conflictsxxi-2015

пропагандистскую кампанию, создавая видеоролики и распространяя их через Youtube и социальные сети; вербовали западных рекрутов, угрожая странам их происхождения1. (Аналогия с Россией и Украиной здесь выглядит просто чудовищной.)

С 2014 г. джихадисты как на Ближнем Востоке, так и в других регионах стали активнее использовать детей в совершении терактов и показательных казней. В Нигерии в июле 2014 г. была задержана 10-летняя девочка, на которой был «пояс шахида»2, в начале 2015 г. девочка-смертница такого же возраста подорвала себя на рынке, убив 15 человек3. В Сирии мальчик-казах примерно такого же возраста перед камерой выстрелил в упор в затылок двум боевикам – уроженцам Казахстана, обвиненным в том, что они якобы были внедрены в ряды исламистов ФСБ4. Кстати, новой тенденцией в последнее время явился рост числа казахов среди боевиков, воюющих в рядах ИГ, что свидетельствует о расширении базы их поддержки за пределами Сирии и Ирака.

* * *

Подводя итоги сказанному, следует отметить, что уровень насилия во внутреннем конфликте, степень радикализации и потенциал исламистского движения выше в тех ближневосточных и средневосточных обществах, которые можно отнести к глубоко разделенным и которые стали объектом силового внешнего вмешательства. Этими двумя факторами далеко не исчерпывается инвентарий причин, объясняющий резкое обострение конфликтности в регионе, особенно с началом так называемого Арабского пробуждения, или Арабской весны. Тем не менее, они явно оказали обостряющее воздействие на конфликтную ситуацию в Ираке, Сирии, Ливии, Афганистане. В Тунисе, где внешнего вмешательства

1Ibid.

2В Нигерии арестована 10-летняя девочка-смертница // Новая политика,

31.07.2014. URL: http://www.novopol.ru/-v-nigerii-arestovana-letnyaya-devochka- smertnitsa-text167317.html.

310-летняя смертница взорвала 10 человек в Нигерии // Day.Az, 10.01.2015. URL: http://news.day.az/world/547773.html.

4По сообщениям информационных агентств, см., например, «Эхо Кавказа» от

18января 2015 г.: http://www.ekhokavkaza.com/content/article/26798257.html.

51

не было, равно как и нет разделенности, удалось добиться стабилизации ситуации, а исламисты приняли результаты выборов, на которых им не удалось победить, и отдали власть. В Египте исламисты были отстранены от власти военными, которых поддержало большинство населения.

Представляется, что существует не два (см. начало этой главы), а три пути разрешения насильственного конфликта в глубоко разделенных обществах. Первый из них – дезинтеграционистский, предполагающий перекройку межгосударственных границ, сецессию, создание новых государств. Второй – интеграционистский, основанный на сближении групп с помощью институтов. Третий – консоционалистский, базирующийся на пропорциональном или равном участии сегментов во власти (power sharing), на федерализме и территориальной автономии. Авторы, пишущие о ТГРО, отмечают при этом важную роль внешних посредников в урегулировании конфликтов в этих обществах, а также изменений, произошедших в последнее время в соответствующих международных нормах. Это, в частности, «ослабление нормы невмешательства и большая терпимость в отношении сецессии, приведшая к значительному росту числа государств в мире»1.

Пост-саддамовский Ирак избрал третий путь, добившись на нем некоторых успехов (курдская автономия), но не сумев все же преодолеть разделенность, порождающую насильственный конфликт. Как будет решаться конфликт в Сирии, покажет время.

1 Guelke. Op. cit. P. 12.

Глава 2

КОНФЛИКТНОСТЬ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ В КОНТЕКСТЕ ТРАНСФОРМИРУЮЩЕЙСЯ МЕЖДУНАРОДНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СРЕДЫ

XXI век оказался более непостоянным и менее предсказуемым по сравнению с 1990-ми годами: тогда казалось, что установившийся между великими державами мир приведет к гармонизации международных отношений, создаст климат доверия между государствами всего мира. Маловероятной представлялась также вероятность крупномасштабных войн с вовлечением в них великих держав, несмотря даже на то, что локальных конфликтов и в 1990-е годы не удалось избежать.

