Век толп Исторический трактат по психологии масс

крайнее проявление «психологической нищеты масс». Фрейд описал ее следующим образом:

«Кроме задач подавления влечений, к которым мы подготовле­ ны, перед нами возникает опасность состояния, которое можно назвать «психологической нищетой масс». Эта опасность силь­ нее всего грозит там, где социальная связь сформирована глав­ ным образом на основе идентификации участников друг с дру­ гом, в то время как личность вождей не достигла еще той зна­ чимости, которую должна была бы обрести в ходе формирования массы92 ».

В случае когда индивидуальности уже утвердились, но затем спасовали, как в случае с Наполеоном или военачальниками войны 1870-1871 гг., воздействие идентификации ослабевает. Социальные связи разорваны, и масса доходит до разложения на элементы, на нарциссические атомы.

«Когда индивид, охваченный паническим страхом, начинает думать лишь о себе, — пишет Фрейд, — он тем самым обнару­ живает разрыв эмоциональных связей, которые до сих пор уменьшали опасность в его глазах. Тогда у него создается впе­ чатление, что он один перед лицом опасности, и это заставляет его преувеличивать ее серьезность93 ».

В условиях коллективного разложения перед лицом краха желания влюбленности и миметического желания индивид со­ средоточивается на самом себе. Он ищет спасения в исключи­ тельной любви к самому себе, которая, как он думает, позволит ему выжить.

Самая стойкая из антисоциальных сил сразу и неминуемо бе­ рет верх. Она распространяется как вирус и никто не может ей препятствовать. «Каждый за себя!» — этот возглас множится и заглушает все другие голоса, идущие извне и изнутри. Занятый исключительно своим телом, своим благополучием, индивид ста­ новится аутичным, слепым и глухим к нуждам других.

Я думаю, это вовсе не случайность, что во времена сильной паники, вследствие катастроф или эпидемий, люди, бессильные противостоять им, возмущенные сдачей позиций властями, по­ зволяют себе невиданную, отчаянную разнузданность. Дезиден­ тификация настолько велика, что Эрос занимает все свободное место. История чумы в средние века тому пример. У тех, кто из­ бежал оссуария, зараженных мест, желание жить обостряется. Их тяга к наслаждению ищет удовлетворения в пиршествах,

танцах, любовных объятиях — когда смерть зачастую сопровож­ дает бал. Другие не могут оторваться от опустошения заброшен­ ных домов, находясь под гипнозом костров и общих могил. Этот эротический шедевр, «Декамерон», был рассказан людьми, кото­ рые верили в возможность обмануть панику с помощью любви.

В редкие моменты масса снова берет верх. Идентификация возобновляется, каждый ищет виновника своей нищеты. Каж­ дый стремится найти того, кто породил панику, или автора пре­ ступления. Вместо ослабевшего вождя клеймят позором его ак­ тивного двойника и недоброжелателя. Беспомощность всех за­ мещают всесилием кого-то ответственного: еврея, черного, бедно­ го, богатого, большевика и так далее.

Живопись средних веков представляет нам эти сцены Апока­ липсиса: преследования евреев, обвиняемых в отравлении ко­ лодцев. Их мучают, сжигают их жилища под громкое ликование толпы, наблюдающей, как мучители заталкивают с помощью оружия в костер беглецов, надеявшихся ускользнуть. Вторая мировая война принесла нам вновь повторившиеся сцены ужаса, порожденные всегда присутствующим страхом, одним из приз­ наков которого является жертвоприношение.

Все это заставляет думать, что паника, быстрота, с которой она распространяется, представляет собой по существу нарциссическую инфекцию. Так же, как во всех инфекциях, здесь при­ сутствуют в скрытом виде вирусы и микробы. Но, когда мы здо­ ровы, когда наше психологическое состояние удовлетворительно, ничего не случается. Однако при скудном питании, чрезмерной усталости, плохих условиях жизни состояние здовровья ухуд­ шается, вирусы и микробы выявляются и размножаются. Имен­ но поэтому так трудно сдерживать панику. Не стоит думать, что достаточно успокоить людей, дать им «ясные» указания, чтобы заставить их вести себя разумно. Только восстановление иден­ тичности, воссоздание структуры толпы с помощью твердого управления поможет достичь этого.

