селением, а затем продолжить исследование в нацио­ нальных районах.

Таков был наш замысел, который был реализован лишь частично. Все завершилось первым этапом. Его итоги мы предлагаем читателю.

В основе книги - исследование, проведенное ле­ том 2000 года. За прошедшее время мы опубликовали несколько работ, касающихся его замысла, организации

инекоторых итогов16

Вполном виде материалы исследования публику­ ются впервые. Это коллективный труд, в котором все разделы появились в результате длительных совмест­ ных усилий: споров, обсуждений, корректировок, кри­ тики и согласований. Поэтому мы не стали расписывать отдельные главы по авторам. Все мы вместе - и каждый

вотдельности - берем на себя ответственность за пол­ ное содержание книги.

Что получилось - решать читателю.

Примечания:

1 Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? Предисловие к третьему русскому изданию//Погружение в трясину. Анатомия застоя. М., 1991. С. 680.

2 См.: Гудков Л. Конец интеллигенции и массовое чтение//Русский журнал. 2000. 23 марта.

3 Тишков В. После многонациональное™. Культурная мозаика и этническая политика в России //Знамя. 2003. № 3. С. 179.

4 См.: Тишков В. О нации и национализме. Полемические заметки // Свободная мысль. 1996. № 3. С. 32-34.

5 См.: Weber М. Wirtschaft und Gesellschaft. Tuebingen, 1985. S. 242. 6 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001. С. 59.

7 Мальгина И.В. Национализм как современный этап этнокультур­ ной идентификации // Интернет-конференция «Историческая куль-

турология: предмет и метод» на портале Auditorium: www.auditorium.ru.

8 Филиппов А. Еще одна попытка социологического просвещения // Социологическое обозрение. 2001. Т.1. № 1: www.sociologica.ru. С. 3.

9 См.: Этнические проблемы регионов России. Пермская область/Под ред. Н.А. Дубовой и Н.А. Популенко. М., 1998.

10 Там же. С. 134.

11 См.: Слюсарянский М.А., Разинская В.Д., Разинский Г.В., и др. Проблема национальных отношений в условиях перехода к рынку (региональные особенности)//Этнические проблемы... С. 131-173.

1 Там же. С. 163-164.

13 Проект 1993 г. не был завершен. Социологи не приступили ко второму этапу: к выяснению особенностей этнического сознания и поведения различных социальных и социально-демографических групп. Областная администрация, выступавшая в роли заказчика, прекратила финансирование. Заметим, что такая же судьба постиг­ ла и наш проект 2000 г.

14 Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 гг.//Маркс К. Эн­ гельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46.4.1. С. 470.

15 Malikowski М. Miasto jaco calosc spoleczna i jaco grupa spoleczna // Kultura i spoleszenstwo. 1978. №.4. S. 153.

16 Лейбович О.Л. Провинция и столица: историко-культурные заметки//Искусство Перми в культурном пространстве России. Век XX. Исследования и материалы. Пермь, 2000; Лейбович О.Л., Ка­ бацкое А.Н., Шушкова Н.В. Экономические факторы национальной идентификации: к постановке проблемы//Матер. межрег. науч.- практ. конф. «Полиэтничный регион - 2000. Взаимодействие на­ циональных общественных объединений и СМИ с органами мест­ ного самоуправления как фактор формирования толерантности и культуры межнациональных отношений». Пермь, 2000; Они же. К проблеме исследования межнациональных отношений// Матер, науч.-практ. конф. «Фундаментальные ценности российской куль­ туры и образования на рубеже веков». Пермь, 2000; Введение в этнологию: Учеб. пособие/Под ред. В.Л. Соболева. Пермь, 2001; Лейбович О.Л., Кабацков А.Н., Шушкова Н.В. В двух зеркалах: к вопросу о новой национальной идентификации в социальном про­ странстве большого города (по материалам конкретно­ социологических исследований)//Образование и развитие многона-

ционального государства в России: сущность, формы и значение: Матер. Российской науч. конф. (25-26 октября 2002 г.). Ч. 2. Эли­ ста, 2002; Они же. Межнациональная толерантность в большом городе//Интернст-конференция «Культура ’’своя" и "чужая"». 2002. http://www.auditorium.ru/aud/v/index.php?a=vconf&cgetForm&r= thesisDesc&id thesis=l 604; Стегний В.Н. Изменения в социальном статусе молодежи современного общества//Молодежь в XXI веке. Трансформация российского общества и молодежная политика: Матер, городской молодежной науч.-практ. конф. Пермь, 2002; Он же. Представления личности о своем социальном будущем в усло­ виях кризиса и переходного состояния общества//Вестник Прикамского социального института. Пермь, 2002. Вып. 2.; Он же. Форми­ рование региональной политической элиты как социальный про­ цесс// Матер, второй науч.-практ. конф. «Управление социальными процессами в регионах». Екатеринбург, 2002. Ч. 2.; Кабацков А.Н. Роль ТВ в формировании политического национального сознания//Политический альманах Прикамья. Пермь, 2002. Вып. 2.; Он же. Национальные движения в переходную эпоху//Переходные периоды в смене культурных эпох: Сб. статей межвуз. науч. конф. Пермь, 2001; Он же. Архетип «старшего брата» в национальном сознании//Матер. IV науч.-практ. конф. «Формирование гумани­ тарной среды и внеучебная работа в вузе, техникуме, школе». Пермь, 2001 Т. III.; Шушкова Н.В. Игра за кулисами: к характери­ стике культурно-компенсаторной национальной модели поведения//Матер. IV науч.-практ. конф. «Формирование гуманитарной среды и внеучебная работа в вузе, техникуме, школе». Пермь, 2001. Т. Ш..; Она же. Образ европейца в современном российском созна­ нии// РАМИ. Архив публикаций первого Конвента РАМИ 20-21 апреля 2001 г. 10 лет внешней политики России / CD, 2001, http://www.rami.ru/publications/2001-02-24/shushkova.rtf: Лысенко О.В. Политика «возрождения национальной культуры» в регионах ведет к углублению межнациональных противоречий//Российский региональный бюллетень EastWest Insititute. Нью-Йорк, 2002. Т.4. №18.

Город Пермь в социокультурном

изм ерении

В душе потомственного горожанина живет не­ истребимая тяга к мифологизации своего родного горо­ да. Слушаем по радио: «В столице продолжается вы­ ставка "Москва Гиляровского". Вместо запланирован­ ных двух месяцев она, по просьбе москвичей, будет от­ крыта до начала лета». Еще бы не продлить - такая почва для размышлений на тему «А где я, собственно, живу». Или вот еще пример. В Перми прошел круглый стол для общественности и интеллектуалов «Город Пермь в поисках имиджа». Разбирался вопрос, почему в столицах город Пермь путают с Пензой. А почему бы, собственно, не путать? Можно подумать, что все участники этого диспута отличают деревню Клюевку от деревни Клюковки. Но нет, хочется нам доказать всем и каждому, что, мол, наше болото самое-самое, здесь и лягушки симпатичнее, и осока зеленее.

