conflictsxxi-2015

жданской войной Сирии, станет понятна новая расстановка сил на Ближнем Востоке, где с 2011 г. стремительно набирали вес Саудовская Аравия, Катар и Турция, при том что между Эр-Риядом, с одной стороны, и Дохой и Стамбулом – с другой, имелись серьезные разногласия по ряду региональных вопросов.

После того, как началось вооруженное противостояние в Сирии, которое могло бы привести к снижению влияния в арабском мире Ирана – главного спонсора палестинских исламистов, ХАМАС пришлось предпринять конкретные шаги, чтобы подтвердить свою солидарность с исламистами всего Арабского Востока и позаботиться о будущем палестинского движения в новых региональных условиях. Когда в ноябре 2011 г. Лига арабских государств временно исключила Сирию из своих рядов, встал вопрос о переносе штаб-квартиры ХАМАС из Дамаска. Медлить было рискованно, так как, оставаясь в республике, ХАМАС столкнулся бы с критикой со стороны монархий Персидского залива и «Братьевмусульман» в Египте. Высокопоставленные хамасовцы начали покидать Сирию. Машаль, перебравшийся в Катар еще до принятия резолюции ЛАГ, заявил, что остается в эмирате.

Таким образом, спустя 11 месяцев после начала сирийского противостояния хамасовские лидеры, ранее старавшиеся не вмешиваться в события и лишь критиковавшие Дамаск, прекратили отношения с режимом президента Башара Асада, с которым ранее тесно сотрудничали на протяжении более десяти лет. Видный хамасовский функционер из сектора Газа Салах Бардавиль сказал в интервью британской газете The Guardian, что если произойдет вооруженный конфликт между Израилем и Ираном, «ХАМАС не примет участия в такой войне». Он пояснил, что движение никогда не было участником какого-либо альянса в регионе, и оно боролось за свои интересы. Что касается Ирана, то это – шиитская страна, в то время как палестинцы – сунниты1.

Таким образом, «палестинская весна» заставила руководство исламистов поменять внешнеполитический курс. Они отказались от сотрудничества с осью Дамаск–Тегеран, предпочтя солидаризи-

1 Sherwood H. Hamas rules out military support for Iran in any war with Israel // The Guardian, 06.03.2012.

211

роваться с суннитско-арабским миром. При этом ХАМАС постаралось резко не порывать с Ираном, а лишь дистанцироваться от него на случай, если в будущем движению вновь понадобится финансовая и военно-техническая помощь со стороны Исламской республики, которую не могут оказать аравийские монархии, так как это поставит под угрозу их отношения с США.

С приходом представителя «Братьев-мусульман» Мухаммада Мурси (июнь 2012 – июль 2013 г.) на президентский пост в Египте сближение между ХАМАС и суннитскими государствами ускорилось. В ноябре 2012 г. Мурси сыграл значимую роль в прекращении восьмидневного палестино-израильского конфликта в секторе Газа (операция ЦАХАЛ «Облачный столп»), вызванного обстрелами израильской территории со стороны палестинского «Исламского джихада», сохранившего лояльность Ирану. Однако после возвращения к власти в Египте военных в результате свержения в июле 2013 г. Мурси ХАМАС попал в сложное положение. В марте 2014 г. движение ХАМАС, как союзник запрещенных военными египетских «Братьев-мусульман», было объявлено вне закона. Предвидя трудности в отношениях с Каиром и стоящей за его спиной Саудовской Аравией, для которых «Братья-мусульмане» являются общим врагом, ХАМАС еще зимой 2013–2014 гг. начал восстанавливать отношения с Ираном. Таким образом, будущее «внешнего» руководства ХАМАС, пытающегося сотрудничать и с Катаром, и с Ираном, остается сложным.

Шанс на улучшение своего положения ХАМАС получило весной 2014 г. Власти ПНА и руководство Израиля, которые с 29 июля 2013 г. при посредничестве США впервые с 2010 г. возобновили переговоры, не смогли достичь соглашения по окончательному статусу палестинских территорий к концу обозначенного в начале переговоров девятимесячного срока. Позиции сторон остались принципиально несовместимыми. После этого Аббас вновь реанимировал идею создания правительства национального единства с ХАМАС. Соответствующая договоренность была заключена 23 апреля 2014 г., после чего Израиль отказался продолжать диалог с палестинской стороной. 2 июля палестинцы сформировали правительство национального единства из беспартийных министров-

212

технократов во главе с Рами Хамдаллой, которое было приведено к присяге президентом Аббасом и даже начало работать.

