Век толп Исторический трактат по психологии масс

врагов, которых он создал в глазах покоренного народа. Таким образом, мавзолей Ленина приобретает свое истинное предназна­ чение: служить трамплином и пьедесталом. Толпа, которая со­ вершает паломничество, чтобы поклониться мертвому богу, про­ стирается у ног живого и грозного вождя.

Остальное содержится в любом современном сочинении. На мой взгляд, наиболее подлинным остается доклад Хрущева, так как он проникнут живым интересом и представляет политиче­ ский документ. Там есть все: определение этой личности, его ощущение всемогущества, жестокость без угрызений совести и мстительный дух. Эти черты, однако, вторичны: черты личности Сталина. Главное — организация совокупности приемов, пред­ назначенных вызвать преданность и любовь к нему, к его отцов­ ской фигуре, постоянно окруженной детьми, счастливым и по­ корным народом.

Присвоив себе все гражданские и военные звания, на кото­ рые мог претендовать человек, Вождь и Учитель иллюстрирует концентрацию в одном лице власти, еще недавно разделенной между многими армейскими и партийными «братьями». Одно­ временное крещение улиц, городов, институтов его именем уста­ навливает прямую связь между предводителем и массой, которая восхваляет его, исполняя гимны в его честь: «Сталин воспитал нас в духе верности народу. Он воспитал нас для осуществле­ ния нашей грандиозной работы и наших свершений».

Он требовал от всех, чтобы они участвовали в постоянном поддержании его культа почестями, ссылками на его гений и собственным самоотречением. Сюда входят и те, кого он позже убьет, как Кирова, или втянет в унизительные процессы, как Бухарина. Первый на XVII съезде объявляет Сталина «величай­ шим вождем всех времен и народов», а второй провозглашает его «победоносным маршалом пролетарских сил, лучшим из луч­ ших революционеров».

Страны, и прежде всего его страна, наводнены миллионами портретов, которые делают вездесущими личность и его образ, отшлифованный пропагандой. И он держит под присмотром уда­ ленные народы так же, как бдительным оком следит за своими близкими. Как страстный гипнотизер, Сталин сам верил в то, что может воздействовать на них и над ними господствовать. Эта черта достаточно впечатляла, и Хрущев подчеркнул ее: «Он был способен посмотреть на кого-нибудь и сказать ему: «Почему вы прячете глаза?». Или «Почему вы сегодня отварачиваетесъ и не смотрите мне прямо в глаза? 55».

Если отвлечься от его болезненной подозрительности, эти во­ просы в порядке вещей. Они как раз и имеют целью подчинить взгляд власти взгляда и проявить его могущество. Виктор Гюго знал об этом, когда писал: «Заставить толпу рассматривать вас — значит совершить акт власти». Мало-помалу устраняя тех, кто ему не нравился, или тех, кто ему сопротивлялся, вождь собирает вокруг себя обширное зеркало, которое отсылает ему его мысли, волю и отражает его всемогущество.

Этот комментарий покажется вам несколько кратким, пос­ кольку известно, насколько этому человеку покорялись, обожали его и почитали массы людей разной социальной принадлежности в разных странах. Но этот комментарий достигнет своей цели, если он немного лучше зафиксирует наши идеи, касающиеся природы тотемических вождей. Никогда не стоит позволять себя обескуражить громадностью явлений: объяснение их всегда от­ носительно просто и даже несколько разочаровывает. Настолько, что спрашиваешь себя: «И это все?». Да, в случае Сталина, воз­ можно, это все. Без сомнения, нужно еще учитывать состояние советского общества и советской экономики, чтобы лучше по­ нять обстоятельства, при которых он достиг власти, которой ма­ ло кто из людей достигал. Но расцвет тотемических вождей и их современная морфология начались не с него. Во всяком случае, это не было новшеством ни в социалистическом движении, ни в Советском Союзе. Известно много наследников, как и имитато­ ров. И, несмотря на все, что было написано в эти последние го­ ды, я не верю, что мы увидели конец этому.