Эта потребность удовлетворяется разными спо­ собами. С одной стороны, всякий большой город, как нечто несоразмерное с человеческим масштабом, дол­ жен вызывать страх, а страх вызывает любопытст­ во. Литература и кино предоставляют тому многие примеры: «Город желтого дьявола» или «Стамбул - город контрастов», «Огни большего города» или «Мо­ сква слезам не верит». Страх смешивается с соблаз­ ном, а люди, побывавшие в Рио-де-Жанейро или СанФранциско, до сих пор выглядят чуть-чуть героями. Далее должно следовать минутное отрезвление, де, сами не лыком шиты и не лаптем щи хлебаем. Поэтому нужно срочно отыскать нечто интригующее в своем собственном городе. Замечали, с каким заискиванием и с какой тревогой заглядывают в глаза приезжим га да­ леких и чудесных стран аборигены: «Ну, как вам наш город? Чем интересным показался?». И в подкрепление своих чувств начинают длинные рассказы о безгранич­

ных и страшных катакомбах, отрытых в незапамят­ ные времена, о мистическом духе города, не отпускаю­ щем приезжих, о местах, овеянных разбойничьей, кри­ минальной, бойцовской славой. А есть и другой вари­ ант: «гиблое место», «премерзкий городишко» (так одна проезжая знаменитость, вечная ей память, про­ шлась по поводу Перми), «провинциальное болото». В общем, жизнь загублена, и все из-за него, родного горо­ да, где настоящих людей не ценят. Тоже ведь, согласи­ тесь, мифология.

Увы, для наших задач все это не подходит. Наш персонаж, городской житель, конечно, тоже полон всяких возвышенных или раздраженных чувств по от­ ношению к родным пенатам. Но к нашей теме это име­ ет отношение косвенное. А вот знать, когда этот житель в городе завелся и как ему живется, полезно. Наводит на размышление, однако...

Сорок лет назад было замечено, что и «для социо­ лога город остается одновременно и возможностью, и неясной загадкой»1 В этом смысле Пермь ничем не от­ личается от Чикаго или Санкт-Петербурга. Мы далеки от мысли раскрыть таинственную душу города, но, тем не менее, постараемся использовать шансы, которые нам предоставляет городская социология.

«Социальный вопрос, - как некогда написал Р.Э. Парк, - это в принципе городской вопрос. Речь идет о том, чтобы в условиях городской свободы достигнуть социального порядка и контроля, который спонтанно осуществлялся в семье, племени и клане»2 И с этим мнением нужно согласиться.

Поскольку нас интересуют национальные отноше­ ния в городе, попытаемся найти их место в общей сети

городских социальных отношений. Есть мнение, разде­ ляемое многими социологами, что таковых просто не существует. «Территория не создает, не порождает об­ щественных отношений (ни на уровне общества, ни ло­ кальных)», - утверждал М. Межевич3 Этот постулат аргументируется тем, что социальные отношения фор­ мируют образ жизни людей, а он определяется их обще­ ственным положением, гендерными характеристиками и возрастом. Город как особый тип поселения в этом про­ цессе не участвует4 Напоминание о таком подходе к проблеме города представляется нам уместным и необ­ ходимым потому, что именно он получил распростране­ ние в современной российской социологии. Речь идет не о декларациях, а о практике. Городская тематика не пользуется популярностью в социологическом сообще­ стве. Очень мало публикуют и западных авторов по этой проблеме. Именно поэтому мы постоянно обраща­ емся к литературе более ранней, в том числе и создан­ ной советскими урбанистами. Мы полагаем, что недо­ оценка города в некоторых социологических концепци­ ях неверна, и в своих построениях исходим из следующего:

•в городе имеет место устойчивое, повторяющееся, спонтанное взаимодействие людей по поводу со­ вместного освоения социального пространства;

•городское пространство отличается от сельского тем, что в нем на ограниченной территории функ­ ционируют многочисленные и разнородные соци­ альные институты: индустриальные, коммерче­ ские, властные, образовательные и научные;

•организация этого пространства накладывает отпе­ чаток на социальное поведение горожан, более то­ го, оказывает формирующее воздействие на их жизненные стили;

•в результате в городе складывается особая соци­ ально-территориальная общность людей. Общественные отношения в большом городе раз­

граничены по разным основаниям. Главная линия раз­ дела, на наш взгляд, проходит между публичной и част­ ной сферами социальной жизни.

По строгой формуле Г.П. Бардта, «город - это по­ селение, в котором повсюду, в том числе и в повседнев­ ной жизни, проявляется тенденция к поляризации меж­ ду публичным и приватным»5

В указанных сферах городской жизни действуют разные регуляторы социального поведения. В публич­ ной сфере горожане подчиняются формальным безлич­ ным правилам, сложившимся в больших производст­ венных, экономических и политических системах. В частной сфере те же горожане выстраивают механизмы взаимоотношений по-иному, основываясь на домашних привычках, личных симпатиях и антипатиях, семейных традициях, индивидуальных предпочтениях. В частном общении применяются специфические языковые нормы: более экспрессивные, менее строгие.

Жилище и рабочее место - вот контрапункты, ор­ ганизующие городскую среду. Очагом частной жизни является отдельная квартира, значение которой для со­ циального поведения горожанина очень велико. Она - средоточие завоеванных статусных позиций и по этой причине выполняет представительские функции, в том числе и для ее владельцев. Более того, социологами за­ мечено, что современный горожанин всю ситуацию в городе оценивает в зависимости от удовлетворенности собственными жилищными условиями6 Публичная жизнь разворачивается в цехе промышленного предпри­ ятия, в офисе коммерческой фирмы, в школьных и ву­ зовских аудиториях, в кабинетах и конференц-залах уч­

реждений государственной и муниципальной власти, на улицах, в магазинах, в общественном транспорте.

Институты публичной жизни меняются более ди­ намично, нежели институты жизни частной.

«Чем дальше социальная область от производст­ венных отношений, - заметил некогда М. Титма, - тем независимей от макросоциальных изменений функцио­ нирует эта (социальная. - Авт.) память и изменяется ее содержание. Вот почему и в быту, а также в принципах повседневной жизни сдвиги происходят чрезвычайно медленно, в течение жизни многих поколений»7

Социальная жизнь горожан регулируется двойной системой координат. Именно она обеспечивает соци­ альный порядок в городском сообществе, открытом и динамичном. Если же наблюдается смешение публич­ ных и приватных практик, то вся организация социаль­ ной жизни в городе дает сбой.

В последнее десятилетие в нашей стране, в том числе и в Перми, наблюдается экспансия правил обще­ жития, принятых в частной жизни, на жизнь публичную.

