conflictsxxi-2015

держивает», – признается тунисский контрабандист1. И действительно, на сегодняшний день употребление легких наркотиков стало практически повальным во внутренних регионах Туниса, в таких городах как Сиди-Бу-Зид или Кассерин в 2013 г. они продавались почти открыто2. О росте потребления каннабиса в Ливии свидетельствует, среди прочего, задержание в Триполи в мае 2012 г. четырех тонн гашиша3.

Если контрабанда оружия и сигарет в регионе уже давно была тесно связана с деятельностью джихадистских структур (прежде всего, «Аль-Каиды в странах Исламского Магриба», АКИМ), то о наркотрафике этого с полной уверенностью утверждать нельзя. Известно (хотя и не подтверждено толком документально), что до начала революционных перемен этот бизнес в значительной степени курировался некоторыми представителями правящих кругов Марокко, Туниса (при Бен Али), Ливии (при Каддафи) и Мавритании. Затем же, вроде бы, контроль над торговыми операциями перешел к АКИМ, заключившей, якобы, в 2012 г. соглашение с латиноамериканскими наркокартелями («наркотики в обмен на оружие»)4. Вместе с тем, как отмечает В. Лачер, доказательств непосредственного участия АКИМ в наркоторговле немного: боевики этой организации не были участниками зарегистрированных столкновений между региональными наркоторговцами5.

Если бы информацию о степени вовлеченности джихадистов в наркоторговлю можно было прояснить, это позволило бы яснее понять пути развития АКИМ и степень идеологизированности организации (см. далее).

Основным же бизнесом для боевиков из магрибинской АльКаиды остается киднэппинг, принесший в 2008–2012 гг. организа-

1Из материалов личных бесед, февраль 2014 г.

2Полевые исследования, июнь 2013 г.

3Lacher W. Op. cit. P. 8.

4Alexander Y. Terrorism in North Africa and the Sahel in 2012: Global Reach and Implication // Inter-University Centre for Terrorism Studies. Potomac Institute for Poli-

cy Studies. 2013. P. 5.

5 Lacher W. Op. cit. P. 8.

121

ции, по разным оценкам, доход в 40–65 млн долл. США, выплаченных, в основном, правительствами западных государств1.

Джихадизм и терроризм

Гражданская война в Ливии, фактический распад ливийской государственности и вспыхнувший затем конфликт в Мали2 стали богатой почвой для активизации деятельности джихадистских организаций, и прежде всего «Аль-Каиды в странах Исламского Магриба», еще более усиливающихся под влиянием миграции джихадистов из Сирии и Черной Африки.

В 2013 г. в сахаро-сахельской зоне было зафиксировано рекордное число терактов (230), причем основная их часть пришлась именно на страны Магриба: 145 – в Ливии, 51 – в Алжире и 17 – в Тунисе3. Характер этих терактов, впрочем, разный. В Ливии речь идет, главным образом, о киднэппинге, убийствах, взрывах, прямых нападениях на государственную собственность и чиновников4, однако, кажется, никогда – о взрывах нефтяных скважин или нефтепроводов. Точно так же и в Тунисе в большинстве случаев совершались именно политические теракты (убийства политиков или общественных активистов, порча собственности политических партий и движений и т.п.) или же о нападения на гражданских лиц, но не подрывы ключевых объектов инфраструктуры5.

Иная ситуация в Алжире. Здесь число терактов упало до 51 с 132, совершенных в 2012 г. И. Александер объясняет снижение террористической активности уроками, извлеченными правительством из самого громкого теракта за всю историю последних лет –

1Ibid. P. 9.

2См. о нем, например: Малышева Д. Б. «Арабская весна» и Африка // Арабский мир в потоке событий и времени. М.: ИВ РАН, 2014.

3Alexander Y. Op. cit. P. 2.

4Ibid. P. 5.

5Я не могу согласиться в полной мере с И. Александером, полагающим, что теракты в Тунисе имели исключительно политический характер и не были направлены против общества (ibid. P. 8) – события в горах Шаамбии и на северо-западе страны говорят об обратном.

