Право и закон в программируемом обществе_К 100-летию Белла

Р.А. Ромашов

нечности современности и альтернативная современности цикличной истории.

Будущее, возникающее в результате репродукции современности, по сути своей есть неизменное в социально-пространственных координатах и непрерывно прирастающее во временных координатах прошлое, становящееся с течением времени не старше, а, наоборот, моложе. Конца социальной истории нет, исторический век рассматривается по аналогии с бесконечностью историческим постоянством. Для марксизма такое историческое состояние ассоциировалось с переходом к коммунистической общественно-экономической формации, являющейся завершающей для изменяющегося исторического развития вехой начала «бесконечного во времени земного рая»1. По мнению Д. Белла, постиндустриальная эпоха является следствием завершения предшествующей ей эпохи индустриального общества2. Для В. Суркова это выход на «постоянные обороты машины долгого государства Путина»3. При этом во всех перечисленных моделях есть три последовательно сменяющих друг друга этапа, которые с определенной долей условности могут быть привязаны к временным периодам прошлого, настоящего (современного), будущего. Для Маркса — это архаическая, экономическая, коммунистическая формации; для Белла — доиндустриальный, индустриальный, постиндустриальный мир; для Суркова — русский мир до Путина, при Путине и после него. При этом автор последнего концептуального формата идет даже дальше апологетов научного коммунизма, оперировавших персоналистскими концепциями марксизма, ленинизма, сталинизма… но все же выделявших в качестве «конца бесконечности» не персоналистскую, а обобщенную модель коммунистического мироустройства для всего земного, а в дальнейшем — модель вселенского человечества.

Альтернативное будущее представляет собой иной по сравнению с современным путь социального развития, начинающийся с момента «окончания линейной истории», основанной на сохранении и воспроизводстве традиционной взаимосвязи предшествующего и последующего поколений.

Волновая теория Э. Тоффлера в отличие от перечисленных концепций исторического развития, основывающихся на преемствен-

1См.: Зибарев М.В. К проблеме периодизации общественно-экономических формаций // В мире научных открытий. 2013. № 11-9 (47). С. 126–131.

2См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 2004.

3См.: Сурков В. Долгое государство Путина // Независимая газета. 2019. 11 февраля / http://www.ng.ru/ideas/2019-02-11/5_7503_surkov.html

160

Понимание права в контексте парадигм Д. Белла и Э. Тоффлера

ности и взаимной обусловленности поколения отцов и поколения детей, оперирует качественно иной методологией понимания социальной истории1.

Волна — следствие проявления двух стихий: земной и водной. Волна — порождение водного мира, средство преобразующего

воздействия на земную поверхность. Взаимодействие волны и суши носит приливно-отливный характер. На определенном этапе волна может поглотить сушу либо, напротив, суша, вытеснив воду, может таким образом уничтожить волну. В любом случае история как некое измеряемое временными параметрами социальное состояние в контексте волновой теории не является линейной, а представляет собой сочетание замкнутых исторических циклов (локальных континуумов), которые, будучи взаимосвязанными, вместе с тем непосредственным образом друг друга не порождают и могут сосуществовать в качестве альтернативных (параллельных) социальных миров.

Подверженность волнообразным изменениям в таком понимании свойственна не столько государственным образованиям, сколько социальным общностям (сословиям, классам, стратам, ситусам (Д. Белл) и т.п.), а также отдельным личностям, которые могут адаптироваться к условиям иных циклов (социальных сред), живущих в своем социально-историческом времени, не совпадающем с другими циклическими системами.

В качестве примеров подобного рода сочетаний можно привести сосуществование в одних и тех же временных координатах рабовладельческих, феодальных и капиталистических отношений в США и Англии в XIX в., социалистических, капиталистических государств и стран «третьего мира» в XX в. и т.п.

Если взять за основу рассуждений парадигму волнового развития цивилизации, то получается, что представители различных социальных систем, сосуществующих в современности, однако находящихся в дихронных социально-исторических временах, будучи способными к перемещению из одной социальной системы в другую, тем самым демонстрируют свои возможности к путешествиям не только в пространстве, но и в социально-историческом времени, адаптация к которому происходит в относительной независимости от воли государств, а также от национальных традиций.