Исследование управленческих ситуаций во мно­ жестве малых и средних фирм, работающих в Перми, свидетельствуют об упрощенности и уплощенности стиля руководства. Отбор сотрудников происходит на началах личного знакомства или родственных отноше­ ний, то есть на иных основаниях, нежели профессио­ нальные способности и квалификация. Начальство ведет себя по-домашнему, не стесняясь в выражениях и де­ монстрациях эмоций. Сотрудники вынуждены выстраи­ вать свое Производственное поведение, сообразуясь с руководящим стилем. Они принимают - спонтанно или сознательно - навязанные им роли, воспроизводят то­ нальность отношений на горизонтальном и вертикаль­

городских жителей на продовольственный кризис имеет иные культурные основания. В нем присутствует и ре­ акция на машинизированный бюрократический мир крупного производства, и рациональный выбор страте­ гии выживания и развития в условиях разрушения сис­ темы социалистического хозяйства и деградации город­ ской среды.

И в таком смысле новая аграрная культура явля­ лась, на наш взгляд, своеобразным преломлением урба­ нистической культуры, освоенной вторым и третьим поколением жителей большого социалистического про­ мышленного города.

Эта культура многоуровневая. Мы здесь ведем речь о ее низовом слое, который можно назвать домаш­ ней рациональной экономической культурой. Перечис­ лим ее компоненты.

Это организация домашнего хозяйства, всего се­ мейного быта на денежной основе. Она включала в себя планирование домашнего бюджета, учет ресурсов, и выбор экономичных стратегий, поиск потребительских рынков и даже оценку рисков.

Это частный обмен товарами, услугами, информа­ цией на эквивалентной основе без участия государства, обмен, при котором создавались институциональные связи между участниками теневого рынка по распреде­ лению дефицита.

Домашняя рациональная экономическая культура дополняла большую хозяйственную индустриальную культуру; она ее адаптировала к семейным и личным нуждам. Одновременно она была связана с подпольной культурой частного предпринимательства, находящего­ ся под контролем криминальных элементов и несущего в себе черты уголовного мира.

С ее помощью в рыночные отношения так или иначе была вовлечена значительная часть населения г. Перми. В ней лояльные советские граждане получали первые уроки рационального экономического поведения.

Домашнюю рациональную экономическую куль­ туру нельзя считать традиционной. Она является продуктом современного городского образа жизни, иначе называемого урбанизмом. Тем не менее, в ней присутствуют черты, роднящие ее с мещанской культу­ рой старого города.

Поведение людей, освоивших ее, регулируется обычным правом: неписанными и неотрефлексированными нормами и ориентирами, действующими в преде­ лах ограниченного социального круга, фактически се­ мьи и ее ближайшего окружения. Ее можно считать культурой семейного очага. Экономическая рациональ­ ность в такой культуре неотделима от межличностных привязанностей и семейных традиций. Наконец, это ни­ зовая культура, в которой требования большой культу­ ры или не действуют вовсе, или выполняются в усечен­ ном и огрубленном виде. Здесь имеются в виду не толь­ ко общественные приличия и языковые нормы, но и об­ разовательные стандарты, и применяемые технологии социальной коммуникации.

Человек, выстраивающий свое поведение в кон­ тексте низовой семейной культуры, получает право до­ биваться экономических целей, не оглядываясь на эти­ ческие запреты. Он изъясняется на языке улицы, разре­ шает себе применять насилие и обман по отношению к конкурентам, получает необходимые знания не из книг, а из молвы, делит всех окружающих на своих и чужих. По верному наблюдению А. Баранова, относящемуся еще к поздней советской эпохе, «мир в культурном и

ном уровнях. Профессиональный уровень, не признан­ ный хозяином, теряет свое значение. Оценка деятельно­ сти сотрудников зависит от личных взаимоотношений с владельцем фирмы.

Малая фирма превращается в закрытый мир, и масштабом, и поведенческими нормами напоминающий семью. Производственная публичная жизнь становится разновидностью частной, домашней жизни, отгорожен­ ной от большого мира8.

Явление это в истории далеко не новое. Точно так же складывалось, например, раннее французское пред­ принимательство. Семья становилась основной хозяйст­ венной ячейкой, домашний бюджет смешивался с бюд­ жетом фирмы, работников нанимали по родству и по знакомству. Все это вместе взятое обусловило избыточ­ но высокую долю малых фирм в структуре народного хозяйства страны, недостаточную эффективность биз­ неса, ограничение инвестиций и низкие темпы экономи­ ческого роста9

В социологической литературе процесс одомаш­ нивания публичной жизни связывают с рурализацией города. Этот неудобопроизносимый и непереводимый термин означает не что иное, как распространение на городской образ жизни продуктов сельской культуры, в том числе моделей поведения, ценностей, соответст­ вующих практик10 Сельские модели общежития прив­ носятся в городское культурное пространство много­ численными выходцами из деревни. По точному наблю­ дению О. Литовки, крупные советские города не могли рационально функционировать без притока извне11 Это замечание в полной мере касается и г. Перми12. Причи­ ны усиленной миграции известны, среди них следует упомянуть разность социально-экономических условий в больших городах и сельских районах, а также потреб­

ность социалистических предприятий в неквалифициро­ ванной и нетребовательной рабочей силе.

На наш взгляд, это только один из источников проникновения сугубо домашних практик в большую экономику и, добавим, в политику, причем не самый важный.

Во-первых, в последние годы приток мигрантов количественно уменьшился.

Во-вторых, само по себе распространение сель­ ских практик на жизнь финансовых учреждений и ком­ мерческих контор не может считаться процессом есте­ ственным, хотя бы потому, что руководящий персонал этих учреждений рекрутируется, как правило, не из де­ ревни. К тому же в сельских традициях вряд ли широко представлен коммерческий опыт. Рурализация, заметим, предполагает вовсе не заимствование готовых эталонов сельской культуры, а, скорее, ее приспособление к го­ родским условиям.

В связи с этим представляет особый интерес мне­ ние А. Садовского, согласно которому одним из источ­ ников рурализации является тесная связь между тради­ ционной народной городской культурой, в русской ли­ тературе прошлого века называемой «мещанской», и ее сельским аналогом и прототипом13

Уточним понятия. Старая мещанская городская культура отошла в историю вместе с частными строе­ ниями в центре Перми, огородами, домашним скотом, кустарными мастерскими. Мы можем достаточно точно датировать этот процесс 60-ми годами ушедшего века.