Восстановление палестинского единства шло на фоне усиления напряженности на границе Израиля и сектора Газа. В ответ на привлечение ХАМАС к управлению ПНА израильская сторона усилила давление на анклав. Рыболовная зона у берегов сектора была уменьшена с шести до трех миль, израильские власти объявили о строительстве 3.3 тыс. зданий в еврейских поселениях на оккупированных территориях. Кроме того, Тель-Авив жестко отреагировал на похищение и убийство трех израильских юношей, при том что доказательств причастности руководства ХАМАС к этому преступлению не было. В ответ были арестованы около 500 палестинцев. Кроме того, первые ракетные обстрелы израильской территории со стороны сектора Газа были устроены не ХАМАС, а другими исламистскими группировками1.

Можно предположить, что последовавшая военная операция «Несокрушимая скала» (7 июля – 26 августа 2014 г.) была необходима правительству Нетаньяху, чтобы нанести серьезный ущерб ХАМАС, укрепившему за последние годы в количественном и качественном отношении свой военный потенциал (об этом свидетельствовало применение ракет повышенной дальности, поставивших под угрозу работу аэропорта Бен-Гурион в Тель-Авиве), нанести удар по ячейкам ХАМАС на Западном берегу и ослабить политические позиции исламистов, чтобы они, пойдя на примирение с ФАТХ, оказались на положении слабого и младшего партнера в палестинской коалиции.

Для ХАМАС участие в конфликте тоже имело свой резон, так как после прихода к власти в Египте президента Абдель Фаттаха ас-Сисси египетская армия занялась уничтожением подземных тоннелей на границе с сектором Газа, и изоляция анклава усилилась. По итогам вооруженного противостояния с Израилем исламисты надеялись добиться облегчения блокады. Их требования были поддержаны Турцией и Катаром и включали такие меры, как

1 Judis J. B. Who bears more responsibility for the war in Gaza? // The New Republic, 25.07.2014.

213

строительство порта и аэропорта в Газе и освобождение палестинских заключенных.

Конфликт в Газе имел интересный региональный контекст. Основным посредником на непрямых переговорах между ХАМАС и Израилем о заключении перемирия выступил Египет, который при поддержке Саудовской Аравии одержал победу в региональном противостоянии с Турцией и Катаром. Условиями перемирия ХАМАС с Израилем стало открытие КПП на египетско-палестин- ской границе, контроль над которым будет в руках египтян, расширение зоны рыболовства у палестинских берегов и расширение буферной зоны между Израилем и сектором Газа.

Итоги и перспективы

Протекающие в зоне палестино-израильского конфликта процессы демонстрируют, во-первых, увеличение роли исламского фактора в противостоянии двух сторон, что является одним из проявлений трансформации политической жизни автономии; вовторых, сами исламисты, не меняя идеологии, под влиянием внешних условий вынуждены корректировать свой политический курс.

Так, умеренные участники движения выдвинули предложение о создании сосуществующего с Израилем в рамках длительного режима перемирия палестинского государства во временных границах 1967 г. После захвата власти в секторе Газа исламисты – и ранее позиционировавшие себя не только как военизированная организация, но и как политическая сила, как социальное движение – вынуждены были заняться государственным строительством. Изменившийся статус наложил на ХАМАС новые обязательства и способствовал росту прагматизма в руководстве движения. Однако не стоит преувеличивать значение такого умеренного тренда. Политика ХАМАС очень противоречива, и в этой связи можно отчасти согласиться с израильским военным экспертом М. Герцогом, что ХАМАС, «... будучи исламистско-джихадистским движением, разрывается между своей идеологией и ответственностью за управление Газой»1.

1 Herzog M. The Hamas conundrum // Foreign Affairs, 08.02.2010.

214

Влияние фактора ХАМАС на палестино-израильский мирный процесс в 2007–2014 гг. было значительным, но не решающим. Распад автономии и блокада Газы, периодические вооруженные конфликты исламистов с Израилем создали негативный фон для переговоров между Рамаллой и Тель-Авивом, способствовали росту антиизраильских настроений, связав руки президенту ПНА. Но в конечном итоге главными причинами неудачи переговорного процесса остаются: несовместимость позиций сторон по ключевым вопросам (границы палестинского государства и контроль над ними, будущее Восточного Иерусалима, судьба еврейских поселений на Западном берегу); непоследовательность и склонность к односторонним действиям израильского и палестинского правительств; недостаточно энергичные посреднические усилия международного сообщества, так как вместо трехсторонних переговоров (США– Израиль–Палестина) необходим новый формат – с активизацией роли «квартета» и привлечением к мирному процессу других региональных и внерегиональных посредников.

Радикальный тренд выразился как в консолидации в рядах ХАМАС непримиримых противников худны с Израилем и диалога с «квартетом», так и в появлении в Палестине салафитскоджихадистских, идеологически связанных с «Аль-Каидой» и си- рийско-иракским «Исламским государством» мелких группировок, бросивших вызов ФАТХ, ХАМАС, Израилю и Западу. Распространение на территории охваченной гражданской войной Сирии радикальных исламистских группировок, создание «Исламского государства», в поддержку которого выступили некоторые палестинцы (а из Газы в Ирак направились боевики-джихадисты), свидетельствуют о попытке универсализации и интернационализации конфликта, расширении числа косвенно вовлеченных в него негосударственных акторов.