Понимание права в парадигмах Д. Белла и Э. Тоффлера

Право в своем наиболее общем понимании представляет собой регулятивно-охранительную систему, объединяющую нормативные

161

Р.А. Ромашов

(типовые) модели (стандарты) общезначимого, общеобязательного поведения, обеспеченные соответствующими гарантиями (условиями реализации) и санкциями (последствиями реализации).

Рассмотрение права в неразрывной связи с государством позволяет говорить о последнем и как о субъекте права, и как об объекте правового воздействия. В первом случае государство ассоциируется с государственной властью, творящей право и распоряжающейся им по собственному усмотрению. При таком понимании права человека и международное право обладают юридической силой в том объеме, который предоставляется им государством, а понятие правового государства как политической структуры, ограниченной в своей организации и функционировании правом, лишено смысла, поскольку, будучи всего лишь инструментом, принадлежащим в качестве предмета собственности государству как владельцу, не может ограничивать государственную волю, связанную с состоянием и применением правовых средств и технологий.

Право для Д. Белла неразрывным образом связано с выделяемыми им эпохами. Доиндустриальная эпоха базируется на аграрной (сельскохозяйственной) культуре производства и основывающейся на этой культуре системе социальных отношений. Непосредственная связь проживающих на земле и прикрепленных к земле поколений отцов и детей, предполагает восприятие в качестве основной формы права «закона отцов», в равной степени выраженного в обычае и государевом (царя отца) указе. На смену традиционной культуре земли приходит механистическая культура индустрии, в которой сельские поселения вытесняются городами, а традиционное право, основывающееся на исторической неизменности традиции и неограниченном волюнтаризме государя, трансформируется в право как технологию, подчиненную в своем развитии объективным законам социальной экономики, эффективность которой определяется подлежащим измерению и оценке соотношению спроса и предложения, цены и качества производимых жизненных благ. Само право, а также производные от него составляющие — права человека и международное право приобретают относительную самостоятельность и выступают для государства такими же объективными категориями, как естественные и экономические законы. В условиях индустриализации политико-правовых отношений меняется парадигма понимания государства.

Главенствующее в условиях аграрной культуры доиндустриального периода государство — kingdom, по сути своей производное от деспотической формы государственного устройства и государственного правления, с переходом к индустриальной эпохе сменяется state — обезличенным порядком организации общества и обществен-

162

Понимание права в контексте парадигм Д. Белла и Э. Тоффлера

ного управления, в котором право столь же постоянно и столь же трансформируемо, сколь постоянны и трансформируемы любые другие производственные технологии независимо от того, определяют ли они порядок плавки стали, сборки автомобилей либо подготовку и смену профессиональных кадров на всех уровнях технологической цепочки, включая высших должностных лиц государственного конвейера.

Постиндустриальная эпоха для Д. Белла представляет собой свое­ образный аналог безгосударственного коммунистического общества, в котором государственная бюрократическая власть сменяется меритократией, национальное законодательство — международным правом, основанным на естественных неотчуждаемых правах человека; на смену частной собственности, выраженной в вещной форме, приходит коллективная собственность на информационные ресурсы, а товарный дефицит сменяется дефицитом свободного времени. Таким образом, будущее, по Д. Беллу, построено примерно по той же схеме, что и у других представителей диалектической концепции исторического развития, по мнению которых историческим трансформациям подвержены целостные государственно-правовые массивы, проживающие этапы ранней (древней), современной и постсовременной истории. Причем, будучи представителем западной цивилизации и, соответственно, носителем западной культуры, Д. Белл не может да и не особенно стремится выйти за рамки того социально-исторического времени, современником которого он является. Его постиндустриальное общество и порожденное этим обществом право — это общество и право Запада, существующие в отрыве от иных цивилизационных конструкций и фактически не интегрирующие с ними, как не интегрировали в свое время имперская политико-правовая культура Рима и варварские культуры, «сотрудничество» которых строилось по модели взаимодействия онкологического новообразования с человеческим организмом. ХХ век наглядно доказал ошибочность как концепций мировой пролетарской революции, так и строительства коммунизма в отдельно взятой стране либо группе стран.

Современный мир проходит непростой путь — от монистической цивилизационной культуры к плюралистической, от монологовых форм общения центров мировой силы к диалогичным формам взаи­ модействия разных по внешней форме, но равных по своей содержательной ценности субъектов права. Особенность такого рода современности заключается, по Э. Тоффлеру, в волнообразности нынешних и грядущих изменений, предполагающих возможность сочетания, и в довольно причудливых комбинациях представителей различных социально-исторических временных периодов.