Появление в массовом порядке мичуринских уча­ стков, распространение выездных огородных форм трудовой занятости среди основной массы городского населения Перми не может считаться, на наш взгляд, возрождением старой традиции. Этот спонтанный ответ

нравственном отношении для него становится как бы трех- и четырехслойным: личная среда, город, страна, человечество. Эта психологическая "отдаленность" об­ щества может восприниматься как ослабление регу­ лятивной роли нравственных принципов, как обесцени­ вание общих ценностей»14

Домашняя рациональная экономическая культура неоднородна. В ней в неразвитом, локальном и - повто­ римся - огрубленном виде формируются механизмы современной рыночной культуры. В то же время она возникла внутри социалистической культуры, от кото­ рой неявно заимствовала пренебрежительное отноше­ ние к рыночным формам хозяйствования: торговле, личному экономическому интересу, предприниматель­ ству. Все эти практики социально не признаны, и пото­ му на них не распространяются общие правовые и нрав­ ственные нормы. Стало быть, в них действуют иные регуляторы, частично сконструированные заново для личных нужд и не выходящие за пределы узкого круга, частично скопированные из норм криминального мира. Иначе говоря, домашняя рациональная экономическая культура складывается за пределами общественной мо­ рали или, в лучшем случае, в ее пограничной зоне. Именно этим в первую очередь она отличается от преж­ ней мещанской народной городской культуры.

Отечественная рыночная протокультура весьма далека от протестантской этики в интерпретации М. Ве­ бера. Питательной средой для нее служат не малые об­ щины трудолюбивых и богобоязненных ремесленников, а социокультурное пространство большого города: сложно организованное, индивидуализированное, мно­ гоуровневое, динамичное, безличностное, денежное и функциональное. Городская культура вызвала к жизни новые общественные группы: девиантные объединения

культурой по причине их известного сходства. Речь идет о свойственном обеим культурам отторжении пуб­ личных норм, патриархальном стиле осуществления власти, жестком делении общества на своих и чужих.

Новый бизнес сегодня организован по семейному принципу с добавлением криминальных практик. Меха­ низмы регулирования поведения, сложившиеся в совет­ ской городской приватной сфере, используются сегодня в больших публичных экономических и политических социальных институтах. В силу этих причин социаль­

ная ситуация в г. Перми характеризуется далеко идущим смешением публичных и приватных форм общественной жизни. Причем доминирующую роль играют домашние образцы культуры.

Город Пермь сегодня, с социологической точки зрения, более всего напоминает агломерацию относи­ тельно замкнутых социальных общин: локальных, про­ изводственных, функциональных. Им свойственна же­ сткая социальная иерархия, прикрепление индивида к социальной позиции, прямой контроль, личностный ха­ рактер контактов. Рыночные принципы социальной ор­ ганизации выражены в городе очень слабо, так же как «специфическая упругость, динамизм и сознательность» в общественной жизни15 Произошло замыкание город­ ской пермской общественности в малых ячейках. На наш взгляд, «окукливание» социальной жизни в замкну­ тых локальных объединениях общинного типа является доминирующей тенденцией, последствия которой мно­ гообразны и противоречивы.

Это «окукливание» в наибольшей степени воздей­ ствует на два разнонаправленных, но взаимообуслов­ ленных социальных процесса: на складывание террито­ риальной городской общности и на институализацию новой социальной структуры.

Мы уже писали о том, что городская социальная общность в наименьшей степени может быть отождест­ влена с воображаемыми сообществами, так как, во первых, у нее есть вполне объективные основания, а вовторых, она слабо присутствует в социальной мифоло­ гии. Это не исключает, однако, того, что некоторые формы территориальной общности могут подвергнуться и подвергаются мифологизации со стороны ее участни­ ков. К этому вопросу мы намерены обратиться позднее.

Все горожане, независимо от их социальных и де­ мографических различий, проживают в едином эколо­ гическом пространстве. На их образ жизни, хотя и в разной степени, влияют, что бы не писали критики со­ циологии города, исторически сложившиеся географи­ ческие, экономические, политические, культурные осо­ бенности городского поселения, его место в государст­ венной территориальной структуре.

В городской пространственной среде действитель­ но концентрируются экономические и социальные, культурные и информационные ресурсы, которые обще­ ство в состоянии предоставить гражданам. Эта среда образует социальное поле, в котором развертываются общественно значимые связи между людьми, открыва­ ются или закрываются каналы для социального продви­ жения. Можно согласиться с мнением К. Кертикова, что в силу этого основные процессы в городской жизни об­ ретают черты синхронности и взаимозависимости16. Для горожан общность пространственной социальной среды обнаруживается в согласованном наборе проблем, этой средой порождаемых. Так, исследования, проведенные в центре г. Перми осенью 2001 г. сотрудниками кафедры культурологии ПГТУ, обнаружили сходство позиций самых разных социальных группировок по поводу не­ нормальностей повседневной жизни. И жители элитных

домов, и жители панельных пятиэтажек были солидар­ ны в том, что их удручает: плохое содержание жилищ­ ного фонда и перебои с горячей водой17

Относительная однородность городской среды есть только условие для складывания городской общно­ сти, необходимое, но недостаточное. Требуется соци­ альная практика, нацеленная на ее формирование и по­ следующее воспроизводство в рамках сложившихся со­ циальных институтов. Иначе придется согласиться с мнением А. Валлиса: «Городская общность ушла вместе со средневековыми стенами, а современные городские жители представляют собой понятие сугубо админист­ ративное, но не социологическое»18.

ВПерми существуют учреждения, которые при­ званы поддерживать социальную общность горожан по месту жительства. Имеются в виду представительные муниципальные органы городской власти (дума и адми­ нистрация) и органы территориального общественного самоуправления (ОТОС).

Участие горожан в работе этих учреждений прин­ ципиально разнится. В первом случае речь идет о во­ влечении горожан в периодические избирательные про­ цедуры и о лояльности к муниципальной власти, об ис­ полнении ее распоряжений, во втором, - о прямом уча­ стии людей с улицы в управлении, о выдвижении соци­ альных инициатив, о появлении общественных движе­ ний, о прямых акциях в защиту локальных интересов, словом, о том, что в социологической литературе из­ вестно под именем гражданской партиципации.

Вшестидесятых годах прошлого века европейские

иамериканские социологи, проявившие интерес к про­ блеме городской демократии, установили, что ее инсти­ тутами охвачена незначительная часть городского насе­ ления, в ФРГ, например, не больше 20 % 9 Кроме того,

они выявили устойчивую зависимость между статусны­ ми позициями горожан и степенью их участия в комму­ нальном самоуправлении. Представители бизнес-групп демонстрировали в нем наибольшую активность, тогда как нижние слои населения, в том числе и промышлен­ ные рабочие, держались от него в стороне20

Ситуация в Перми несколько иная.

Рассмотрим количественные параметры и увидим, что вовлеченность горожан в работу органов местного самоуправления (ОТОС) здесь на порядок меньше, чем в европейском городе. О том, что такие органы сущест­ вуют, подавляющее большинство жителей Перми вооб­ ще не знает. Так, 88 % жителей Мотовилихинского рай­ она областного центра, где ОТОС начинались, ничего о них не слышали21.

