Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 73

Каковы те итоги решения проблемы ответственности государства за акты власти в отечественной цивилистике и в советском праве, с которыми они подошли к рубежу 50 – 60-х годов, то есть ко времени новой (в России – второй завершенной) кодификации гражданского права? Как ни странно это может показаться после сказанного выше, по крайней мере два из трех серьезных достижений на этом пути в немалой степени являются заслугой законодателя, так как связаны с пресловутой статьей 407 ГК 1922 г.

Во-первых, статья 407, обширная судебно-арбитражная практика ее применения (точнее сказать, отказа в ее применении) и анализировавшая закон и практику научная литература сформировали, выкристаллизовали в качестве самостоятельной правовой (а по существу и политической) проблемы проблему ответственности государства за акты власти.

Два вывода практики и теории имели решающее значение для того, чтобы можно было окончательно сказать, что в статье 407 речь идет об ответственности (или, скорее, о безответственности) именно за акты власти.

Первый состоял в том, что «учреждением» в смысле этой статьи Кодекса является всякий государственный орган («госорган»), независимо от того, представляет он собой предприятие или учреждение как юридическое лицо определенного типа, находится на бюджете или на хозрасчете, действует безвозмездно или за плату, осуществляет или не осуществляет государственную монополию и т.д.22

Второй же вывод заключался в том, что под «служебными действиями должностного лица» в статье 407 имеются в виду действия «административного характера», в сфере «административной деятельности», «административного управления» и т.п. И хотя в литературе 20-х годов отмечалось, что приравнение на практике понятия служебных действий к административным актам «диктуется не прямым содержанием закона, а стремлением ограничить круг слу- 

Гк России. Проблемы. Теория Практика: Сборник памяти с.А. Хохлова / Отв. Ред. А. Л. Маковский; – м.,Родос, 1998. С. 74

чаев безответственности государства»[23], сам закон высказался на этот предмет точно и определенно. Правда, это был не российский, а украинский закон: в новой редакции статьи 407 ГК УССР, принятой 16 мая 1928 г., говорилось уже об ответственности «госучреждений» за неправильные служебные действия должностных лиц «при осуществлении функций власти»[24].

Что же касается «заслуг» самой статьи 407 российского ГК в решении проблемы ответственности государства за акты власти, то они состояли в том, что фактом существования такой статьи именно в Гражданском (а не каком-либо ином) кодексе и ее местом в ГК эта проблема была поставлена законом как вопрос гражданской ответственности госорганов за причинение вреда актами власти. Вместе с тем, как уже сказано выше, цивилисты совершенно определенно понимали и квалифицировали эту проблему как проблему ответственности государства.

Во-вторых, благодаря статье 407 ГК 1922 г., решение вопроса об ответственности госорганов за акты власти с самого начала было отнесено к компетенции суда и государственного арбитража (то есть органов, разрешавших подавляющее большинство гражданско-правовых споров), а не сделано предметом административной юстиции. На это достижение закона почему-то мало кто обращал внимание, хотя оно сыграло положительную роль при действии ГК 1922 г.[25] и было без колебаний воспринято всеми последующими кодификациями отечественного гражданского права.

В-третьих, как уже было сказано, цивилистическая наука определенно заняла позицию критики такой ответственности государства за вред, причиненный актами власти, которая ограничена перечнем указанных в законе случаев «Юридическая литература, – писала в 1946 г. Е.А. Флейшиц, – неоднократно высказывалась за устранение соответствующих ограничений, а судебная практика не раз распространительно толковала постановления об отдельных случаях ответственности государства»[26]. Весьма примечательно, что пред-