163

Р.А. Ромашов

Право, возникнув, подобно языку, представляет собой инструмент социального общения и средство социальной коммуникации как внутри социальной группы, так и за ее пределами. Каждая новая волна несет в себе новую информацию и вместе с тем представляет иную среду обитания, адаптация к которой связана с пониманием и приятием иных понятий, правил, ценностей, столь же чуждых для первичного восприятия, как и все то, к чему мы относимся как к чужому, а значит враждебному.

Каждая новая волна способна унести и растворить в себе только тех, кто не держится за земную твердь и готов плыть по воле волн, преобразуя собственную волю в совокупную энергию движения несущей его волны. В таком понимании постиндустриальное общество Э. Тоффлера формируется не из тех, кто, ругая традиционное государство и одновременно уповая на него, ждет когда же в конце концов привычная и от того надоевшая земля сменится непривычной и потому страшной в своей неизвестности водой, будущая жизнь в которой столь же непонятна и не представляема, как жизнь в загробном мире, а из тех, кто готов и стремится плыть к собственной цели, столь же значимой и ценной, как и цели остальных пловцов, увлекаемых жизненной энергией волны, открывающей новые жизненные перспективы и предоставляющей новые возможности.

Традиционно-волюнтаристское право аграрного общества сменяется воплощенным в национальном законодательстве технологическим правом индустриального общества, которое, в свою очередь, постепенно вытесняется международным полисемичным правом постиндустриального (информационного) общества. Это происходит не в силу раз и навсегда устоявшейся национальной традиции либо по воле царя-бога, а вследствие объективных закономерностей развития человеческих отношений. Последние подчиняются в своей динамике не диалектической линейности, а непрерывной волно­ образной цикличности, в которой рождение и смерть носят взаимоисключающий и вместе с тем взаимообусловливающий характер. Такая цикличность предполагает неопределенность и связанные с ней риски, порожденные альтернативным будущим, и одновременно непередаваемую прелесть новизны рождаемых этим будущим ощущений.

164

Организация правосудия в постиндустриальном обществе

Н.А. Колоколов

«Мы ждем перемен»1, а они уже произошли

Общеизвестно, управлять — значит предвидеть. Чтобы сегодня организовать государственное управление, по своим параметрам достойное нашего светлого будущего, необходимо обладать обширным комплексом научных знаний как о реальных перспективах развития общества в целом, так и (применительно к избранной теме) о целях, задачах, структуре и инфраструктуре правосудия в

постиндустриальном обществе.

Внастоящее время мы вынуждены констатировать, что практически все существующие в мире судебные системы, свойственные их функционированию технологии — порождение эпохи индустриальной (века прошлого, а то и позапрошлого). Совершенно очевидно, что многим из них просто не найдется места в постиндустриальном обществе. Уже сейчас на смену классическому судебному офису (помпезный дворец правосудия, в котором восседают судьи в мантиях, адвокаты перед juror произносят пространные речи) стремительно идет офис виртуальный, но все еще по инерции именуемый судебным.

Вчастности, система массового квазиправосудия, в рамках которой в России рассматривается большинство дел об административных правонарушениях, допускаемых в сфере организации дорожного движения (ч. 2 ст. 12.9, ч. 1 ст. 12.16 Кодекса об административных правонарушениях Российской Федерации (далее — КоАП РФ)),

165

Н.А. Колоколов

работает практически без участия человека (ч. 1 ст. 2.6.1, ч. 3.1 ст. 4.1, ч. 3 ст. 28.6, ст. 29.10 КоАП РФ).

Общеизвестно также и то, что смена систем мышления неизбежно ведет к смене всех прочих стратегических схем и систем, в ряду которых системы защиты жертв правонарушений (преступлений), системы привлечения виновных к юридической ответственности и назначения им наказания. Например, введение системы квазиправосудия с легкостью трансформировало наше традиционное правопонимание, в рамках которого ответственность за содеянное несет исключительно лицо, совершившее правонарушение, в нечто новое, характерное скорее для права частного, гражданского, по правилам которого наказывается уже не персонально правонарушитель, а владелец источника повышенной опасности — транспортного средства (ч. 2 ст. 2.6.1 КоАП РФ).