Одна из причин этого отчуждения сугубо органи­ зационная. ОТОС - новое учреждение с неясными пол­ номочиями и прерогативами без собственных финансо­ вых ресурсов. В денежном отношении ОТОС полностью зависит от районной администрации или от отдельных спонсоров. В этом смысле территориальное самоуправ­ ление служит одним из приводных ремней администра­ тивного аппарата или инструментом в руках местных политиков. К слову, в печати и на телевидении об ОТОС вспоминают во время избирательных кампаний в единственном контексте: кандидат в депутаты оказыва­ ет им помощь.

Вероятно, было бы уместно привести и экономи­ ческие доводы. На Западе участие в общественном са­ моуправлении - дело обеспеченных людей. Пермь - го­ род бедный. Люди с низкими и очень низкими доходами составляют, по нашим подсчетам 2002 г., не менее по­ ловины в общем составе населения22 Казалось бы, пас­ сивность людей в области муниципальной демократии

можно объяснить тем, что они заняты борьбой за выжи­ вание. Однако, конкретные исследования этой гипотезы не подтверждают. В отличие от западных городов, в Перми активист городского самоуправленияэто чело­ век третьего возраста, по социальному положению пен­ сионер, по социальному прошлому заводской рабочий средней квалификации или служащий невысокого ран­ га, житель города в первом поколении, с неполным средним образованием23

Напротив, пермские предприниматели держатся в стороне от коммунальной демократии. «В буржуазной среде считается дурным тоном участвовать в избира­ тельных кампаниях, следить за политическими ново­ стями, более того проявлять какие-то политические взгляды и убеждения»24. Политический абсентеизм пермских буржуа не является, однако, препятствием к тому, чтобы люди этого круга занимали ключевые по­ зиции в представительных органах городского и регио­ нального управления. Демократические процедуры в таком случае служат лишь декоративным прикрытием иных, частных по своему содержанию, практик инте­ грации во власть. В политике происходит то же самое, что и в экономике. Господствуют приватные формы передела власти на основе клановых, семейно­

родственных и дружеских связей.

Пермские буржуа, иначе говоря, не проявляют ин­ тереса к политической демократии на коммунальном уровне, чем, к слову, отличаются от своих социальных родственников на Западе25

Политическое пространство Перми выстроено по принципам, ведущим свое происхождение из средневе­ ковой удельной системы. Отдельные территории держат на определенных условиях, не известных общественно­ сти, политические «бароны», обязанные своим положе­

нием «сеньору» более высокого ранга. Границы уделов, чаще всего, совпадают с границами избирательных ок­ ругов для выборов в Законодательное собрание. Поли­ тический «барон», как правило, имеет титул депутата ЗС. Глава районной администрации выступает в двойст­ венной роли: медиатора между ними и одновременно полномочного представителя высшей власти.

Примат частных отношений в политической жизни города, реализуемый наиболее влиятельными социальными группировками, препятствует склады­ ванию реальной политической городской общности.

Ее место занимает символическое единство, олицетво­ ряемое до недавнего времени сильным и справедливым «отцом» города. Его социальной опорой выступают со­ циально слабые, экономически обездоленные группы городского населения, выбитые обстоятельствами из активной хозяйственной жизни26 Именно они, в проти­ вовес буржуазным и образованным слоям, формируют сегодня политическую городскую общность, но не де­ мократического, а патерналистско-авторитарного типа.

Попытаемся выделить ее характерные черты.

Ее главной особенностью следует, по всей вероят­ ности, считать доминирование вертикальных связей над горизонтальными. Всякие попытки организации клубов, иных долговременных социальных объединений или движений в Перми успеха не имеют. Разобщенные, ли­ шенные чувства социальной позиции люди наделяют харизматическими свойствами того или иного деятеля из мира политики, приписывают ему магические воз­ можности. Преданность ему, исполнение его указаний, просто вербальная поддержка и одобрение обеспечива­ ют таким людям мистическое приобщение к доброй и справедливой силе, способной совершить то, что им требуется, но без их участия. Он - воплощение главы

большой семьи, для членов которой безразличны внесемейные и внеотцовские характеристики. Надежда на Другого - характерное свойство изолированного и по­ терянного индивида, который, как заметил как-то по сходному поводу А. Грамши, «даже если сам ничего не делает, надеется, что коллективный организм дейст­ вует, не догадываясь, что именно благодаря весьма ши­ рокой распространенности таких взглядов коллектив­ ный организм неизменно остается в бездействии»27

Это бездействие в Перми проявляется в состоянии политического покоя, содержание которого представля­ ет собой механическое соединение общественной апа­ тии, подчинения и отчуждения от институтов публич­ ной власти. В демократических системах коммунальное общественное согласие есть продукт политической дис­ куссии, постоянно возобновляемых компромиссов меж­ ду различными активно и публично действующими об­ щественными силами, представляющими заинтересо­ ванные стороны в социальных конфликтах.

Для того чтобы эти силы сложились, необходимо объединение групп городского населения для защиты общественных интересов. В пермской действительности мы имеем дело с сообществом социальных эгоистов, которые способны переживать, чувствовать и обсуждать только свои собственные проблемы. Через все исследо­ вания городских социальных ситуаций красной нитью проходит одна тенденция: чужие проблемы (людей иной возрастной группы, другого социального положе­ ния) горожане не замечают. Зато собственный партику­ лярный, или сугубо частный, интерес (грязь в подъезде, неубранный двор, автомобили под окнами) они воспри­ нимают как всеобщий, главный и подлежащий немед­ ленному воплощению административным, денежным или практическим способом. Заметим, что эту особен­

ность социального поведения пермских избирателей приняли во внимание политтехнологи, и именно на ней они строят эффективные избирательные кампании.

«Пермский политический спрос, - характеризует местную ситуацию А. Кимерлинг, - обусловлен тем, что в общественном сознании жителей региона не нашли отражения политические термины. "Свобода" и "поли­ тические права" не наполнены реальным содержанием, представления о них весьма расплывчатые. Отсутствует и ожидание активной политической борьбы. Люди предпочитают порядок и спокойствие. Наибольшее внимание сосредоточено на бытовых проблемах: содер­ жание жилищного фонда, перебои с горячей водой, не­ хватка денег. Предполагается, что политики должны решать именно эти вопросы. От них ожидают родитель­ ской опеки и покровительства»28

Социально слабые общественные слои проникну­ ты иждивенческими настроениями, частью сформиро­ ванными советским прошлым, частью спровоцирован­ ными современной политической рекламой, закрепляе­ мыми в сознании граждан демонстративными попечи­ тельскими актами со стороны претендентов на долж­ ность во время избирательных кампаний.

Политическая общность пермяков по всем при­ знакам принадлежит к классу воображаемых сооб­ ществ. И не только потому, что ее обеспечивает мисти­ ческая связь с главным патроном, лишенным всяких социальных свойств и профессиональных характери­ стик. Важнее другое. Она выстраивается в старом сим­ волическом поле, не соответствующем современным реалиям городской жизни.