-к -к -к

В религиозной толпе, которая идентифицируется насколько с верой, настолько и с личностью, реакции иные. Уверенная в любви вождя, например Христа, на угрозу потери идентичности она отвечает обновлением и усилением идентичности. Вместо страха у нее наблюдается экзальтированное стремление к общно­ сти и отторжение всего, что мешает ее сплоченности, например неверных, совсем как во время войны интернируют иностранцев.

Терпимость превращается в нетерпимость. Преследуют людей, которые подвергают опасности связь, объединяющую верующих.

«По сути дела, — пишет Фрейд, — каждая религия — это рели­ гия любви лишь для тех, кого она объединяет, и каждая религия готова обернуться жестокой и нетерпимой к тем, кто ее не признает94».

Нетерпимость приобретает форму террора, направленного против тех, кого она считает «врагами», то есть людей, не при­ надлежащих к их вере, против приверженцев другой религии. И, если их не существует, надо их выдумать, для того чтобы восстановить разрушенную сплоченность, как Сталин выдумал когда-то врагов народа. Агрессивность, которую вызывают эти так называемые враги, обладает всеми атрибутами кровопроли­ тия. Но только обстоятельства мешают им проявиться в полной мере. Несомненно, общество страдает от этого разгула насилия, роста нетерпимости, которое сопровождается неприкрытой де­ монстрацией силы — повешениями, четвертованиями, кострами, аутодафе, пытками всех видов, а также судебными процессами, грабежами, конфискациями. И вообще всем, что можно сделать, чтобы отделить зерна от плевел, используя знамя Христа, Люте­ ра и других святых религий. Инквизиция и Контрреформация создали в Европе эталон для многократного подражания.

Но нужно полагать, что церкви всех типов, которые господ­ ствуют в обществах, не могут без этого обойтись. Согласно Фрей­ ду, они никогда без этого не обойдутся. То, что сегодня они ста­ ли более терпимыми, не должно вводить нас в заблуждение, предупреждает он. Не нужно в этом усматривать особенно глубо­ кого изменения психологии толп. Это всего лишь показатель временного ослабления религиозных верований и связей с церквью. Нравы не стали мягче. Это верования ослабели.

«Когда другая массовая формация займет место религиозной формации, как, кажется, это удалось социалистической форма­ ции, она проявит такую же нетерпимость к тем, кто нахо­ дится вовне, как в эпоху религиозных войн, и, если бы различия между научными концепциями смогли некогда приобрести по­ хожую значимость для масс, результат был бы подобным, по тем же самым причинам90».

Вот поистине поразительный вывод, датированный 1921 г., ес­ ли учесть, что в тот момент ничто не могло предвещать ни идеоло­ гических войн марксизма, ни того, что Сталин станет Наполеоном

концентрационных лагерей. В любом случае Фрейд дает понять, что мы имели бы больше шансов правильно предвидеть будущее, если бы выдвинули гипотезу, что все общественные движения подчиняются психологии масс, вместо того, чтобы строить пред­ положения, поверив в их заявления о том, что они станут ис­ ключением из этих законов. Возвращаясь к теме нашего разго­ вора, заметим, что нетерпимость и террор, которые Ле Бон отно­ сит к потребности толпы в определенности, объясняются факто­ ром привязанности, большей частью эмоциональной, людей, со­ ставляющих толпу.

Какая связь существует между паникой и террором? В пани­ ке индивид обращает свой страх против толпы и слепо ее разру­ шает. Это можно видеть в отдельных частях коллектива, мало­ численных группах, вырванных из их изначальной среды. Они воображают, что им угрожает опасность, и делают вид, что убе­ гают. В действительности они спешат убежать со смешанным чувством страха и ярости. При терроре же именно толпа направ­ ляет свой страх против человека. Она высматривает малейший изъян, подвергает насилию всех и вся, кто ей сопротивляется. Та;кая толпа в экзальтации приносит в жертву всех, кто не раз­ деляет ее рвения, прежде' уничтожив тех, кто до сих пор ее опе­ кал. Была ли эта реакция насилием против себя или других лю­ дей, она всегда происходит от психологической нищеты масс, когда под угрозой либо их любовь, либо идентичность. Только избавление от такой нищеты может остановить жестокость и удержать людей вместе. Надолго ли?