Ныне мы наблюдаем, как рушится вместе с системой сдержек и противовесов глобальная архитектура международной безопасности, и пока никто из участников процесса не демонстрирует достаточной политической воли к созданию нового предсказуемого и эффективного мирового порядка. Вновь вспыхнувшее между великими державами глобальное соперничество – с вовлечением в него все большего числа участников из различных стран и регионов мира – подрывает сложившуюся систему международной безопасности, угрожает миру, усложняет взаимодействие в решении общих для государств проблем, что порождает в мире разочарование1. Однако же предпосылки к такому непростому состоянию сего-

1 Видный государственный и политический деятель Малайзии Махатхир бин Мохамад в беседе с В. В. Наумкиным заметил: «Когда холодная война закончилась, мы ожидали, что победитель установит такой мировой порядок, который будет основываться на принципе мира, безопасности и демократических формах правления. К сожалению, обнаружилось, что победитель все равно нуждается в противнике, ему нужен враг для того, чтобы поддерживать свой военный потенциал, так как существует опасение, что кто-то другой может занять место противоборствующей стороны в рамках нового витка холодной войны». См.: «В исламе не существует понятия секуляризации» // Россия в глобальной политике, 29.06.2013. URL: http://www.globalaffairs.ru/number/V-islame-ne-suschestvuet-ponyatiya- sekulyarizatcii---16043Махатхир бин Мохамад, Виталий Наумкин.

53

дняшней международно-политической среды заложены были в предшествующий исторический период.

От однополярной системы к формированию полицентричного мира

Пришествие в конце 1980-х годов на смену холодной войне с ее биполярной структурой международных отношений «нового мирового порядка»1 ознаменовалось в конечном итоге повышением глобальной значимости США, которые стали претендовать на роль единственного мирового политического полюса. Эти притязания на одностороннее доминирование в военных, экономических, политических сферах возросли с прекращением существования 31 декабря 1991 г. СССР и завершением распада социалистического лагеря, в результате чего США освободились от стратегического противовеса, обретя, без оглядки на мощного конкурента, новые возможности для достижения своих целей на мировой арене. В известной мере такой курс отвечал исторически сложившемуся мессианскому настрою внешней политики США. Как отмечает американский политолог Барри Поузен, многие представители политической элиты США уверены –– «их стране необходимо поддерживать убедительное превосходство в мировом раскладе сил, укреплять экономическое лидерство, расширять сообщество рыночных демократий и сохранять гипертрофированное влияние в международных организациях»2.

1Симптоматично, что презентовал его Дж. Буш-старший 16 января 1991 г. – в день начавшегося вторжения сил международной коалиции во главе с США в Ирак. Именно это событие как нельзя лучше и красноречивее говорило о сути наступившего состояния мировой политики, нежели велеречивые рассуждения американского президента о «завершении продолжительной эры конфликтов и холодной войны», о наступлении мира, где «верховенство закона, а не закон джунглей, управляет поведением государств». См. George Bush: “Address Before a Joint Session of the Congress on the State of the Union”, January 29, 1991. Online by Gerhard Peters and John T. Woolley // The American Presidency Project. URL: http://www.presidency.ucsb.edu/ws/?pid=19253.

2Поузен Б. Умерить пыл. Доводы в пользу менее активной внешней политики //

Россия в глобальной политике, 2013, № 1, январь-февраль.

54

Поскольку, в отличие от прекратившего 1 июля 1991 г. свое существование Варшавского договора, военный блок НАТО не был распущен, продолжив принимать участие в большинстве крупных вооруженных конфликтов в мире, США успешно использовали свои и натовские интегрированные потенциалы для реализации собственных глобальных устремлений. Такой американоцентристский (или унилатералистский – от англ. unilateral) миропорядок постепенно модифицировался в XXI в. в сторону того же доминирования США, но только на основе партнерства с другими международными субъектами – НАТО в первую очередь.