Речь идет о демонстрации отмерших социальных статусов, сросшихся с общественными институтами со­ циалистической эпохи. Все сохранилось: грамоты, ди­

пломы, записи в трудовых книжках. И все потеряло зна­ чение. Оборвались социальные карьеры. Обесценились социальные достижения. Беспомощный, растерянный человек в новой среде спонтанно отвергает навязывае­ мые ему социальные позиции. Он не может, по выраже­ нию П. Бурдье, «брать социальный мир таким, каков

он есть»25 Заметим, к слову, что и новое постсоветское обще­

ство весьма далеко от определенности. И сам термин «постсоветское общество» далеко не случаен. Мы раз­ деляем мнение Г. Дилигенского о том, что новое обще­ ство «уже и не вполне советское, но и не может в силу своей аморфности, незавершенности быть определено каким-либо собственным, содержательным понятием»30.

В такой ситуации у людей старших поколений формируется сильное чувство социальной ностальгии. Отчуждение от нового мира влечет за собой массовое распространение, назовем их условно, параллельных практик, в которых символически воспроизводятся не­ которые элементы советской жизни: ее церемонии и ритуалы, ее лозунги и плакаты, речевые обороты и ло­ зунги. Местные политики умело эксплуатируют чувство социальной ностальгии, превращая каждые выборы в культурные инсценировки эпохи позднего социализма. Они подменяют социальное государство, оказывая пря­ мую помощь своим избирателям. И прежняя власть час­ то собственную социальную политику демонстрировала как вид «государственной благотворительности, снис­ ходящей на все население, или какую-то его часть»31 Так что и в этом отношении политические дельцы вос­ производят знакомые практики, естественно, на вре­ менной основе.

Заметим, что политическое сообщество вызывает­ ся к жизни только во время избирательных кампаний,

между которыми оно не востребовано ни местной вла­ стью, ни региональной элитой. Его консервируют до поры до времени, а для политических нужд заново от­ крывают теми инструментами, которые кажутся для этого наиболее пригодными. При этом происходит апелляция к социальным архетипам эпохи социализма.

В такой ситуации воображаемое политическое сообщество приобретает черты советского сообщества.

Напомним, что и ядро пермского политического сообщества, и его периферия складывается из людей, принадлежащих сегодня к наименее престижным соци­ альным слоям, людей разобщенных, готовых отдать свою политическую поддержку в обмен на частные ус­ луги. Участие в этом сообществе, пусть даже споради­ ческое, не является поэтому достойным делом для зна­ чительной части городского населения, вопреки всему адаптировавшейся в той или иной мере к новым реали­ ям. Политическое городское сообщество в таком случае обречено быть объединением социальных неудачников. В городе сложилась парадоксальная ситуация. Социаль­ ный аутсайдер является активным и полноправным чле­ ном политической общности, выстроенной им по сво­ ему образу и подобию. Политический аутсайдер, напро­ тив, имеет достаточно высокий уровень образования и, как минимум, средний уровень доходов, независим, ак­ тивен, принимает рациональные рыночные ценности. Вот только второго политического сообщества он соз­ дать не может, так как привык в публичных делах ис­ пользовать сугубо приватные и недемократические методы.

И в этом смысле для Перми не подходят вырабо­ танные в старой Европе рецепты, согласно которым рост экономического благосостояния влечет за собой

развитие коммунальной демократии, так как «порожда­ ет тенденцию к усилению ответственного поведения, к реализации на деле принципа толерантности в действи­ тельном значении этого слова»32.

Подведем предварительные итоги. Политическое сообщество, существующее в Перми, является, на наш взгляд, собранием людей, потерянных в современном мире. Большое по численности, оно не пользуется авто­ ритетом у значительных групп людей, в том или ином приближении освоивших современную буржуазную по типу городскую культуру. Политическое сообщество проявляет себя по сигналу, получаемому извне, от орга­ нов государственной и муниципальной власти. Его дей­ ствительное существование сводится к процессу обмена избирательных бюллетеней на социальные услуги, ока­ зываемые отдельным его членам ретендентами на должность. В политической культуре этих людей доми­ нируют социальные архетипы, сохраненные авторитар­ ной властью, причем в наиболее жесткой, первоначаль­ ной форме с претензией на замкнутость и исключитель­ ность, с ненавистью к социальным чужакам, с нацио­ нальными и политическим фобиями3 Политическое поведение представляет собой соединение демонстра­ тивных советских публичных ритуальных церемоний, примитивного экономического расчета и патерналист­ ских практик. Все составные элементы такого симбиоза равняются по самому нижнему уровню, наиболее рас­ пространенному и самому упрощенному. Можно пред­ положить, что этот уровень соответствует освоенным моделям экономического обмена, который, как мы уже писали, проводится без оглядки на нравственные нор­ мы. И самое главное, на наш взгляд, политическое со­ общество лишено внутренних механизмов для самораз­

вития и даже для расширения за счет представителей иных социокультурных группировок.

Мы столь подробно остановились на проблеме по­ литической территориальной общности по той причине, что в современных условиях именно она является или может явиться главной формой объединения горожан, разделенных экономическими, социальными, культур­ ными, этническими, гендерными и возрастными свойст­ вами. «Все попытки создать из горожан общину закон­ чились крахом», - комментировал судьбу проектов соз­ дания социально однородного города В. Древерман34

С точки зрения экономической, население г. Перми расколото на полярные социальные группы. Если использовать расчетные показатели по величине денеж­ ных доходов, применяемые для стратификации, получа­ ется следующая картина: до 0,5 % семей принадлежат к высшему классу; около 10 % - к высшему среднему классу, столько же к среднему среднему классу; 15 % - к нижнему среднему классу, свыше 60 % - к нижнему классу, в котором не менее половины семей относится к разряду бедных35 Перед нами типичная социальная пи­ рамида, характерная для раннего буржуазного индуст­ риального общества, - пирамида, однако, созданная из непрочных материалов и воздвигнутая на зыбком осно­ вании старого социалистического мира.

Новая эпоха, вспомним слова старика Энгельса, сказанные по поводу социального переворота, «должна будет брать вещи такими, какими она их найдет».36 Буржуазная Пермь получила в наследство от социализ­ ма острую жилищную проблему (около трети семей - свыше 130 тысяч - в конце восьмидесятых годов жили в перенаселенных квартирах)37, а также неразвитую го­ родскую социальную инфраструктуру, финансируемую долгие годы по знаменитому «остаточному принципу»,

и гигантский перевес индустриального сектора над коммунальным и потребительским. В этом отношении Пермь ничем не выделялась из других промышленных центров. Повсюду в крупных советских городах инду­ стриальные объекты занимали до 60 % общей площади всей территории38.