122

нападения на газовый промысел в Тигентурине, поблизости от Аменаса (в районе границы с Ливией). Оно было совершено отколовшейся от АКИМ в 2012 г. организацией «Ал-Мусалимин» во главе с уже упомянутым Мухтаром Бельмухтаром. Эта группа состоит примерно из 32 бойцов из разных стран (включая канадцев) и организует нападения на собственность, принадлежащую компаниям из Алжира, Франции, Японии, Норвегии, Великобритании. 16 января 2013 г. ею было взято в заложники 700 алжирцев и 134 иностранца. Террористы требовали вывода французских войск из Мали и обещали отпустить заложников в обмен на освобождение египетского лидера Умара Абд ар-Рахмана и ведущего пакистанского ученого Аафии Сиддики.

В результате двухдневной операции алжирским службам удалось освободить 685 алжирцев и 101 иностранца, остальные заложники погибли. Вслед за этим правительство предприняло ряд мер по контртеррористической борьбе, в том числе разместило 6 тыс. солдат на границе с Тунисом и усилило сотрудничество с международными нефтяными компаниями, чтобы обеспечить безопасность на производстве. В том же году было активизировано тунис- ско-алжирское контртеррористическое сотрудничество и был запущен проект по установлению совместных механизмов борьбы с терроризмом и трафиком оружия в регионе1.

Таким образом, терроризм ливийско-тунисского образца существенным образом отличается от алжирского. В первом случае (особенно в Ливии) доминируют местные организации, использующие террористические методы в политической борьбе и ставящие себе задачей захват власти, а вместе с ней и главных ресурсов страны. В алжирском же варианте речь идет о деятельности международных групп, нацеленных на подрыв всех систем функционирования государства – вполне в традиции АКИМ. В этом плане особая угроза для Алжира проистекает со стороны юго-западных границ, свободно пересекаемых АКИМ, а также от лагерей ПОЛИСАРИО в Тиндуфе, где активно осуществляется рекрутинг как бойцов АКИМ, так и агентов наркотрафика и контрабандных сетей.

1 Ibid. P. 7–9.

123

Вместе с тем низкая активность АКИМ и связанных с ней структур в других странах региона отчасти компенсируется участием выходцев из этих стран в джихадистской борьбе в других частях исламского мира – прежде всего, в Сирии. Так, согласно сообщениям министерства внутренних дел Туниса, летом 2014 г. в рядах ИГИЛ сражалось порядка 2400 тунисцев, а выезд еще 8700– 8800 тунисцев в Сирию (правда, с неизвестными целями) был пресечен правительством1. Количество марокканцев в рядах ИГИЛ оценивается в 1000–1500 человек2.

Если потенциальное возвращение этих бойцов на родину вызывает вполне объяснимую тревогу (вспомним алжирский опыт конца 1980-х годов с возвращением «афганцев»), то сам тот факт, что джихадисты из этих стран предпочитают самореализовываться вдалеке от родины, заслуживает изучения. По всей видимости, в марокканском и тунисском обществах существуют собственные механизмы иммунитета от джихадистской угрозы3.

В целом же можно констатировать усложнение джихадистских структур в регионе.

Как видно из вышесказанного, транснациональная АКИМ продолжила свой дрейф в сторону слияния с международным криминалитетом4, специализирующемся на торговле оружием, контра-

1Tunisian minister: 2.400 Tunisians fighting alongside ISIS in Syria // Middle East Monitor. URL: https://www.middleeastmonitor.com/news/africa/12340-tunisian- minister-2400-tunisians-fighting-alongside-isis-in-syria.

2Masbah M. Why Moroccan Salafists fight in Syria // The Daily Star (Lebanon). [online]: http://www.dailystar.com.lb/Opinion/Commentary/2014/Apr-15/253324-why- moroccan-salafists-fight-in-syria.ashx#axzz3Fw112sWh.

3Речь идет не столько об эффективности государства (в Тунисе она, очевидно, снижена), сколько о невосприимчивости самого общества к ультрарадикальным религиозным идеологиям.