Наделив себя правом реагирования на конфликты за пределами зоны своей традиционной ответственности, тандем США–НАТО присвоил себе функции мирового арбитра, фактически вытеснив ООН и другие международные институты безопасности на обочину мирового политического процесса, тем более что внешнеполитическая доктрина, выдвинутая после 11 сентября 2001 г. радикальными республиканцами в администрации Дж. Буша-мл., нацеливала США на глобальную «войну с террором». В ее рамках предлагалось вести вооруженную борьбу с международной террористической сетью «Аль-Каиды» и поддерживавшими ее, как утверждалось в Вашингтоне, «странами-изгоями» – Ираком, Ираном, КНДР1. Из этих трех стран «слабым звеном» был признан Ирак. Эта ближневосточная страна, оккупированная с 2003 по 2011 г. «ответственными международными силами», и стала своеобразной лабораторией для взращивания лояльного (читай: прозападного) режима – практически по той же модели, по какой в 1940-е годы происходило в условиях иностранной оккупации «демократическое созидание» Японии и Германии (ФРГ – с 23.05.1949 по 03.10.1990).

После прихода в американский Белый дом в 2008 г. администрации Барака Обамы конфликтная политика США была модифицирована (в особенности применительно к региональным конфликтам в Афганистане и Ираке) в сторону стратегии «ответственного завершения войны», что подразумевало отказ от исключительной

1 Сушенцев А. А. Малые войны США. Политическая стратегия США в конфликтах в Афганистане и Ираке в 2000-2010-х годах. М.: Агент-Пресс, 2014. С. 162.

55

опоры на военную силу и методов оперативного контроля извне. Изменилась в США и политическая риторика: теперь вместо задач «построения демократии» на передний план внешней политики (особенно в странах мусульманского Востока) была выдвинута проблема «стратегического партнерства». Идея построения однополярного мира активно не акцентировалась, однако же мысль о сохранении доминирования США в мировых делах не была сдана в архив, и именно об этом заявил 28 мая 2014 г. Обама в своей известной речи перед выпускниками академии Вест-Пойнт, где американский президент обосновал главные параметры американского лидерства в мире (военная сила, контртеррористическая стратегия, усиление международного порядка и принуждение к нему с помощью институтов НАТО и ООН, поддержка по всему миру демократии и прав человека) и объявил Соединенные Штаты «глобальным лидером», государством, которое «должно лидировать на мировой арене»1.

В 2014 г. в связи с кризисом на Украине идея американского мирового лидерства вновь была востребована в США как актуальная многими ведущими политиками и военными. По их мнению, полноценному утверждению статуса США как победителя в «холодной войне» помешали последовавшие после развала СССР «отступления» – «новая разрядка» 1990-х годов или же объявленная во время первого срока пребывания Обамы в Белом доме «перегрузка/перезагрузка» отношений с Россией. Как подчеркивает один из наиболее известных современных американских политологовмеждународников Уолтер Рассел Мид, «со времени окончания холодной войны важнейшей целью внешней политики США и ЕС стало смещение вопросов международных отношений с позиции нулевой суммы (zero-sum) к принципу двойной выгоды (win-win)»2.

1“America Must Always Lead”: President Obama Addresses West Point Graduates. May 28, 2014. URL: http://www.whitehouse.gov/blog/2014/05/28/america-must- always-lead-president-obama-addresses-west-point-graduates.

2Mead W. R. The Return of Geopolitics. The Revenge of the Revisionist Powers // Foreign Affairs, 2014, May-June issue. URL: http://www.foreignaffairs.com/articles/141211/walter-russell-mead/the-return-of- geopolitics.