IV

Говорят, что толпы — это женщины. Их объединяют в общем осуждении: одинаковые непостоянство, скачки настроения, пе­ реходы от одной крайности к другой. Действительно, толпы цикличны. Им свойственны чередования радости и грусти. Их настроение меняется так же неожиданно, как и людей. Ленин, например, был очень чуток к колебаниям в общественных на­ строениях масс, он часто об этом говорил96. В дальнейшем мы оставим сомнительную аналогию с причудами женщины, чтобы заменить ее более точной: аналогией с меланхолией и манией.

Отправной точкой, конечно, будет служить разделение на «Я» и сверх-«Я». Обычно сверх-«Я» надзирает, делает внушение. Оно устанавливает дисциплину. Запрещена любая шалость и ограни­ чены инстинктивные наслаждения «Я». Конформизм, предсказуе­ мость, побуждение идентифицировать себя с идеалами коллектива

дают определенное удовлетворение. Однако никто не может долго выносить столько жертв, разделение на «Я» и сверх-«Я» с посто­ янным давлением, оказываемым вторым на первое. Другими сло­ вами, уничтожение эротических склонностей миметическим же­ ланием, обязанность всегда желать того же, что и другие, неиз­ бежно приводят к затруднениям, вплоть до депрессии.

Когда одна из точек насыщения достигнута, стремятся най­ ти выход. Намечается резкая перемена. «Я», которое испыты­ вало ностальгию по единству, стремится к примирению со сверх-«Я». Если эти обе инстанции соединятся, как ребенок, который находит своих родителей после долгой разлуки, они проводят вместе медовый месяц, в течение которого царит ли­ кование. Сверх-«Я» перестает терзать «Я». Оно позволяет ему одновременно любить себя и идентифицироваться непосред­ ственно со всеми другими «Я» толпы, слиться с ними. Это на­ стоящий праздник. Опьяненные таким освобождением, они на­ рушают все запреты, пренебрегая ими, буйствуют, как человек в маниакальном состоянии. Карнавалы, а порой митинги пред­ ставляют собой такие буйства. Присутствуешь при почти пол­ ном разрушении барьеров между людьми, классами, полами. Промискуитет терпим, если не является надлежащим. Мир окрашивается в цвета насилия. Различные модальности любви и агрессии дают себе волю. Предусмотрительные, заботящиеся о благополучии своих членов общества даже создают для этой цели соответствующие промежутки времени — календарные периоды, как, например, Сатурналии у римлян. Распутство и протест, переходящие всякие границы и разбазаривающие доб­ ро, терпеливо собранное, — вот цена, которая платится за ду­ шевное спокойствие каждого. А следующая за всем этим тер­ пимость переходит в рутину и скуку.

Но могут возникнуть и другие проявления, непредусмотрен­ ные календарем. Они развиваются аналогичным образом. Это — бунты, мятежи, грабежи. Карнавальные элементы и элементы агрессивные смешиваются в них во взрывчатую смесь, способ­ ную поднять на воздух любые ограничения и стереть в порошок существующие законы. Многочисленные наблюдатели заметили, что в мае 1968 г. имела место подобная экзальтация толп. Каж­ дый был свободен говорить когда, где и как он хотел. Самые разные общественные группы, обычно игнорировавшие друг дру­ га, встречаясь, узнавали друг друга с глубоким чувством вновь обретенной общности. «Все позволено», «Запрещено запрещать» —

эти лозунги стали жизненными девизами.

На месяц нормальное общество прекратило существование. Другое общество, необычное, воцарилось на его месте. Все каза­ лось неразумным, но не беспричинным.

«Итак, — пишет Фрейд, — поскольку идеал «Я» соответствует сумме всех ограничений, которым индивид должен подчиниться, возвращение от идеала к «Я», его примирение с «Я» для челове­ ка, который таким образом снова обретает удовлетворенность собой, должно быть равносильно чудесному празднику97».