4См. Наумкин В. В. Алжирский транзит в зоне Магриба–Сахеля (взгляд через призму теорий символической политики и социального движения) // Наумкин В. В. Ближний Восток в мировой политике и культуре (избранные статьи, лекции и доклады 2009–2011 гг.). М., 2011 С. 373. Mohammad-Mahmoud Ould Mohamedou. The Many faces of Al Qaeda in the Islamic Maghreb // Geneva Centre for Security Policy Paper, № 15, May 2011. P. 3.

124

банде, прежде всего сигарет, фальшивомонетческой деятельности1, а также, возможно, наркоторговле, сохранив прежние методы террористической деятельности.

Параллельно с этим, сместившись в южные районы региона, АКИМ укрепила отношения с многочисленными джихадистскими структурами в странах Сахеля («Боко харам», «Защитники ислама» (Ансар ад-Дин, Ansarud-Din) и «Движение за единство и джихад Западной Африке» (Харакаат-таухид ва-л-джихад фи-л-ифрикийа ал-гарбийа, The Movement for Oneness and Jihad in West Africa). При этом эскалация конфликта и милитаризация южного Магриба (граница Мали и Алжира) привели к диверсификации джихадистских структур и иногда к конкуренции между ними. Одновременно джихадистские и туарегские националистические структуры то сливались друг с другом, то конкурировали между собой2.

Вместе с тем наряду с АКИМ в регионе появился целый ряд хотя и связанных с ней идеологически и (возможно) организационно, но все же довольно независимых джихадистских организаций странового уровня («Ансараш-Шари‘а» в Тунисе и Ливии). Привлекая к своей деятельности маргинализованные слои местного населения, они зачастую делают ставку не на громкие акции, а на поляризацию общества3, лишение его доверия к органам власти, развал государственности и выстраивание на ее обломках исламских эмиратов. Яркими примерами такой деятельности являются минирование горного района Ша‘мбия в Тунисе весной 2013 г., в результате чего погибло несколько крестьян, нападения на автомобили в районе алжиро-тунисской границы (февраль 2014 г.), убийства Шукри Бильаида (февраль 2013 г.) и Мухаммада Брахими (июль 2013 г.) и т. д. При этом уже летом 2013 г. в центральных районах страны (неподалеку от г. Кассерина) были созданы своеобразные «укрепрайоны» джихадистов4.

1По некоторым данным, в горных районах Туниса в 2013 г. было организовано широкомасштабное производство евро из старых ливийских банкнот. По материалам полевых исследований автора. Февраль 2013 г.

2См. об этом подробнее: Малышева Д. Б. Указ. соч.

3http://csis.org/files/publication/131011_MalkaLawrence_JihadiSalafism_Web.pdf.

4По материалам полевых исследований автора. Июнь 2013 г. Один из таких районов был создан старым джихадистским лидером Хатибом ал-Идриси в районе его

125

Принципиальным отличием этих структур от АКИМ и ей подобных является то, что они нацелены главным образом все же на организацию управления обществом, своеобразное государствостроительство (state-building), и если они способствуют развалу старых институтов, то прежде всего для того, чтобы выстроить на их месте новые. Иллюстрацией к этому могут служить суждения эмира Дерны Абдал-Хакима ал-Хасиди1 о ситуации в стране, высказанные им в беседе с французским журналистом Самюэлем Лораном в начале 2012 г.:

«– Своей некомпетентностью НПС (Национальный переходный совет. – В.К.) ставит нас в исключительно опасное положение! Нужна сильная власть, чтобы вновь поставить Ливию на ноги. Нынешняя слабость приведет нас к расколу. Она грозит конфликтами между племенами.

–О какой «слабости» Вы говорите?

–Прежде всего, мы должны усилить национальную армию, чтобы остановить распространение анархии вооруженных формирований…

–Международная пресса подозревает Вас в поддержании связей с «Аль-Каидой». Что Вы ответите на это?

–…Прежде всего, я не имею никакого отношения к этой организации. Но и в противном случае я бы не кричал об этом на каждом углу!.. Для людей на Западе каждый, кто вернулся из Афганистана, обязательно стал террористом. Однако многие люди будут бороться, чтобы защитить свои идеи и свою религию. Они делают это не из симпатий к талибам. Но они полагают, что народы Ирака

иАфганистана должны быть восстановлены в своих правах»2.

