conflictsxxi-2015

ить какое-то государство»1. Нельзя не согласиться с выводами ученого, из которых следует: широкомасштабный хаос и насилие в Ираке, как впрочем, и в некоторых других странах, в отношении которых были предприняты интервенции – это прямой результат гуманитарного вторжения США.

В этом контексте балканизация многих современных национальных государств, в том числе на Ближнем Востоке, выглядит далеко не как объективный и закономерный процесс, возникновение и развитие которого обусловлено историческими или географическими обстоятельствами, но и как способ трансформации и интеграции того или иного политического пространства в новый глобальный миропорядок. Действительно, конец национального государства и создание глобальной цивилизации – ключевые неконсервативные идеи, лежащие в основе американской политики построения нового мирового порядка. Из этого вытекают основные приоритеты политики национально-государственного строительства США в мировом масштабе: глобальное распространение либеральной демократии; учреждение всемирных институтов управления; создание глобального управления организованным насилием и конфликтами; формирование единого мирового рынка и финансовой системы.

Процесс «балканизации» Ирака имеет все основные черты вышеупомянутой модели и отражает две ипостаси политики США в Ираке: разрушение старого и создание нового политического пространства. Процесс этот условно можно разделить на два основных этапа: с 1991 г. по 2003 и с 2004 до 2015 г. Первый этап начался с того, что Соединенные Штаты призвали курдскую и шиитскую оппозиции осуществить в Ираке «цветную революцию». Восстанием 1991 г. была инициирована начальная стадия распада Ирака: был утрачен контроль над всеми северными районами страны с преимущественно курдским населением, а на юго-востоке противостояние властей с шиитской оппозицией приобрело форму гражданской войны. Следующим шагом стало установление режима санкций против Ирака с 1991 по 2003 г. Санкции обесточили

1 Фукуяма Ф. Строительство государств: пособие для начинающих // Россия в глобальной политике. № 3, 2004. URL: http://www.globalaffairs.ru/number/n_3233.

251

страну, обусловили паралич политической власти, привели к коллапсу экономики, нанесли сильнейший удар по продовольственной безопасности. Кроме того возник острый дефицит медикаментов и лекарств, из-за чего от заболеваний и инфекций умерло множество детей и взрослых. Десятилетний период международной изоляции Ирака разрушительным образом сказался на его военнопромышленном комплексе, который полностью зависел от поставок вооружения из-за рубежа. Другими словами, санкции и антигосударственная деятельность вооруженной оппозиции подготовили Ирак к следующему этапу «балканизации» – международной гуманитарной интервенции 2003 г. Она-то и привела к дальнейшей дефрагментации Ирака.

Страна вступила в эпоху стремительных и глубоких трансформационных процессов. Произошедшие в последнее десятилетие кардинальные изменения затронули весь общественный организм, запустили механизмы, которые на многие годы вперед будут определять основные векторы политического, социального и экономического развития иракского общества. Несмотря на чрезвычайную краткость, этот отрезок времени, тем не менее, имеет большое историческое значение, так как в эти годы были созданы судьбоносные предпосылки, связанные с дальнейшей дестабилизацией и дезинтеграцией страны, стремительной деструкцией ее политического пространства, исчезновением прежних и появлением новых политических сил и центров.

В настоящее время фактически завершается распад некогда богатейшего и крупнейшего национального государства ближневосточного региона, в то время как иракское общество окончательно затянуло в воронку тяжелейшего внутригосударственного конфликта. Любопытным представляется в этой связи наблюдение за процессом «балканизации» американского социолога Рэндалла Коллинза: «В соответствии с моделью “балканизации” геополитическое развитие стремится к упадку: государство терпит крах, престиж доминирующей этнической группы невысок; направлением массовой мобилизации становится этнический сепаратизм, а не ассимиляция. В этом случае, доминирующая этническая группа ста-

252

новится не только непривлекательной, но и превращается в отрицательную точку соотнесения»1.

Питательной средой развития иракского конфликта является политическое насилие, формы которого варьируются: от единичных убийств известных представителей политической и духовной элиты к государственному террору силовых структур, к устоявшейся террористической практике пришлых джихадистов, к партизанской войне вооруженной оппозиции (повстанцы). В стране одновременно идет несколько войн и конфликтов, разрушающих ее национальное единство и территориальную целостность. Массовые убийства гражданского населения, санкционированные правительством репрессии, бессудные казни, индустрия похищений и рост террористической активности стали неотъемлемыми спутниками иракской действительности. Специфика иракского конфликта заключается в том, что он, с одной стороны, имеет сложную структуру, а с другой – проходит в условиях внешней экспансии США и группировки ИГИЛ, которые, будучи агрессорами, одновременно являются активными участниками вооруженного противостояния. Таким образом, непосредственными участниками конфликта выступают правительственные войска, антисистемная вооруженная оппозиция, кланово-племенные ополчения провинции Аль-Анбар, войска автономной курдской области, группировка ИГИЛ, вооруженные силы США и отряды международной антиисламистской коалиции. То есть на сегодняшний день конфликт имеет как минимум шестистороннюю структуру. Вместе с тем увеличивается число косвенных участников конфликта. Из этого следует, что проблема «балканизации» Ирака носит не только локальнорегиональный, но и глобальный характер.