Двойственность обоих типов вождей должна быть проиллю­ стрирована в других исторических контекстах57. Главное состоит не в том, что она существует, так как все можно представить в двойственном виде, и не в том, что противоположности являются именно такими, как я их описал. Дело в том, что она вытекает из основополагающего запрета превращать человека в бога, ко­ торый формирует цивилизацию вне нас и наиболее интимное «Я» внутри нас.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

Светские религии

Глава I Тайна религии

I

До сих пор мы рассматривали вождей постольку, поскольку они обладают харизмой. Мы их определили как объединенный образ двух персонажей: тень отца-основателя и героического сына. Но эти тени привязаны к доктрине, к цели, достижение которой яв­ ляется их миссией. Все это ясно, даже если само данное опреде­ ление удивляет.

С другой стороны, психология масс показывает нам, что вожди не могут выполнить свою миссию, не набирая индиви­ дов, временно оторванных от их обычной группы. Они и со­ ставляют зародыш толпы. Они испытывают на себе влияние вождя, который превращает их случайную встречу в стабиль­ ную организацию. Церковь и армия, со стороны Тарда и осо­ бенно Фрейда было смелостью признать это, представляют со­ бой модель любой толпы такой природы. Партия — это выра­ жение и той и другой в обществе, подобном нашему, которым не правит больше семейная, местная или аристократическая традиция. Одним словом, партии — это одновременно и церк­ ви, и армии в век толп1.

Их общим характером всегда и везде является система веро­ ваний. Она их цементирует, держит вместе и позволяет мобили­ зовать людей вплоть до требования пожертвовать своей жизньюВождь не смог бы основать и руководить такой партией, необхо­ димой для выполнения своей задачи, если бы он не владел этой системой. Ведь массы действуют лишь ведомые верованиями, а верования существуют только благодаря массам. Именно поэто­ му пророк стал архетипом современного лидера: нужно, чтобы он создавал твердую веру вокруг себя.

Итак, образец и наиболее завершенная форма системы веро­ ваний — это религия. Здесь существует парадокс. Под влиянием науки люди отвернулись от религии именно в тот момент, когда политический демиург практически уже не мог собрать сторон­ ников научными и рациональными средствами. Грамши, теоре­ тик марксизма, если он им был, выражает это таким образом:

«Важная часть современного «Государя» должна быть посвяще­ на вопросу морального или интеллектуального преобразования, то есть вопросу религиозному или мировоззренческому2».

Очевидно, массы не могут жить под открытым небом.

II

Я говорю, разумеется, о светской религии. Прежде всего, она не предполагает ни бога, ни жизни после смерти. Можно быть ате­ истом и следовать ей. Каждая нация создала себе такую. И именно как светские религии, скажем различные социалистиче­ ские мировоззрения, которые подняли и вдохновили угнетенные массы во всем мире и продолжают это делать. Их действия вкйючает в себя этот «приступ безумия веры», описанный Золя в «Жерминале». Они содержат в себе догму, священные тексты, которыми руководствуются, и героев в качестве святых.

Более того, такая светская религия точно отвечает опреде­ ленным психологическим нуждам — потребности в определен­ ности, регрессии индивидов в массе и так далее — и ничему дру­ гому. Ни в коем случае она не основана на так называемом ре­ лигиозном чувстве, присущем человеческой природе. Она не^ по­ лагается на вмешательство, пусть даже скрытое, божественного существа в человеческие дела. Как раз наоборот: она считает се­ бя чем-то — природой, историей, родиной, индустрией и так да­ лее, что, как считается, объективно влияет на нашу судьбу. Главное, ее считают способной мобилизовать людей, обращаясь к их преданности ценностям — свободе, справедливости, револю­ ции и так далее — или сообществам — французов, трудящихся и так далее, поскольку

«религия — это огромная власть, на службе у которой состоят самые сильные человеческие эмоции3».