Упадок социалистической промышленности, мед­ ленное загнивание производственных гигантов, созда­ ние на их обломках капиталистических фирм оказали разрушительное влияние на городскую жизнь. Речь идет здесь не только о массовых увольнениях работников с узкой специализацией, не пригодной для того, чтобы они могли найти принципиально новое рабочее место в коммерческих структурах. Хозяева предприятий, без­ различно, вышли ли они из старого директорского кор­ пуса, или из новых коммерсантов, отказались от содер­ жания некогда принадлежавшим заводам объектов со­ циальной инфраструктуры: жилых домов, дворовых территорий, мест отдыха, а также теплотрасс и канали­ зационных сооружений. Все это вместе взятое породило ситуацию кризиса городского хозяйства, деградацию всей городской среды.

Стагнация и обнищание всей социальной инфра­ структуры г. Перми, вероятно, за исключением теле­ фонных коммуникаций, порождены более глубокими причинами, которые не могут быть сведены ни к про­ счетам городской политики, ни к социальному эгоизму нового правящего слоя. Они коренятся в условиях капи­ талистического воспроизводства, или, как сейчас приня­ то писать и говорить, в механизмах функционирования рынка. Объекты инфраструктуры: школы, больницы, котельные и пр. - практически неликвидны по своей природе. Для предпринимателя капиталовложения в эту отрасль являются издержками производства. Инвести­

ции, вложенные в них, окупаются спустя продолжи­ тельное время. Экономический эффект от объектов со­ циальной инфраструктуры получается в смежных от­ раслях. Исследователь городской социальной инфра­ структуры в ФРГ Р. Книге вообще полагал, что принци­ пы рыночной экономики на нее не распространяются39 Именно поэтому городская среда, коллективно потреб­ ляемая горожанами, долгое время развивалась и на За­ паде медленней, чем иные области народного хозяйства. Эффективная государственная или коммунальная поли­ тика, нейтрализующая слабость частного интереса, воз­ можна, как правило, при благоприятной общей эконо­ мической конъюнктуре, высоких темпах хозяйственного роста и, в особенности, при развитой промышленно­ сти40. Добавим к этому перечню, составленному три­ дцать лет назад немецким социологом, заинтересован­ ность горожан, умеющих добиваться своих прав при помощи развитых институтов коммунальной демокра­ тии41. Все эти условия сегодня отсутствуют, и поэтому можно с горечью констатировать, что обнищание го­ родской среды является постоянно действующим фак­ тором в жизни нашего города.

В такой ситуации конфликты между горожанами за доступ к необходимым им объектам социальной ин­ фраструктуры становятся острее, жестче, приобретают характер игры без правил. Происходит стихийная ком­ мерциализация социальных объектов, сопровождаю­ щаяся ростом коррупции в среде работников комму­ нальных служб в широком смысле, в том числе педаго­ гов и медиков.

В противовес этим разрушительным тенденциям пермская городская администрация делает то, что деся­ тилетиями раньше опробовали коммунальные власти немецких городов. Она украшает центр в соответствии

со старым рецептом: «Если не хватает средств для пред­ ставительных новостроек и глубокой модернизации, то, по меньшей мере, центральные площади и улицы можно превратить в "хорошую городскую гостиную", сделать приятными для посетителей»42. Добавим, и для новых хозяев жизни. В центре Перми строительные фирмы сдают дом за домом для людей с высокими и очень вы­ сокими доходами, для тысячи семей, принадлежащих к региональной бизнес-элите.

Нам уже приходилось писать о том, как в Перми «новые престижные дома ... соседствуют с постройками каменной барачной архитектуры. Это соседство, не встречающееся в буржуазных странах с относительно устойчивой социальной стратификацией, не смущает владельцев дорогих квартир. Новый дом, зримо отли­ чающийся от приземистых "хрущевок" и поставленных "на попа" пеналов из серого бетона, напоминает его жильцам о социальном успехе, подчеркивает социаль­ ную дистанцию между ними и теми, кто остался в прежнем состоянии»43

Социальные полюса городской общественности, территориально сведенные вместе на площади, не пре­ вышающей 10 квадратных километров, - характерная черта современной Перми. Скорее всего, долговремен­ ная. Пермские буржуа покупают новые современные особняки в пригородах, но, как правило, эти особняки выполняют функцию «второго дома»: в них отдыхают, но не живут.

В то же время в Перми появляется гетто для бед­ няков, так называемые депрессивные территории: Закама, Голованово, Левшино... Промышленные предпри­ ятия, дававшие работу их жителям и обеспечивавшие благоустройство, или закрылись, или сократили рабочие места. Торговый капитал эти территории не освоил.

Экономически активные горожане их покинули. И те­ перь эти поселки являются средоточием нищеты, соци­ альной апатии, алкоголизма, наркомании и преступно­ сти. В Перми, как и в иных раннебуржуазных городах, свобода выбора жилья «существует только для одного класса, класса имущих. Другой класс не имеет ничего другого, как принять то, что ему остается»44. Мы проци­ тировали здесь французского социолога Ренье, обнару­ жившего в Париже семидесятых годов XX века нищие кварталы, в которых жили иностранные рабочие из стран Магриба. В Перми в таких условиях живут корен­ ные горожане, в большинстве своем ветераны труда.

Все эти изменения в городской среде соответст­ вуют разнонаправленным социальным процессам, за­ данным условиями первоначального накопления капи­ тала. Мы имеем в виду, прежде всего, социальную стра­ тификацию, предполагающую коренную перегруппи­ ровку всей общественной структуры. На обломках со­ циальных групп, созданных социализмом, выстраивает­ ся новая общественная иерархия по сугубо экономиче­ ским критериям: по уровню и способам получения до­ хода. Этот процесс, высокими темпами протекающий в ограниченном городском пространстве, характеризуется интенсивным встречным движением. Экономически активное меньшинство городского населения (рыцари первоначального накопления, по старому определению) поднимается наверх, получает доступ к ранее недоступ­ ным ресурсам, занимает приоритетные позиции во вла­ стной структуре, выделяет из своих рядов новую элиту. Другая - большая - часть городского населения, напро­ тив, теряет социальные позиции, пополняя ряды новых бедных. Кроме вертикальной мобильности, имеет место и горизонтальное перемещение. Многие горожане ос­ ваивают новые социальные практики, тем самым защи­

щая свой прежний статус. Для того чтобы занять сред­ ние пролеты новой социальной лестницы, они выбира­ ют иной род занятий, расширяют квалификацию, учатся торговать, то есть прилагают целенаправленные усилия, стремясь не потерять завоеванного прежде обществен­ ного положения, более того, воспользоваться новыми возможностями.

Этот социальный процесс конфликтен по своей природе. Он вызывает к жизни самые грубые, самые жесткие формы конкуренции. Агрессивные виды пове­ дения в нем естественны и неизбежны. Вот характерный пример. В 2001 г. в Ленинском районе г. Перми прово­ дился социологический опрос интеллигенции на тему «Социальные фобии в современном городе».45 В том числе, обсуждалась тема наркомании, которая, как вы­ яснилось, представляется наиболее угрожающей. При­ мерно половина интеллигентных родителей опасаются, что их дети в школьном возрасте могут попасть в нар­ котическую зависимость, так что наркотики становятся уже не публичной, а семейной проблемой. Причем соб­ ственный ребенок - это всегда жертва наркоторговцев. А вот чужой - это просто наркоман, которого необхо­ димо немедленно изолировать от общества, применить к нему принудительное лечение и пр. В борьбе со злом, как считают интеллигентные родители, эффективными будут только наиболее жестокие меры, вплоть до физи­ ческого уничтожения виновных.