На характер и динамику конфликта значительное воздействие оказывают как внутренние, так и внешние факторы.

1 Коллинз Р. «Балканизация» или «американизация»: геополитическая теория этнических изменений (Collins R. «Balkanization» or «Americanization»: A geopolitical theory of ethnic change. In: R. Collins. Macrohistory: Essays in sociology of the long run. Stanford: Stanford UP, 1999. P. 70–109) // Логос, 2005, № 1 (46). С. 48.

253

Политика США в Ираке:

механика силовой трансформации общества

Толчком к масштабным переменам и изменениям в стране стала американская интервенция в 2003 г., которая привела к прерыванию естественного хода национально-государственного развития Ирака, способствуя разрушению как его политической инфраструктуры, так и единства его общенационального правового и духовного пространства. Она обусловила кризис внутренней безопасности иракского государства, спровоцировав эскалацию политического насилия и поставив иракское общество на грань конфессионального и этнического раскола.

Анализ политики американской администрации в Ираке показывает, что она имела внутреннюю логику и системность. Согласованность и последовательность действий прослеживались во всех проектах и мероприятиях. В частности, политика США включала широкий спектр задач, предполагавших, прежде всего, трансформацию межэтнического и межобщинного пространства страны путем искусственного формирования внутригосударственных территориальных сообществ по этноконфессиональному признаку, которые должны были войти в состав иракской федерации. Изначально планировалось создание трех автономных образований: шиитского, суннитского и курдского.

Как правило, во всех трех вновь создаваемых образованиях выстраивалась новая искусственная система сдержек и противовесов на основе распределения основных властных полномочий и сфер влияния между двумя противоборствующими политическими силами. Это, с одной стороны, накладывало определенные ограничения на усиление обеих групп, а с другой – не позволяло им монополизировать властную сферу. Так, в иракском Курдистане властная вертикаль была поделена, главным образом, между кланом Барзани и кланом Талабани. В Багдаде и в прилегающих к нему шиитских провинциях властные полномочия были разделены между шиитами иранского происхождения и проиранскими озерными арабами. В так называемом суннитском треугольнике власть также оказалась поделена между двумя местными силами: кланами проправительственных суннитских племен и родственными саудитам

254

кланами опять же суннитских племен, но поддерживающих «АльКаиду».

Вдвух из трех федеративных образованиях в качестве первого шага проводилась легализация кланово-племенных ополчений сил антибаасистской оппозиции и интеграция их в новые иракские структуры безопасности. Это был проект под названием «Стратегия реинтеграции и реорганизации иракских милиций». Суть проекта заключалась в том, что из членов курдских и шиитских военизированных организаций были сформированы новые спецподразделения, прошедшие в американских учебных центрах специальную подготовку и предназначенные в том числе для ведения разве- дывательно-диверсионных операций в рамках реализации задач контрповстанческой стратегии. В Курдистане это пешмерга, Багдаде и южных провинциях – военизированная организация «Бригады Бадра» (Высший совет исламской революции в Ираке) и боевики «Армии Махди».

Всуннитском треугольнике (провинция Аль-Анбар), где ситуация была несколько иная, в рамках процесса создания нового автономного образования американцами был запущен проект «Сахва». Задачи проекта: легализация и интегрирование клановоплеменных ополчений местных суннитских племен во властную вертикаль и силовые структуры вновь создаваемого территориального образования; мобилизация племен для борьбы с группировкой ИГИЛ. Парадокс проекта «Сахва» состоял в том, что в итоге в структуры безопасности провинции были интегрированы две противоборствующие местные силы: милиции проправительственных племен и боевые ополчения родственных саудитам племен, поддерживающих группировку ИГИЛ. Другими словами, пришлые джихадисты, слившиеся с племенными ополчениями некоторых туземных племен, получили официальный статус и возможность легализоваться. Так в провинции между племенами и исламистами началась война, закончившаяся, как известно, победой группировки ИГИЛ.