Проникая в поры массового общества, она становится сутью человеческой жизни, энергией свободной веры, без которой все умирает. Понятие такой религии — одно из открытий Французс­ кой революции. Робеспьер первым признал в ней самое мощное

средство возрождения нации. Он увидел в ней инструмент, поз­ воляющий установить Республику вместо и на месте монархии. Гражданские праздники Разума и Высшего существа узаконили это открытие.

Присмотримся к такой религии4, оставив в стороне ее спеку­ лятивные проявления, которые мы уже описали. Каковы ее функции? Первая — создать единую картину мира, которая сгла­ живает фрагментарный и частный характер каждой науки, каж­ дой технической отрасли и знания вообще. В недрах человеческой натуры существует изначальное желание гармонизировать в рам­ ках некой совершенной системы все то, что нам кажется противо­ речивым и необъяснимым с точки зрения нашего опыта. Когда у нас нет простых принципов, единой модели, чтобы объяснить то, что происходит внутри и вокруг нас, появляется ощущение опас­ ности. Более того, мы чувствуем себя бессильными перед разнооб­ разием экономических сил, психологических проблем и массой неконтролируемых событий. Этот недостаток связности мешает нам участвовать в поддающемся определению общественном действии. Нет ни порядка, ни возможной безопасности для людей в обществе, где число вопросов превышает число ответов.

Конечно, ученый или техник может свыкнуться с этой фраг­ ментарностью, постоянным колебанием между противоречивыми решениями и неопределенностью эфемерных истин. Но человек в обыденной жизни этого не принимает. Ему нужны твердая уве­ ренность, неоспоримые истины. Только они позволяют укротить силы настоящего и строить планы на будущее. Ему нужна це­ лостная картина, имеющая единое основание — общественный класс, нация и т. п., универсальный принцип — борьба классов, естественный отбор и т. д. и определенное видение мира челове­ ческого и нечеловеческого. По существу, светские религии обес­ печивают ему такое всеобъемлющее видение. Они предлагают мировоззрение, где для каждой проблемы есть решение. Таковы либеральная доктрина, националистические доктрины или же марксистская теория, которая, по Фрейду, в Советской России

«получила энергию, автономный и исключительный характер Weltanschauung, но в то же время стала опасно походить на то, с чем она борется5».

Можно утверждать, что непрерывный прогресс современных наук, усиливая их фрагментарность, множа вопросы без ответов, изгнал Бога из умов. В то же время он увеличил весомость, пользу и необходимость мировоззрения, оставляющего от науки

Это — религии надежды. Они гарантируют людям, что те в конце концов выйдут победителями из борьбы при условии, что они идентифицируют себя с идеалом, который их превосходит, и будут следовать исходящим от них предписаниям. Это дает им возможность предложить ценностную шкалу, которая четко раз­ деляет две категории поступков, мыслей, эмоций: одни «разре­ шены», другие «запрещены». Следуя правилам, каждый избегает конфликта, который может противопоставить его обществу. Он избавлен от бремени выбора и не рискует отклониться по отно­ шению к другим. Это избавляет от множества моральных и пси­ хических страданий.

«Религия, — утверждает Фрейд, — сужает возможность выбо­ ра и адаптации, поскольку она навязывает всем в одинаковой степени свой путь к достижению счастья и защите от стра­ дании ».

Тем самым она примиряет непримиримое. Она придает обще­ ственный смысл индивидуальному существованию, составляет цель жизни, только при условии отказа от своих желаний и ви­ дения своей собственной действительности глазами других. Это глаза коллективного сверх-«Я», которое отныне является частью индивида и которому тот подчиняется.

Понимание обеих этих функций светских религий — предла­ гать социальное мировоззрение и идентифицировать людей с со­ обществом — совершенно не означает их превознесения. А также того, что мы узнаем что-то новое об этом. Но необходимо было обозначить эти идеи.