Но, как гласит народная мудрость, все самое лучшее имеет конец. Тонус начинает падать. Разочарование бродит вокруг. Музыка смолкает. Мир возвращается в колею повторения, моно­ тонной рутины. Берет верх идентификация со своей группой, профессией, семьей, классом. Сверх-«Я» отделяется от «Я». QHO восстанавливает свои дистанции и свою оппозицию. Оно снова начинает свою работу крота, подтачивающего удовольствие. Ни­ щета депрессий распространяется, как эпидемия. Ее вирус вгры­ зается в толпу, разгоняет ее, рассеивает.

«На смену экзальтации вскоре приходит депрессия, тем более 'ярко выраженная, чем брлее бурной была коллективная лихо­ радка, и эта депрессия неизбежно приводит к пробуждению ин­ дивидуальных инстинктов самозащиты и самосохранения98».

Все эти так называемые инстинкты поднимают голову и зас­ тавляют индивидов вернуться к порядку повседневности и скуки.

Таким должно было быть объяснение цикла, которому под­ чинены естественные .толпы. Они переходят от дионисийской эк­ зальтации к аполлоническому спокойствию. Цикл повторяется с регулярностью морских приливов и отливов: сияющие дни, зали­ тые солнцем, сменяются пасмурными днями с моросящим дож­ дем, иллюстрирующими возвратно-поступательное движение кол­ лективных настроений. Большим упущением с нашей стороны было бы, увлекшись той мощной аналогией, которую Фрейд про­ вел с манией и меланхолией, не учесть одного элементарного фак­ та. А именно, что временное прекращение действия правил, даже их переворачивание во время праздников, тех дней, когда ниже­ стоящие оскорбляют вышестоящих, когда дети перестают слу­ шаться родителей, а слуги своих хозяев, — весь этот беспорядок управляется порядком. Он следует предписанным правилам, вполне устоявшимся обычаям. Это повторяется с фиксированными интервалами, то есть в соответствии с требованиями сверх-«Я». Никто не сумел бы уклониться от него. Никто не помышляет о

в рабстве. Они называли это магнетизмом, гипнотизмом, вну­ шением... откуда мне знать? Я видел, как они забавлялись этой

страшной силой как неблагоразумные дети. Горе нам! Горе человеку!,99 ».

Что бы он написал, если бы вернулся к нам пятьдесят лет спустя, когда все в нашей цивилизации подтверждает его трево­ ги? Он увидел бы, что в тот момент, когда гипноз начинает при­ носить большие результаты в практике, он становится бесполез­ ным в психологии толп.

II

Родство между состоянием влюбленности и гипнозом бросается в глаза. То же подчинение гипнотизеру-соблазнителю, тот же от­ каз от всякого суждения, та же переоценка со стороны пациента. Пациент исполняет все, что ему приказывают сделать, сохраняя при этом впечатление, что он действует и думает сам, в то время как он подчиняется внушению. Ничего нет более естественного. Он ведет себя как влюбленный, который впитывает в. себя чувства, суждения, приказы любимого человека. Он отказывает­ ся От своих собственных суждений и чувств, чтобы соответство­ вать чувствам и суждениям другого. Ничего удивительного, ес­ ли, кроме того, этот самый индивид находится в состоянии сна, сомнамбулизма. В самом деле, гипнотизер руководит его досту­ пом к реальности и направляет его конкретный опыт. Он ничего не видит, ничего не чувствует. Ничего, кроме того, что идеал «Я», воплощенный в гипнотизере, ему приказывает видеть и чувствовать. Этот иде&л «Я» становится единственным объектом его внимания. Волнующий объект, который просит смотреть ему прямо в глаза.

Взгляд передает власть человека. Слово очаровывает, скры­ вает, лукавит для своей выгоды. Оно — слуга, а не хозяин. Взгляд обращается к личности, здесь и теперь, копается в ее со­ знании. Безмолвно он затрагивает «прежние и привычные чувс-

«облик вождя, самый примитивный, полный угрозы и нестерпи­ мый, как и позднее, смертный, не сможет без опаски переносить облик божества. Моисей принужден был служить посредником между своим народом и Иеговой, так как его народ не мог выно­ сить вида Бога; и когда он спускается с Синая, его лицо озаряет­ ся сиянием, потому что, как у посредников первобытных людей, какая-та часть Мала (л&т.) остается на нем101 .