Надо отметить, что в американском проекте «Сахва» есть своя внутренняя логика. К 2011 г., когда в Сирии начались протестные выступления, граничащая с Сирией иракская провинция Аль-Анбар (равная по площади одной трети страны) на 70–80% уже контроли-

255

ровалась группировкой ИГИЛ. Провинция превратилась в главный плацдарм для военно-террористической экспансии исламистов в Сирию, а базировавшиеся на ее территории джихадистские группировки стали в определенном смысле геополитическим инструментом США для силовой трансформации сирийского общества изнутри. Возможно, что в этом частично содержится ответ на вопрос, почему в течение 8 лет Вашингтон никак не реагировал на экспансию джихадистов в Аль-Анбар, т.е. местным суннитским племенам не было оказано никакой реальной военной помощи в борьбе с ИГИЛ.

Кланово-племенной фактор

Американская политика в Ираке с самого начала выстраивалась с учетом таких факторов, как этноконфессиональное устройство и кланово-племенная структура иракского общества. Этому, несомненно, способствовало то обстоятельство, что 75% населения Ирака принадлежит к тому или иному роду, клану или племени. Это означает включение практически всех жителей страны в систему родоплеменных связей, которые традиционно выступают, наряду с центральной властью, в качестве своего рода теневого регулятивного механизма социального взаимодействия. В общей сложности в Ираке насчитывается более 150 племен, которые внутри делятся на многочисленные кланы, роды и так называемые дома (бейт). Очень часто небольшие племена объединены в конфедерации племен (кабила) – крупные региональные племенные образования, которых в Ираке не менее 20. Племя или клан в Ираке, по сути, представляют собой государство в государстве, в котором верховный шейх фактически является главой законодательной, исполнительной и судебной власти. В Ираке, таким образом, власть как система собственно государственных органов накладывается на традиционную кланово-племенную систему власти со всеми ее родоплеменными институтами, включая общеплеменное военное ополчение – «милицию».

По оценкам экспертов, во внутрииракском конфликте участвует около 30 милиций, большая часть которых представляют собой

256

проправительственные или проирански настроенные шиитские полувоенные организации. В их числе: вооруженные формирования Верховного совета исламской революции в Ираке – «Бригады Бадра», «Иракская Хизбалла I» (собственная «армия» правящего клана южноиракского племени Гарамша), «Иракская Хизбалла II (племенные ополчения болотных арабов во главе с так называемым «Принцем болотных арабов» Абдул Карим Махоуд АльМухаммадави), «Армия Махди» под предводительством Муктады Ас-Садра, боевые отряды партии «Даава» и другие1.

Развитость института общеплеменного военного ополчения связана с существованием в Ираке особой культуры милиций, берущей свои истоки в бедуинской воинской традиции. Дело в том, что употребление термина «милиция» в послевоенном Ираке имеет свою специфику, обусловленную целым рядом внутренних и внешних факторов. В общем смысле он означает, прежде всего, институт племенных и клановых воинских ополчений, которые до оккупации, в эпоху правления Саддама Хусейна, как правило, имели статус милиционных образований и являлись частью иррегулярных войск. Кроме того, под этим термином часто подразумевают вооруженные отряды различных иракских политических и кон- фессионально-политических партий и групп, которые в основе своей также состоят из племенных ополченцев. Практически у каждого мало-мальски влиятельного главы иракского племени или клана есть в наличии собственная дружина, которая в зависимости от влияния и могущества шейха может насчитывать от нескольких сотен до нескольких десятков тысяч хорошо вооруженных и обученных бойцов. Как правило, это специальное сословие людей, которые уже с детства обучаются военному делу. Последнее обстоятельство играет важную роль в том, что кланы и племена представляют собой значительную силу, оказывающую большое влияние на политическую жизнь иракского государства. В то же время присутствие (существование) военной организации кланов и племен позволяет им в значительной степени сохранять свою независимость от центральной власти.

1 Militias on rise in Iraq: Burst of splinter groups stiffens challenge for US // Boston Globe, 31.01.2007. URL: www.Boston.com.

257

Кроме того, под этим термином часто подразумевают вооруженные отряды различных иракских политических и конфессио- нально-политических партий и группировок, которые в основе своей также состоят из племенных ополченцев. Так, например, базой садристского движения являются все те же племенные ополчения урбанизированных шиитских племен и кланов, живущих в городе Эн-Наджаф и в багдадском районе Садр-сити.

В узком значении применение термина «милиция» связано с политикой оккупационных властей в сфере общественной безопасности Ирака и служит для наименования конкретных объединений. Так, в текстах документов Временной коалиционной администрации термин «милиция» очень часто тождествен термину «силы сопротивления» или «бывшие силы сопротивления», под которыми понимаются военизированные образования, принадлежащие союзническим силам антисаддамовской оппозиции. К ним в первую очередь относятся вооруженные формирования таких организаций как «Высший совет исламской революции в Ираке» (далее ВСИРИ), «Патриотический союз Курдистана», «Курдская демократическая партия», «Иракский национальный конгресс», «Иракское на-

циональное согласие», «Коммунистическая партия Ирака» и другие1.