Введение нового неизбежно влечет отказ от чего-то устаревшего, того, без чего в новой жизни можно обойтись. Классики марксиз- ма-ленинизма доказывали, что государство рано или поздно канет в лету. При таких обстоятельствах адептам их учения оставалось ограничиться спором, какой атрибут государства отомрет раньше: армия, полиция или суд.

Наши современники о полном демонтаже государства уже не помышляют. Профессор М.И. Клеандров (в прошлом судья Конституционного Суда РФ), рассуждая на тему, каким будет «мир, в котором хочется жить и работать», «если уж не нашему поколению, то точно нашим детям», утверждает, что «в будущем сохранятся государственные институты, будет и судебная власть»1. При этом Михаил Иванович констатирует: «Считать, что нынешнее состояние правовой организации механизма судебной власти в нашей стране идеальное, нет никаких оснований»2. Далее автор задается вопросами, «какими будут, точнее, какими должны стать суд, правовая организация судебной власти, всех трех ее составляющих — судо­ устройственной, судопроизводственной и судейско-статусной в их динамическом развитии»3.

Как правило, исследователи обозначенной нами проблематики забывают, что судебная система — не более чем одна из государственных подсистем, причем в их ряду далеко не самая важная. Вспомним, что у государства не одна цель, а иерархия целей. Следовательно, эффективность работы судебной системы (фактически рядовой под-

1См.: Клеандров М.И. Правовая организация механизма правосудия Российской Федерации: проблемы совершенствования. М., 2017. С. 7.

2Там же. С. 5.

3Там же.

166

Организация правосудия в постиндустриальном обществе

системы) напрямую зависит от схемы сложения активностей всего ряда подсистем. В связи с этим от исследователей, в том числе и от М.И. Клеандрова, хотелось бы получить ответ: может ли быть эффективным функционирование судебной системы (социальной подсистемы), если в конкретный исторический период неэффективна государственная политика в целом.

Со всех сторон в адрес судов слышатся упреки в отсутствии результативности. Более того, многие утверждают, что без эффективного суда не может быть развитого общества. Совершенно очевидно, что подобные рассуждения от лукавого, попытка увести общество от поиска истинных причин плохой работы всего государственного механизма.

В рамках анализа судебных систем не всегда уделяется достаточное внимание вопросам значимости их инфрастуктуры, а равно среды (в первую очередь — культуре народа), в которую данные системы погружены. Вместе с тем несовершенство первой, а в ряде случаев не только фрагментарность, но и ее полное отсутствие не позволяют обществу в полной мере задействовать многие заблаговременно созданные им «мощности» судебных систем.

Эмпирическим путем доказано, что эффективность судопроизводства зависит и от качеств «чисто внутренней системной инфраструктуры» (здания, оборудование, кадровый аппарат), о которых уже написано много и подробно (в том числе и М.И. Клеандровым), и от уровня подготовки всех участников конфликта, в первую очередь пользователей правосудия, от понимания ими сути процесса правоохраны, знания его особенностей. В частности, суд — это не столько государственное учреждение, сколько метод. Исследование проблемы именно в таком ракурсе позволяет сделать, казалось бы, ошеломляющий вывод: в суде первостепенное значение имеет персона не судьи, а стороны (пользователи правосудия), ибо низкий уровень последних с легкостью похоронит самое совершенное процессуальное законодательство.

Что день грядущий нам готовит?

Ответ на вопрос, вынесенный в этот подзаголовок, можно попытаться найти в трудах Д. Белла (1919–2011) «Конец идеологии» (Bell D. The End of Ideology. On the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties. Cambridge, 1960), «Грядущее постиндустриальное общество» (Веll D. The Coming of Post-Industrial Society. N.Y., 1973) и «Культурные противоречия капитализма» (Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. N.Y., 1976). Если классики марксизма-ленинизма считали, что «государственная машина, свойственная обществу индустриаль-

167

Н.А. Колоколов

ному, — «паразит», который обязательно должен быть полностью замещен чем-то новым», при этом они настойчиво призывали революционеров, отбросив «мещанские иллюзии мирного развития демократии», обратиться к повивальной бабке истории — насилию, то, по Д. Беллу, «старый мир разрушать до основания» (zerbrochen) никакой необходимости нет, ибо государство и право, равно как и прочие достижения цивилизации, вполне могут пригодиться новому постиндустриальному обществу.