III

А вот их третья функция, их великое деяние: спрятать тайну. Каждая религия имеет свою. Своим именем она навязывает пра­ вила и провозглашает истины, которых не объясняет. Напротив, она на них накладывает плотные тени и прячет их так, что ни­ кому их не различить. Делается все, чтобы не было даже слу­ чайного контакта. Все пускается в ход, чтобы не позволить об­ наружить секрет, скрытый от взглядов верующей публики. Этот секрет представляется то как нечто благоприятное, то как нечто пагубное. Только чрезвычайные обстоятельства позволяют его открыть. Тот, кто проникает в тайну, платит иногда за это своей жизнью. Как поплатился греческий математик, открывший сек­ рет прямоугольного треугольника, ревниво охранявшийся сектой пифагорейцев. Все сообщество, которое разделяет эту религию, в

подобном случае кажется объятым гневом и пребывает в пани­ ческом страхе разоблачения.

Можно утверждать, что большинство искусственных толп — армии, церкви, партии связаны с такой тайной. Они исполь­ зуют совокупность церемоний, эмблем, паролей (вспомните франкмасонов!), которые ее защищают, пресекая всякую попыт­ ку ее раскрыть. Она служит для оправдания иерархии. Индивид, который поднимается по ее ступеням, приближается к этому священному пункту, другие остаются на дистанции. Откуда про­ исходит ее значимость, сила запрета? Почему риск ее обнаруже­ ния вызывает такие бурные реакции?

Можно было бы вспомнить социальное основание, защиту против враждебного внешнего мира, против врагов и преследо­ вателей. Большинство общественных движений знакомо с та­ кими преследованиями. Часть их существования прошла в подполье. Вспомним о христианах, укрывавшихся в катаком­ бах, чтобы выжить в негостеприимном обществе. Все они за­ платили мученичеством, доказывая свое нежелание отказаться от своей веры, признаться, в чем состояла их связь и кто ее поддерживал. Тайна здесь — это тайна веры, из-за любви к ко­ торой люди идут на любые мучения. Верно также, что каждое движение, от христиан до социалистов, сохраняет остатки страха внешней опасности — быть обнаруженными и внутрен­ ней опасности — быть преданными. Они продолжают вести се­ бя так, как если бы они все принадлежали к одному и тому же типу общества — к ^тайному обществу. В наши дни такие черты сохраняются еще во многих партиях, в церкви, в обществах масонского типа. Я имею в виду черты тайного общества, спря­ танного в открытом обществе .

В этом есть доля истины. Она, однако, не объясняет ни упорства такого сговора, когда эта двойная опасность исчезает, ни чрезмерных реакйий, когда обнародовано то, что тщательно скрывалось. Можно сказать, что в этом случае историческая почва разверзается под основаниями и поглощает все политиче­ ское и общественное здание. Признание кажется такой трево­ жащей возможностью» что даже когда тайна частично известна, ее продолжают игнорировать. Был случай в этом убедиться, ког­ да мы наблюдали, как коммунистические партии трактовали разоблачение культа личности Сталина. Когда Хрущев решил снять запрет, он предпочел все же ограничить круг посвящен­ ных. В основную массу членов партии и для советского народа ничто не просочилось, кроме:

«Мы должны рассмотреть, — заявил он очень серьезно, — воп­ рос о культе личности. Никакие сведения об этом не долэкны проникнуть вовне; в особенности не должна быть информиро­ вана пресса. Именно по этой причине мы рассматриваем этот вопрос здесь, на закрытом заседании съезда9».

Все было предпринято для того, чтобы признание ошибок и губительной лжи не преодолело стены молчания и чтобы само существование доклада превратить в тайну: закрытое заседание, молчание прессы, сообщение только руководящим кругам, зап­ рет делегатам записывать и передавать вовне содержание заседа­ ния. Морис Торез смог ответить члену Центрального Комитета, который спрашивал его о достоверности доклада: «Видишь ли, для меня этот доклад не существует, и скоро его вообще не будет существовать10».