В Израиле, где после Арабского пробуждения происходящее в регионе многими воспринимается как арабский мусульманский хаос и угроза безопасности, преобладает скептическое отношение к ХАМАС. Но, по сути, израильские власти устраивает сложившаяся в последние семь лет ситуация. ХАМАС, несмотря на выпады со стороны Нетаньяху, который приравнял его к «Исламскому государству», оценивается как прагматичное, предсказуемое движение,

215

взявшее на себя труд управления проблемным сектором Газа, противостоящее салафитско-джихадистской угрозе и ослабляющее ФАТХ, с которым нынешние израильские власти не собираются договариваться о мире. Успешный опыт применения противоракетной системы «Железный купол» также укрепил уверенность израильского руководства в военном превосходстве над ХАМАС. Не случайно командующий южным военным округом армии Израиля Сами Турджеман в сентябре 2013 г. заявил, что не видит альтернативы движению ХАМАС в секторе Газа. «Мы хотим, чтобы в секторе Газа было тихо и безопасно. Движение ХАМАС, которое в данный момент управляет этой территорией, имеет соответствующие средства и знает, как этого достичь», – пояснил израильский генерал1. Такое отношение к ХАМАС не исключает повторения масштабных операций, подобных «Литому свинцу» и «Несокрушимой скале», способных ослабить военный потенциал организации.

Однако наибольший риск исходит не от локальных конфликтов или активности салафитско-джихадистских группировок. Некоторые сложности могут возникнуть на Западном берегу, где перед элитой ООП и ПНА неминуемо встанет вопрос о том, кто станет преемником Аббаса. Есть угроза того, что борьба за власть ослабит автономию. Наконец, в зоне палестино-израильского противостояния всегда сохраняется возможность повторения интифады, так как ход событий определяют не только политики, но и население оккупированных территорий, чье эмоциональное напряжение, разочарование и обида могут вылиться в очередное стихийное восстание против Израиля.

1 Командующий ЮВО армии Израиля: Я не вижу альтернативы движению ХАМАС в секторе Газа // Независимая газета, 26.09.2013.

Глава 8

«СЕЙСМОГРАФИЯ» ЛИВАНСКОГО СИСТЕМНОГО КРИЗИСА

Своеобразие общественно-политического процесса, наблюдаемого на протяжении последних десятилетий в Ливане, заставляет сделать предположение о некоем особом пути его развития, отличного от других стран Арабского Машрика. Одним из очевидных проявлений этих особенностей стала невовлеченность Ливана в «волны турбулентности», накатывавшие на некоторые арабские страны, начиная с 2011 г. И это при наличии в самом Ливане мощных конфликтогенных факторов, которые в условиях политической нестабильности могли бы, без сомнения, стать причиной обострения внутренней ситуации или даже ее взрыва.

Ливанская «перманентная конфликтность»

Применять методологию анализа конфликтов к ливанским со- циально-политическим проблемам можно только с учетом того, в какой мере мы признаем совокупность этих проблем собственно конфликтом. Если мы определяем конфликт в целом как взаимное противодействие и острое проявление противоречий субъектов, то ливанские реалии укладываются в несколько конфликтов в соответствии с их субъектами и факторами. Во всяком случае, налицо динамический процесс, демонстрирующий относительную самостоятельность от общерегионального в смысле внутренних механизмов, но неизбежно связанный с ним в силу близости территорий, политических отношений, культурно-языковых традиций населения и, конечно, общих угроз и вызовов сегодняшнего дня.

Но вне зависимости от того, насколько ситуация в Ливане последних полутора десятилетий подпадает под определение конфликта (или нескольких последовательных, а возможно, и накладывавшихся друг на друга конфликтов), она все же демонстрирует

217

затяжной системный кризис власти. Представляется, что анализ этого генерального кризиса является корневым по отношению к оценкам отдельных конфликтов, которые в данном случае выступают как проявления и следствия системного кризиса. Таким образом, анализ череды внутренних потрясений, внешних политических столкновений, а также вооруженных конфликтов на территории Ливана может представлять собой некую «сейсмографию1 зоны» с уникальным внутренним устройством, совершенно особым положением среди стран региона и нарастающим конфликтным потенциалом ввиду нерешенности базовых социально-экономических и внутриполитических проблем.