Разрушение старых социальных структур сопро­ вождается ростом преступности, тем более, в условиях, при которых институты социализации (школы, вузы, спортивные общества, иные досуговые центры) пережи­ вают упадок. О его причинах мы уже писали. Положе­ ние усугубляется тем, что профессиональное препода­ вательское сообщество напрямую экономически зависит

от государственной политики в области образования. Режим экономии, практикуемый всеми властными ин­ станциями (от центральной до коммунальной), сдвигает педагогический корпус на самый низ социальной лест­ ницы. Горожане, отметив утрату статусных позиций преподавателями школ и вузов, лишили эти профессии прежнего престижа.

Маленькая зарисовка с натуры. На избиратель­ ном участке образовалась небольшая очередь за бюлле­ тенями. Одна из женщин, воспользовавшись паузой, громко жалуется на жизнь: работает в строительной фирме, зарплаты низкие, льготы маленькие. При этом неосторожно называет цифры. В разговор вмешивается стоящий впереди мужчина: «Помилуй Бог, на такую зарплату грех жаловаться. У нас много меньше получа­ ют». Далее следует обмен репликами:

-А Вы кем работаете?

-Преподавателем.

-Вы бы еще меня с бомжами сравнили. Социальная деградация преподавательского кор­

пуса существенно ограничивает и деформирует соци­ альные функции школы. Значительная часть подростков выходит из-под общественного контроля.

Уличная преступность приобретает размах, угро­ жающий общественному порядку. Горожане пугаются квартирных воров и бандитов, критикуют органы пра­ вопорядка и принимают меры для личной самозащиты: укрепляют квартирные двери, провожают ребенка в школу и из школы, стараются по вечерам оставаться дома. Интеллигентные родители Ленинского района, о которых мы писали выше, в подавляющем большинстве (4 из 5 опрошенных) отказались участвовать в какихлибо общественных акциях против наркотиков. Они заняты своими делами.

Вернемся, однако, к процессу стратификации и подчеркнем его незавершенность. Речь не идет здесь о перемещении лиц из одной страты в другую: социаль­ ная структура рыночного (буржуазного) типа всегда на­ ходится в состоянии динамики. В статике она отмирает. Дело в другом. Новые социальные группировки еще не оформились, не выстроили внутренние социальные коммуникации, не закрепили своих позиций, не получи­ ли, наконец, общественного признания со стороны сво­ их социальных соседей и оппонентов. Иначе говоря, новое буржуазное городское сообщество не институали­ зировалось. Примат частных связей, о которых мы уже писали, приводит к тому, что в публичной сфере само­ определение граждан ограничивается близким кругом знакомых, родственников и соседей. Сделать следую­ щий шаг - объединиться с социально близкими незна­ комцами, обсудить и представить социальный, а не только личный или семейный, интерес - на сегодняш­ ний день кажется непосильным для людей, погружен­ ных в частные заботы.

В такой ситуации воспроизводится (ныне ил­ люзорное) самоопределение в ушедшем уже социали­ стическом мире со старыми статусами, утрачен­ ными позициями и потерянным престижем.

Новые социальные страты в социалистическом мире не помещаются, они остаются за его пределами как временное, побочное явление, что-то вроде нэпма­ нов, валютчиков и фарцовщиков старых времен. При­ чем это явление распространяется и на верхние слои, вполне обуржуазившиеся и по роду занятий, и по фор­ мам досуга. Их социальный статус не укоренен. Для своих сограждан они - «частники», «новые русские», просто «жулики», «спекулянты»46 Давление общест­ венного мнения распространяется и на высшие слои,

заставляя их время от времени прибегать к методам со­ циальной мимикрии, к воображаемому возвращению в социалистический мир, из которого все они вышли47

Иллюзорное самоопределение в прошлом мире облегчается городской топонимикой, не изменившейся с советского времени. Новые коммерческие и финансо­ вые институты буржуазного общества располагаются на улицах Коммунистической, Большевистской, Ленина, Советской или на Комсомольском проспекте. Да и на­ зываются они соответственно: коммерческий банк «Дзержинский», например.

Самоидентификация жителей с г. Пермью проис­ ходит в символьном пространстве, выражающем проти­ воречивые ценности. С одной стороны мы видим мно­ гочисленные памятники социалистической эпохи: мо­ нументы, архитектурные сооружения, мемориальные центры, с другой - восстановленные православные хра­ мы и яркую вездесущую коммерческую рекламу. В ре­ альном пространстве города они соседствуют друг с другом.

Если считать символический городской ряд ин­ струментом социальной идентификации, то при­ дется предположить, что пермская символика ско­ рее дезориентирует потребителей, нежели помога­ ет им распознать новый социальный мир.

Таким образом, Пермь сегодня является поселени­ ем социалистического типа, в котором доминируют процессы первоначального буржуазного накопления.

С социальной точки зрения, они предполагают по­ ляризацию городского населения по экономическим критериям. На одном полюсе социального мира концен­ трируются власть и материальные ресурсы, на другом - нищета и социальная апатия. Связь между этими двумя полюсами поддерживается патерналистскими практи­

ками. В силу этих процессов значительная часть насе­ ления Перми отчуждается от достижений городской цивилизации.

Социальная инфраструктура Перми переживает период стагнации и не может выполнять предписанные ей функции по обеспечению населения города продук­ тами и услугами коллективного потребления. Деграда­ ция городской среды влечет за собой ухудшение качест­ ва жизни и усиление социальных конфликтов по поводу доступа к необходимым образовательным и здоровье сберегающим ресурсам.

Характерной чертой периода первоначального на­ копления является распространение частных приватных практик на общественную публичную жизнь. Методы, освоенные домашней низовой экономической культурой в эпоху позднего социализма, являются образцом для выстраивания экономического менеджмента в частно­ предпринимательских фирмах и политических страте­ гий властной элиты. В таких условиях социальная жизнь в городе теряет свою открытость и определен­ ность. Она распадается на не связанные между собой автономные замкнутые образования, каждое из которых живет по собственным правилам.

Городская общественность приобретает вид вооб­ ражаемого символического закрытого политического сообщества (или сообществ), объединяющего социально слабую часть населения в процессе избирательных кам­ паний вокруг сильного лидера.

Новый социальный порядок не получил легитим­ ности у значительной части городского населения, са­ моопределяющейся по советским правилам.

В такой ситуации наиболее распространенным яв­ ляется тип горожанина, механически вырванного из старого социального мира, дезориентированного в но­