Иными словами, отвечая на вопрос, чем и в какой степени детерминировано настоящее, Д. Белл, во-первых, предлагает не разбрасываться социально-правовыми ценностями прошлого. В этом он далеко не одинок. Например, его современник российского происхождения — философ С.Н. Булгаков (1871–1944), который уже в первой половине ХХ в. успел заметить, что на жизнь «как отдельного лица, так и народа огромное влияние имеет их прошлое»1. Социально-пра- вовые технологии, пусть даже и разработанные обществом в очень далеком прошлом, — это те грани бесценного опыта человечества, которые лежат в основе его современного рационального поведения.

Во-вторых, трудно спорить с Д. Беллом в том, что пролетариат — та часть социума, которая некогда вдохновила авторов «Коммунистического манифеста» (1848) на призывы к революции, изменилась кардинально. Могильщик капитализма, столь красочно прорисованный в художественной литературе того времени (Э. Золя «Жерминаль» (Germinal), 1885; А.И. Куприн «Молох», 1896), канул в лету. Его место занимают высококвалифицированные специалисты, у власти — безродные меритократы — фактически достойнейшие из достойных.

Будущее Д. Белл видел в господстве науки, новых информационных технологиях, появление которых способно рационализировать развитие человечества.

Совершенно очевидно, что реальная трансформация общества влечет модернизацию как системы власти в целом, так и аппарата управления — государства, в том числе такого важного его элемента, как суд.

Судебная власть

Судебная власть — суть феномен, т.е. явление далеко не познанное, как и прочие виды власти (в том числе и государственной), данное нам в ощущении2. Судебная власть — это сложная, системная,

1Булгаков С.Н. Избранное. М.: Российская политическая энциклопедия, 2010. С. 73.

2См. подробнее: Колоколов Н.А. Судебная власть: о сущем феномена в логосе. М.: ИГ «Юрист», 2005; Его же. О праве, суде и правосудии: (избранное). М.: ЮНИТИ-ДАНА; Закон и право, 2006; Его же. Судебная власть: от лозунга к пониманию реальности. М.: Издательская группа «Юрист», 2010.

168

Организация правосудия в постиндустриальном обществе

историческая реальность, уникальные и в то же время закономерно возникающие общественные отношения, социальная природа которых заключается в потенциальной способности человечества, базируясь в свой деятельности на право как социальную ценность, посредством средств, речи, символов и знаков мобилизовать свои ресурсы для разрешения определенных категорий конфликтов, а равно наличие у общества, делегированных им органов — судов права не только принимать решения в процессе их разрешения, но и добиваться обязательного их исполнения.

Судебная власть — это присущее социальной природе цивилизованного человека средство и необходимое условие функционирования хорошо развитой социальной общности, а равно средство всеобщей связи (коммуникации), возникающее между высокоорганизованными людьми в процессе разрешения определенных категорий социальных конфликтов, «символический посредник», обеспечивающий выполнение взаимных для граждан и государства обязательств.

Судебная власть — институализация ожидания обществом (его отдельными членами, социальными группами) того, что разрешению возникших социальных конфликтов будет уделено достойное внимание.

Судебная власть — это принятая определенной человеческой общностью парадигма поведения при разрешении социальных конфликтов.

На текущий момент развития общества бесспорно одно: суд — неотъемлемый атрибут государства. Данная констатация — наглядное свидетельство эффективности суда как института государственной власти. Естественно, что как само государство, так и его составной элемент — суд не обделены таким качеством, как привлекательность для общества.

Аппарат судебной власти

Судебная система — аппарат судебной власти, становление судеб- но-властных отношений заключается в определении эмпирическим путем места и роли суда в механизме конкретного государства.

В эпоху постмодерна и свойственной ему глобализации формируются наднациональные судебные аппараты, к каковым следует отнести, например, так значимый для стандартов современного российского процесса Европейский Суд по правам человека.

Для успешного выполнения судебной системой своих задач необходимы следующие условия: в стране должно быть ясное, четкое и единообразное понимание природы суда, его роли в механизме государства; за судом должны быть закреплены полномочия на твор-

169