родной деревни Сиди Али Бен Аун неподалеку от Сиди-Бу-Зида. Летом 2013 г. не только проезд иностранцев в тот район был в принципе невозможен, но и для жителей окрестных деревень существовали ограничения. Только в октябре армия и национальная гвардия смогли арестовать ал-Идриси в результате спецоперации (http://www.kapitalis.com/societe/18845-qui-est-khatib-al-idrissi-chef-des-salafistes- jihadistes-tunisiens-arrete-par-la-police.html).

1Абдал-Хаким ал-Хасиди – лидер Ливийской исламской сражающейся группы, один из руководителей восстания в Ливии в 2011 г., провозгласивший в 2012 г. собственный эмират в Дерне. Подозревается в принадлежности к «Аль-Каиде».

2Laurent S. Sahelistan. Paris, 2013. P. 48–49.

126

Существенным элементом дискурса ал-Хасиди, на мой взгляд, представляется его ориентированность на укрепление некоей системы власти. Ни в приведенном отрывке, ни в остальном тексте интервью он не говорит о необходимости установления исламского порядка как самоцели, но только о том, что это – единственная возможность восстановления государственности в стране.

Вконечном счете, в случае с ал-Хасиди, равно как и, по всей видимости, с микроскопическими салафитскими образованиями в Тунисе, мы имеем дело с началом того же движения, что привело к образованию ИГИЛ в районе сирийско-иракской границы уже в 2014 г.

Вотличие от АКИМ, это движение является не катализатором конфликтности, а скорее ее следствием и своеобразным способом

еепреодоления, что, впрочем, не отменяет того факта, что подобного рода исламские эмираты совершенно неприемлемы ни для значительной части самих обществ, в которых они возникают, ни для существующих властей, ни для внерегиональных игроков.

Понятно, что противодействие всем этим террористическим группировкам должно осуществляться по-разному. В принципе, марокканские и алжирские спецслужбы довольно успешно препятствуют их активизации на территории своих стран, чего нельзя сказать о Тунисе и, естественно, о Ливии. Помимо укрепления границ и усиления оперативной деятельности в этих странах, вероятно, должны применяться и иные формы борьбы, направленные, прежде всего, против местных организаций. Что касается Ливии, то речь может идти о замене джихадизма иной мобилизующей идеологией (как это происходит в Феццане, где все большую силу набирают каддафисты).

ВТунисе же задача заключается в том, чтобы предложить иную религиозную национально-ориентированную парадигму, которая была бы привлекательна для местной молодежи, в том числе маргинализованной. Эта задача (вообще говоря, универсальная для исламского мира, где официальный ислам часто оказывается непривлекательным) требует усиления деятельности министерства по делам религий (все еще управляемого «ан-Нахдой») и пересмотра системы религиозного образования для подготовки нового поколения имамов. Кроме того, в случае усиления государственных ин-

127

ститутов можно было бы содействовать и развитию левацких движений во внутренних районах страны (в Гафсе, например, ультралевый «Народный Фронт» очень популярен). Наконец, еще одной опцией является развитие традиционных исламских институтов – сенуситских в Ливии (в Киренаике, прежде всего) и суфийских в Тунисе.

* * *

На субрегиональном магрибинском уровне угроза джихадизма и трансграничной преступности усиливают друг друга, накладываясь на страновые факторы нестабильности. Ослабление институтов государственной власти в Тунисе и Ливии привело к расбалансировке традиционных систем поддержания безопасности и вообще традиционных социальных и потестарных связей в приграничных районах. По словам одного контрабандиста на алжиро-тунисской границе: «Раньше все было структурировано, у каждого была своя роль. Теперь же – это анархия… Все хотят участвовать в бизнесе»1.