Вместе с тем данным термином идентифицируются также армии милиционного типа, созданные в период после крушения баасистского режима в 2003 г. Это прежде всего относится к так называемой «Армии Махди» во главе с Муктадой Ас-Садром. Здесь важно отметить, что Временная коалиционная администрация Ирака изначально рассматривала «Армию Махди» в качестве потенциального союзника и партнера США.

Также ВКА различала два типа милиций: проправительственные, т.е. находящиеся под контролем федерального правительства, и антиправительственные. К проправительственным милициям относились вооруженные формирования (милиции) главным образом шиитских и курдских оппозиционных групп, которые, заключив соответствующее соглашение о сотрудничестве с американцами,

1 Coalition Provisional Authority Order Number 91 /Regulation of Armed Forces and Militias within Iraq.

258

перешли под контроль федерального правительства и вошли в состав новых силовых структур. Это милиции девяти иракских организаций: ВСИРИ, ПУК, ДПК, ИКП, «Иракская Хизбалла», «Иракская исламская партия», ИНС, ИНК, «Даава». Все остальные милиции, члены которых не вошли в состав правительственных иракских вооруженных сил и служб безопасности, а значит, и не находились под контролем правительства, идентифицировались как «незаконные вооруженные формирования». В числе таковых, кроме отрядов «Аль-Каиды», оказались и традиционные ополчения многих местных шиитских, суннитских и смешанных суннитскошиитских племен, кланов и политических групп.

Американское руководство в своей послевоенной политике изначально сделало ставку на вооруженные формирования (милиции) антисаддамовских оппозиционных сил, основу которых на 70–80% составляют арабские (шиитские) и курдские племенные ополчения. Так, например, базой садристского движения являются все те же племенные ополчения урбанизированных шиитских племен и кланов болотных арабов, переселенных в свое время Саддамом Хусейном, в частности в Саддам-сити, переименованный впоследствии в Садр-сити1. Они рассматривались в качестве равносильного противовеса тикритизированной БААС, способного обеспечить нейтрализацию ее влияния в послевоенном Ираке.

Весной 2004 г. по инициативе П. Бремера Временная коалиционная администрация утвердила документ под названием «Стратегия реорганизации и реинтеграции», в котором были сформулированы основные положения, касающиеся перехода иракских милиций под контроль новой власти. Как вытекало из текста документа, заявленная цель этой стратегии – содействие стабильности и безопасности – носила двоякий характер: с одной стороны, она была направлена на создание системы социальной адаптации бойцов иракских милиционных армий, на их переподготовку и трудоустройство в гражданском секторе; с другой стороны – и это ее главное предназначение – она предполагала полномасштабную интеграцию оппозиционных прежнему режиму милиционных образо-

1 Cole J. Marsh Arab rebellion: Grievance, mafias and militias in Iraq. Indiana University, 2008. P. 1–12.

259

ваний, главным образом курдских и шиитских, в формирующиеся органы безопасности и вооруженные силы страны. Уже в ноябре 2003 г. военные подразделения коалиции заключили первые официальные соглашения о военном сотрудничестве с некоторыми курдскими и шиитскими милициями. Так, например, 7-е Коалиционное оперативное соединение, которое непосредственно занималось созданием иракских сил безопасности, заключило соглашение о взаимодействии в сфере военной разведки с 5-ю основными проправительственными милициями1.

В самом начале июня 2004 г. ВКА вновь подписала ряд соглашений по этому вопросу со многими ведущими политическими силами, которые заполнили опасный политический вакуум, образовавшийся в Ираке после краха баасистского режима. Девять организаций поддержали этот проект П. Бремера, в их числе пять шиитских, две курдских и одна суннитская. Наконец, 6 июня ВКА приняла закон под номером 91, который легализовал милиционные формирования вышеуказанных организаций. В результате девять милиций общей численностью 102 тыс. человек были рекрутированы в различные государственные структуры безопасности, став важным фактором последующего воспроизводства и распространения вооруженных форм внутригосударственного конфликта, эволюционировавшего от вялотекущей гражданской войны до этномотивированного терроризма.

Суннитско-шиитский конфликт

Одна из главных линий разлома в Ираке проходит между суннитской и шиитской общинами. Проблема в том, что межобщинный конфликт протекает в форме гражданской войны, однако природа противоречий между сторонами, тем не менее, не носит межконфессионального характера.

Как следует из принципов глобальной стратегии США, главным императивом американской политики в Ираке не являлась от-

1 Developing Iraq’s security sector: The coalition provisional authority experience. RAND Corporation, 2005. P. 13–72.

260