56

То есть речь идет о попытке США сформировать такую модель международных отношений, когда победителю (в холодной войне) достается все, в то время как «проигравшая сторона» (в данном случае новая Россия) должна смиренно встраиваться в очерченные этим победителем (США) правила игры. А кто не соответствует, как считают в Вашингтоне, такой политике и в целом сверхглобализации (та же Россия, Иран, самопровозглашенные территориальные образования на Ближнем Востоке или в бывшем СССР), должны подвергнуться международной изоляции, санкциям, всеобщему остракизму и т. п. В рамках подобного подхода увлекшийся антироссийской риторикой американский президент договаривается до того1, что ставит знак равенства между Россией, являющейся крупнейшей евразийской державой, обладающей ядерным оружием и входящей в число ведущих игроков мировой политики (о чем даже говорит занимаемое Россией место одного из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН), и «Исламским государством» –

– образованием, никем в мире не признанным, раздувшимся от «самопиара» и террористическим по своему содержанию, целям и действиям.

На фоне происходящих изменений в международных отношениях претерпевает трансформацию и арсенал средств, формально направляемых на умиротворение конфликтных ситуаций, а на практике приводящих к их разжиганию. Военная сила все чаще подменяет политические и дипломатические способы ведения международных дел, и она в 1990–2000-е гг. выступает в разных обличиях: «гуманитарная интервенция», «вооруженное вмешательство с целью защиты прав человека», «право демократической интервенции», «комплекс продвижения демократии» (Democracy promotion complex) и др.

Эти различающиеся по названию, но по факту силовые акции подразумевают нередко ведение боевых действий вооруженными контингентами «ответственных мировых сил» (как правило, либо американских, либо натовских, а чаще и тех и других) на территории суверенных государств без согласия на то правительств этих

1 См.: Remarks by Barack Obama at the 68th UN General Assembly. URL: http://www.voltairenet.org/article180368.html.

57

государств и без санкций ООН (Ирак, 2003–2011 гг.; Ливия, 2011 г.; Сирия, с 2011 г.). Такого рода силовые акции обосновываются необходимостью быстрой и безотлагательной защиты населения в странах, где обострились межэтнические, межконфессиональные, социальные противоречия, растет конфликтный потенциал, имеют место масштабные и систематические нарушения прав человека. Но в практике XXI в., как, впрочем, и в предшествующие десятилетия, иностранное (американо/натовское) вмешательство в ближневосточные и иные конфликты подчинено не столько задачам защиты населения от этнических чисток, проявлений религиозного экстремизма, сколько идее «смены режима», как правило, чем-то не устраивающего глобальных игроков.

Отсюда – предшествующие международному вмешательству обвинения стран, где идут внутренние конфликты (гражданские войны), в том, что они представляют угрозу миру, прочерчивание разного рода виртуальных «осей зла», составление политически ангажированными экспертами регулярно обновляемых списков «проблемных» (хрупких, уязвимых, «несостоявшихся») государств1. В настоящее время в этой возведенной западными странами фантомной конструкции постоянную «прописку», наряду с КНДР, Кубой, а с 2014 г. и Россией (за Крым и Донбасс), имеют два ближневосточных государства – Иран и Сирия. Последняя, заметим, при активном американо-европейском участии планомерно уничтожается как государство и все больше превращается в «дикое поле», что уже фактически произошло с Ираком и Ливией, с которых, тем не менее, сняли ярлык принадлежности к «оси зла».

В наши дни Западу в целом удается эффективно влиять на позицию ООН и нейтрализовывать там по многим вопросам усилия своих оппонентов, даже в тех случаях, когда инициатива исходит от постоянных членов Совета Безопасности – России или Китая. Ситуация несколько изменилась в 2012–2014 гг. в связи с обсуждением в СБ ООН сирийской проблемы, по которой РФ и КНР удавалось блокировать многие предложенные США/ЕС и их союзниками антиасадовские резолюции, которые должны были легитимиро-

1 См., например: Failed states. An annual special report by FP and the Fund for Peace // Foreign Policy, 22 August 2013.