Можно также индуцировать гипноз, прося испытуемого за­ фиксировать взгляд на блестящей точке или заставляя его слу­ шать монотонный звук. Этот метод рассеивает сознательное вни­ мание, отвлекает его от разнообразия внешнего мира и намере­ ний гипнотизера. Он перемещает все мысли и эмоции на него, как ранее на родителей.

«И м енно т ак эт ими приемами гипнотизер пробуж дает у субъект а часть его архаического наследия, кот орое уж е проявилось в его от ­ нош ении к родит елям и особенно в предст авлении об от це: пред­ ставлении о личности всем огущ ей и опасной, с которой можно было

общ ат ься пассивно или м азохист ски, перед кот орой нуж но было

полност ью от казат ься от своей собст венной воли и чей взгляд невозмож но было встрет ит ь, не проявив непростительной от ваги ».

Перед столькими объединенными силами, силой любовных чувств и идентификации с гипнотизером и пробуждающимся представлением об отце, «Я» отступает. Все-таки оно не прекра­ щает сопротивления и остается зрителем игры, в которой занято. Следовательно, оно стремится достигнуть одобрения сверх-«Я», разделяя его желания и восприятия. Насколько исключено любое действительное сексуальное отношение, настолько стремление к идеализации врача и к пассивному подчинению ему обостряется:

« Г и п н от и ч еск а я за ви си м ост ь, — заключает Фрейд, — сост оит

Подобная зависимость аналогична медицинской, педагоги­ ческой, религиозной и, конечно, политической зависимости. Эта обольщающая связь описана и Ле Боном. Теперь мы понимаем ее причины и знаем, что делает ее эффективной. Если аналогия верна, можно предположить, что во всех этих случаях предводи­ телю запрещено вступать в сексуальные отношения со своими последователями, с людьми, на которых он хочет влиять104.

Если предположить, что он поддерживает подобные отношения или допускает их возможность, то его влияние уменьшится и престиж упадет. Это рассуждение подходит для учителей, свя­ щенников, врачей и, очевидно, для политических вождей. Такова цена, которую они платят, когда используют свое превосходство, чтобы преобразовать любовное восхищение в эротическое завоева­ ние. Истинный смысл пословицы «Никто не'может быть героем

для своего слуги», возможно, заключается в следующем: никто не может быть ни идеалом, ни руководителем для своего любовника.

III

Фрейд не прекращает накапливать аргументы, и хотя он уже приближается к концу своего предприятия и к концу своей жиз­ ни, серьезнейшим образом продолжает объяснять, что он все бо­ лее и более убеждается в том, что никогда, увы, не удастся рас­ крыть тайну гипноза. Он прав, когда видит в предшествующих гипотезах самое большее второй план науки, который лишь по­ зволяет осмыслить явления гипноза менее мистическим образом. Гипноз лежит в основе любого воздействия человека на челове­ ка, будь то в психиатрии или в политике. И он приносит боль­ шую пользу, но при условии не применять его в корыстных Делях. С психологической точки зрения гипноз, оставляя в стороне вопрос количества, идентичен толпе.

Можно сказать, что он представляет собой отдельный фраг­ мент, поведение каждого индивида, составляющего толпу по от­ ношению к вождю:

«Гипноз по праву может выт ь обозначен как масса вдвоем ; вн уш е­ ние мож но было бы определить как убеж дение, но лишь основанное не на восприятии, не на ум ст венной работ е, а на эротической связи105».

Теперь вообразим десять, сто, тысячу фрагментов одного по­ рядка, очень большое число связей, похожих на спицы одного колеса, которые соединяют с одной ступицей каждую точку обо­ да. Таким образом, ситуация вдвоем множится с приходом в массу нового пополнения. Центральная фигура остается той же. Зато отношения между периферическими фигурами, между точ­ ками, к которым примыкают спицы социального колеса, меня­ ются. Если мы перейдем от индивидуального гипноза к гипнозу коллективному, получим образ толпы, имеющей центральной фигурой вождя, который занимает позицию, идентичную пози­ ции гипнотизера по отношению к своим пациентам.

гос п о д ст вую щ его предводит еля, либо целая груп п а п одвергает ся вн уш ен и ю с его ст ороны 106 ».