IV

Что касается этого пункта, читатель, возможно, склонен считать, что я питаю забавные иллюзии по поводу возможностей психо­ логии толп осветить эти странные и общие факты. Он скоро уви­ дит, что его опасения подтверждаются. Все, что мы говорим, вы­ ходит за рамки доступных исторических и социологических дан­ ных. Это не должно, однако, помешать нам продолжить поиск, который может однажды подкрепиться другими данными. Без таких приключений в романе идей не было бы ни астрономии, ни космологии, ни химии. Вас не удивит, что это предисловие предназначено подготовить вас к возвращению к гипотезе тотемического цикла, открывшегося убийством первобытного отца. Каждый раз, обращаясь к ней, мы рассматриваем ее под новым углом зрения, принимая другую точку отсчета.

Если жертвы отцовского угнетения восстают, то именно по­ тому, что они на основе собственного опыта начали формировать видение лучшего общества. Можно предположить, что это обще­ ство по своим целям мыслилось как общество равноправия и принимало разумно открытую мораль. Но, чтобы осуществить замысел, братьям нужно было устроить заговор. Инструментом их заговора во имя свободы и стало убийство тирана. Легко представить себе происшедшее: все отцеубийства, убийства коро­ лей и порой даже геноциды сходны.

Что же произошло потом? По Фрейду, заговорщики, мучи­ мые угрызениями совести и страхом, решили сделать из своей жертвы бога. Они надеялись таким образом замести следы прес­

тупления. Но можно спросить себя, разве не нашли они в угры­ зениях своей совести оправдание обожествления себя самих, средство, позволяющее им, узурпаторам, превратиться в последо­ вателей. Одним словом, так сыновья узаконили себя. Они замас­ кировали насильственную смерть под естественную. Не забудем, что возглас «Король умер, да здравствует король!» часто скры­ вает другой: «Король убит, да здравствуют убийцы!». Исходя из этих и некоторых других наблюдений, можно высказать сле­ дующее соображение. Всякая религия, по определению, является делом рук сыновей-заговорщиков, а не отцов-основателей. У них есть психологическое и политическое основание плести сеть ил­ люзий относительно происхождения нового общества и роли в нем каждого из них.

Далее, каков результат преступления? Оно установило связь между братьями, но связь социальную, которая содержит в себе две. Я поясню. Совершив убийство, они отказываются от сексуаль­ ных отношений со своими матерями и сестрами, берут на себя обязательства уважать права каждого и учреждают соответ­ ствующие институты. Это и есть первая связь. В то же время нельзя забывать, что они сообщники. Их заговор объединяет их общей тайной, которую невозможно открыть кому бы то ни бы­ ло, начиная с них самих. Они об этом говорят только намеками, в определенных местах, чтобы не вызвать тяжкого воспомина­ ния, а также из страха выдать подробности содеянного. Это вто­ рая связь — связь сообщников.

«Общество, — пишет Фрейд, — теперь основывалось на соучас­ тии в общем преступлении: религия основывалась на чувстве вины и угрызениях совести, которые с ним связаны, в то время как мораль основывалась частично на требованиях этого об­ щества и частично на раскаянии, вызванном чувством вины11 .

В каждом обществе есть слепое пятно, подобное слепому пятну глаза. Его трудно определить как в глазу, так и в обществе. Мы знаем теперь, что оно имеет очертания заговора, того сговора, ко­ торый осуществился, чтобы опрокинуть порядок вещей, и вылил­ ся в ужасное преступление, невыносимое для самих преступников. Без страха, без пролитой крови их восстание было бы безрезуль­ татным. Оно бы не ознаменовало одновременно конец и начало. Как только кровь пролилась, каждый оказывается связанным со­ общничеством. Именно оно, общее ядро, и представляет силу, объ­ единяющую членов общества больше, чем интересы или законы товарищества. Добавим, что такой заговор, который сохраняется