороны индивида за членами социальной группы включает меха- низм отрицания свободы за данным индивидом. Если лицо не го- тово признавать свободу за другими лицами, его свобода также не будет признана. Такой механизм взаимного признания свободы ос- нован на принципе равенства. Можно сказать и по-другому: прин- цип равенства рождает механизм взаимного признания свободы каждого. Как видим, почти невозможно установить приоритет сво- боды и равенства друг перед другом, они равны в своей значимости. Дж. Локк это формулирует так: равенство означает иметь «равное право на свою естественную свободу, которое имеет каждый чело- век, не будучи обязан подчиняться воле или власти какого-либо другого человека»*. Не важно, что здесь свобода выступает в виде модуса равенства, что как бы снижает статус свободы и поднимает статус равенства. Это своего рода игра слов. Главное в том, что сво- бода и равенство образуют собой нерасторжимое единство.

Единство свободы и равенства - одна из центральных идей кон- цепций договорного государства и народного суверенитета. Кон- цепция естественного состояния исходила из единства свободы и равенства в том смысле, что оба качества принадлежали индиви- ду по природе и взаимно друг друга обусловливали. Вместе с тем сторонники этой доктрины признавали, что свобода и равенство, реализуясь в социальной среде, противостоят друг другу и рожда-

* ЛоккДж. Два трактата о правлении // Локк Дж. Соч.: В 3 т. М., 1988.

Т. 3. С. 292.

ют конфликты. Чтобы перевести взаимодействие свободы и равен- ства на новый, бесконфликтный уровень, индивиды, как утвержда- ли авторы договорной теории, заключают договор об образовании государства. Модель общественного договора четко формулирует Ж.-Ж. Руссо: «Найти такую форму ассоциации, которая защища- ет и ограждает всею общею силою личность и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако, только самому себе и остается столь же свободным, как и прежде»*. В основу договора кладется единство интереса и воли, где «высший общий интерес» - свобода и равен- ство, а цель «общей воли» - их достижение. Смысл договора ви- делся в том, чтобы свободу и равенство сделать гарантированными, максимально их сохранив после перевода из естественного состоя- ния. Равенство и свобода, таким образом, становятся императивами возникшего государства, которое принимает на себя обязательство их защищать и подчинять индивидов данному императиву. Народ- ный суверенитет здесь выступает в виде некоей безличной силы. Он выражает, с одной стороны, объективный запрос общества на сво- боду и равенство, с другой - поддерживает при помощи принуж- дения режим свободы и равенства. Модель народного суверенитета не просто соединяет свободу и равенство, но сливает их в единое целое: «быть свободным - значит быть равным другим людям». В результате у Руссо свобода и равенство не столько гармонично сосуществуют, сколько свобода растворяется в равенстве. В целом в классической теории народного суверенитета доминирует равен- ство, свобода существует в той мере, в какой не нарушает равенства. Неограниченная свобода, переведенная из естественного состояния в гражданское, резко сужается ради установления равенства. Един- ство свободы и равенства оказывается возможным только на усло- виях утраты индивидами значительной части своей первобытной свободы. Общества на Западе так и устроены: свобода провозгла- шается в качестве некоей первичной ценности (по большей части в виде фикции), а в основе практической жизни лежит общий инте- рес и воля большинства. Такое устройство - единственно возмож- ное не только для народов Запада, но и для любого общества. Раз- ница лишь в том, что на Западе рамки свободы шире, чем в других регионах мира.

Из идеи договорного государства и народного суверенитета вытекает режим законности. Обычно под режимом законности по- нимают совокупность, как минимум трех принципов: всеобщность (обязанность исполнять законы всеми субъектами права), единство

* Руссо Ж.-.Ж. Об общественном договоре // Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М„ 1969. С. 160.

302

(единообразное исполнение законов) и господство закона. Если под законностью понимать стремление государства добиваться ис- полнения своих законов (приказов), то законность в той или иной мере существует практически везде. В условиях сословно-кастово- го общества применительно к каждой социальной группе действуют свои нормы, при демократии одни и те же нормы права распростра- няются на всех без исключений. Буржуазная демократия естествен- ным образом рождает режим законности, поскольку это единствен- ный способ защитить свободу и равенство. Свобода реализуется в материальном (фактическая деятельность по своему усмотрению) и формальном (сфера, регламентируемая правом) смысле, равен- ство - только в формальном. Режим законности, защищая свободу и равенство, оказывается своего рода функцией договорного госу- дарства и народного суверенитета. Поскольку режим законности выражает существо буржуазной демократии, он гарантирует в пер- вую очередь равенство, во вторую - свободу. Закон, устанавливая пределы свободы и тем самым ее гарантируя, фактически подмина- ет под себя свободу, делает ее производной от равенства. Единство свободы и равенства здесь налицо, но с заметным преобладанием равенства. Данное соотношение в полной мере соответствует запад- ной индивидуалистической культуре, где свобода понимается как самоограничение. Идеологи либерализма с пафосом утверждают: «где нет закона - нет и свободы» (Локк, Б.Н. Чичерин). Звучит кра- сиво и достаточно реалистично. Действительно, чтобы в обществе получить гарантированную свободу, ее следует ограничить и рас- пространить на всех, только в этом случае пользование ею не при- водит к конфликтам. Однако следует отдавать себе отчет, что это не столько подлинная свобода, сколько ее суррогат, подаваемый в красивой упаковке. Особенно преуспел в этом Гегель, который ха- рактеризовал прусский абсолютизм как торжество свободы. Идея свободы (права), пройдя все стадии саморазвития, находит свое за- вершение, свою окончательную реализацию в государстве. Только в государстве, утверждает Гегель, человек может обрести подлин- ную свободу. Следуя данной логике, можно прийти к выводу: чем больше сила государства, чем плотнее его контроль над обществом и гражданами, тем больше будет свободы. Этот болезненный пара- докс, глубоко укоренившийся в правосознании западных обществ, постепенно развивается в логику абсурда, где всевластие государ- ства воспринимается как великое освобождение. Одно из следствий единства равенства и свободы, где второе подминается первым, - стремление к тоталитарной власти, ставшей стойкой тенденцией стран Запада в XX в. вплоть до настоящего времени.

303