58

вать вооруженное насилие в Сирии с целью смены там режима. Но в том-то и дело, что в самой ООН, создававшейся не для формирования нового мироустройства, а с целью поддержания устойчивости возникшего после Второй мировой войны международного порядка и установления законности среди государств, заложены глубокие внутренние противоречия. Так, в Уставе этой международной организации подчеркивается как незыблемость государственного суверенитета, так, одновременно, допускается и возможность установления порядка силой. Право вето служит инструментом, ограничивающим зону ответственности ООН, но таким образом, чтобы данная организация не могла посягнуть на интересы великих держав. При этом следует отметить, что ООН, которая прошла через определенные стадии развития, попыталась включением в свой Устав концепции коллективной безопасности укрепить статус-кво за счет международного сообщества, чтобы последнее само выступало в качестве уравновешивающего фактора в системе равновесия сил.

Другое дело, что ООН уже давно не располагает достаточными политико-организационными, военными и финансовыми средствами для реализации многих положений собственного Устава и особенно для проведения самостоятельных миротворческих акций. Отмечая неспособность Совета Безопасности прибегнуть к решительным действиям в ряде конфликтных зон (в Руанде, на Балканах и т. п.), где имели место этнические чистки, Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан в «Докладе тысячелетия» 2000 г. оправдал возможность «гуманитарного вмешательства» в случае массовых нарушений прав человека. В развитие этой идеи официально учрежденная в ООН в сентябре 2000 г. «Международная комиссия по вмешательству и государственному суверенитету» представила 14 августа 2002 г. на 57-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН доклад «Ответственность по защите» (The responsibility to protect). В нем указывалось, что суверенитет не только предоставляет государствам право «контролировать» свои внутренние дела, но также налагает непосредственную ответственность по защите людей, проживающих в пределах границ этих государств. В докладе предлагалось, что, когда государство не способно защитить людей – будь то из-за отсутствия возможностей, либо воли – ответствен-

59

ность переходит к широкому международному сообществу1. На практике, однако, эту «ответственность» в обход ООН и без учета мнения «международного сообщества» стали «взваливать» на себя США/НАТО, их союзники и сателлиты. «Гуманитарные интервенции» в Ираке, Ливии, неудавшаяся попытка «продавить» такое же вооруженное вторжение в Сирию и Иран красноречиво свидетельствуют о возобладании в международных делах «высокомерия силы»2. Мир, однако, не стал от этого более предсказуемым и стабильным, а новый миропорядок выглядит все больше как «мировой беспорядок».

Между тем здание однополярного мира не столь монолитно, и сама эта конструкция подтачивается развитием параллельной тенденции – формированием полицентричного мира, который характеризуется усилением взаимозависимости стран друг от друга, усложнением механизмов и институтов системы международных отношений3.

На международную арену с разной степенью решительности выходят десятки растущих государств, осуществляющих свою внешнюю политику на основе потенциала и мощи, которая может быть военной, экономической, дипломатической или культурной. В качестве факторов мирополитического процесса все чаще выступают транснациональные корпорации, различные неправительственные и надгосударственные объединения. Они в условиях глобализации активнее замещают традиционные международные структуры и государства-нации. В процессе перебалансировки международных отношений – как между традиционными участниками, государствами и межгосударственными структурами, так и относи-

1 ООН, Генеральная Ассамблея, 14.08.2002, Пятьдесят седьмая сессия. Документ А/57/33. ООН. [Официальный сайт]. URL: http://daccess-dds- ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N02/525/72/IMG/N0252572.pdf?OpenElement.

2Выражение принадлежит американскому политику Джеймсу Фулбрайту, резко раскритиковавшему в своей широко известной книге (Fulbright J. W. The Arrogance of Power. New York: Random House, 1966) военную интервенцию США в Индокитае.

3См. подробнее: Россия в полицентричном мире. М.: «Весь мир», 2011; Азия и Африка в современной мировой политике. М.: ИМЭМО РАН, 2012; Глобальная перестройка. М.: «Весь мир», 2014.

60