Признаки текущего кризиса власти в Ливане в его «манифестной фазе» очевидны:

–парламент страны не переизбирался с 2009 г., и полномочия депутатов продлеваются ввиду невозможности соблюдения предусмотренных выборных процедур (парламентский кризис);

–сам избирательный закон, который, по согласному решению депутатов, должен был быть выработан и принят еще в 2013 г., не готов (кризис избирательного законодательства);

–президентские выборы в Совете депутатов бойкотируются по причине несогласованности позиций основных политических сил (кризис президентской власти);

–новый премьер-министр на протяжении многих месяцев не мог приступить к своим обязанностям, которые продолжал выполнять прежний глава правительства, возглавлявший старый кабинет министров (правительственный кризис).

То, что этот кризис является системным, обнаруживается при анализе его «латентной фазы», которую можно проследить, повидимому, с начала 90-х гг. ХХ в. Острые внутриливанские проблемы, приведшие к гражданскому противостоянию 1975–1990 гг.

1 Этот термин, как кажется, хорошо подходит для образной передачи смысла фиксации и анализа видимых явлений – подвижек в социальных отношениях в Ливане, текущих сдвигов в структуре ливанского общества, в его демографических, экономических показателях, новых политических трендов, локальных столкновений и вооруженных конфликтов с участием внешних сил вплоть до интервенции. Явлений, в основе которых лежат глубинные процессы, как бы выносящие свой конфликтогенный заряд на поверхность.

218

(которое сопровождалось внешним политическим вмешательством со многих сторон и даже интервенцией), не были решены в своей основе и после войны. Закономерно, что они привели к вялотекущему нарастанию внутриполитических противоречий, которые подогревались различными внешними факторами, действиями региональных держав-лидеров и информационными кампаниями, проводимыми из-за рубежа политиками-эмигрантами.

Факторы и акторы

Кризисные явления в социально-политической сфере Ливана протекают под воздействием различных факторов, большая часть которых носит эндогенный характер. Они имеют выходы в различные области – экономики, внутренней и внешней политики, социальных отношений, а также религии и культуры. Можно выделить следующие крупные блоки конфликтогенных факторов:

–противоречия в системе конфессионального представительства во властных структурах – местных и государственных; сложности, связанные с приведением этой системы в соответствие с быстро меняющейся общественной и демографической ситуацией в стране, в результате чего она неизбежно входит в конфликт с законодательной базой и вызывает острое соперничество представителей разных конфессиональных общин;

–подспудный клановый принцип распределения властных полномочий, что не позволяет развиваться существующим демократическим институтам и процедурам;

–ставшая печальной традицией опора разных политических сил и общин Ливана на своих покровителей за рубежом (эти традиционные патроны менялись на протяжении истории, менялась и степень их участия в ливанских делах), что тормозит развитие нормальной социальной коммуникации, особенно межобщинной, имеет прямой выход в политическую плоскость;

–сохранение присущего многим ливанцам стремления к социокультурной вестернизации (этот феномен, как и предыдущий, насчитывает уже не один век своей истории), что входит в противоречие с таким сравнительно недавно возникшим вектором разви-

219

тия, как ретрадиционализация: она затронула определенную часть населения, испытывающего недовольство высоким уровнем коррупции центральной власти, разочарованного ее неспособностью противостоять современным вызовам или хотя бы консолидироваться в условиях этих вызовов;

–наконец, очень значимый блок факторов, не относящихся к внутренним, включает в себя дестабилизирующую роль внешних сил – как региональных, так и международных – которые пытаются разыграть ливанскую карту в своих интересах.

Перечисленные факторы не только вызывают многоуровневую стагнацию, но и усугубляют системный кризис в Ливане.

Если отойти от дробного восприятия ливанских реалий как совокупности конфликтов, видимо, потребуется оставить и попытки определения субъектов этих конфликтов как частностей. Вместо этого обозначим условных акторов (действующие силы) развития ситуации: не непосредственных участников отдельных конфликтов, и не причины, стоящие за углублением кризиса власти, а внутренние и внешние политические силы и социальные субъекты, релевантные для анализа ситуации в Ливане. Это:

–политические организации и суперкоммунитарные1 объединения, построенные на основе конфессионалистского принципа и движимые стремлением завоевать для своей общины наиболее выгодные позиции в обществе и набрать возможно большее количество политических очков;

–неформальные клановые структуры, десятилетиями влияющие на внутреннюю политическую закулису и во многом определяющие позиции основных ливанских партий;

–ключевые политические фигуры, ставшие своего рода символами определенных2 политических линий, и на эти символы реагируют и ориентируются как ливанские избиратели, так и региональные и мировые политические игроки;

1То есть претендующие на то, что они отстаивают совокупные интересы определенной конфессиональной общины, как это делает, например, «Православное собрание» или же «Маронитская лига».

2Ирония заключена в том, что в отношении некоторых таких знаковых ливанских политиков можно сказать, что они являются символами неопределенности своей определенной политической линии.

220