Действительно, объем контрабанды вырос чрезвычайно, как и ее номенклатура. Из Алжира в Тунис идут нефтепродукты (в Алжире бензин втрое дешевле), некоторые овощи и фрукты, одежда, стройматериалы, сигареты, наркотики; из Туниса в Алжир – бакалея, сахар, оливковое масло. Из Ливии в Тунис – техника, золото, оружие; из Туниса в Ливию – предметы быта. На сегодняшний день порядка 80% экономики приграничных районов Туниса существует за счет контрабанды и, как признают местные политические деятели, «здесь так всегда было, это нормально. Контрабанда для внутренних регионов не проблема, а спасение»2.

Проблема же состоит в утрате контроля государства над потоками контрабанды, появлении в рядах торговцев совершенно новых людей, не связанных зачастую с местным социумом. На той же границе можно наблюдать десятки и сотни машин, груженных контрабандным грузом: «– А оружие возят? – Как сказать... Я не вожу,

1Цит. по: Tunisia’s borders: Jihadism and contraband // International crisis group. Middle East/North Africa Report, N° 148, 28 November 2013, P. 14. URL: http://www.crisisgroup.org/~/media/Files/Middle%20East%20North%20Africa/North% 20Africa/Tunisia/148-tunisias-borders-jihadism-and-contraband-english.pdf.

2Материалы личных бесед. Февраль 2014 г.

128

конечно, но как сам думаешь, сложно ли провезти его под кучей металла? Местные возить, впрочем, не будут, а вот пришлые…»1.

Подобная ситуация не позволяет рассматривать исключительно жесткие методы борьбы с контрабандой, скорее она является дополнительным и очень весомым доводом к необходимости выстраивания стратегии развития внутренних регионов. Это может осуществляться через создание зон свободной торговли, как это планируется сделать на алжиро-тунисской границе2, и через активизацию экономического развития внутренних регионов стран (таких как Феццан в Ливии – конечно, в случае восстановления институтов, Гафса в Тунисе и т. д.) путем административной децентрализации.

Покуда этого не сделано, в странах региона будет сохраняться чрезвычайно высокий конфликтный потенциал.

1Из материалов личных бесед. Февраль 2014 г.

2Bientôt 4 zones de libre-échange dans quatre régions frontalières. URL: http://www.webmanagercenter.com/actualite/economie/2013/12/24/144277/developpem ent-regional-bientot-4-zones-de-libre-echange-dans-quatre-regions-frontalieres.

Глава 5

АРАБСКАЯ ЭКОНОМИКА: ВНЕШНИЕ УГРОЗЫ И ВНУТРЕННИЕ ВЫЗОВЫ

Конфликты, захлестнувшие в XXI в. огромный регион Ближнего Востока, где терроризм стал обыденной практикой, имеют глубокие и множественные корни. Они кроются не только в социальном неблагополучии больших масс населения, но и в конфессиональном устройстве местных обществ, в религиозных и догматических расхождениях, подспудно существовавших, но не настолько до поры зрелых, чтобы стать детонатором массового взрыва.

Внутренние брожения нивелировались на протяжении десятилетий не только элементарным общим здравомыслием и относительной терпимостью населения. Оно в большинстве своем не было политически отмобилизовано и жило во многом сиюминутными потребностями, не связывая условия существования с внешними процессами и политикой государства, оставаясь в масс неготовым к самостоятельной жизни вне домашних хозяйств и забот о хлебе насущном.

Однако это время стало своего рода прологом для последовавших событий, изменивших облик арабского мира и представление о нем как о некоей инертной силе, вещи в себе, не расположенной заявлять о своем существовании кроме как маневрами на мировом нефтяном рынке, доморощенными исламскими банками и конфликтом с известным соседним государством.

Это время вместило и события другого ряда и порядка, которые постепенно формировали арабский мир в его нынешнем виде, выстраивали его по степени влиятельности режимов в составляющих его государствах, наделяли их амбициями, определяли иерархию интересов на региональном и мировом уровнях. Сопровождался процесс укреплением правящих элит и вызреванием оппозиционных им сил. Росли напряжения внутри обществ по конфессиональной линии. Межобщинные противоречия на почве материальных претензий и отсечение от финансовых потоков внесистемных

130