conflictsxxi-2015

неуклонно возрастает. В одном только 2014 г. 215 тыс. человек погибли в конфликтах1, притом что большая часть людских потерь в результате вооруженных противостояний пришлась на гражданское население.

На Украине, по данным, оглашенным 3 февраля 2015 г. верховным комиссаром ООН по правам человека Зейдом Раад альХусейном, общее количество жертв превысило с начала конфликта 5.358 человек, и только за последние три недели января 2015 г. в зоне военных действий на Донбассе2 было убито по крайней мере 222 мирных жителя и еще 545 человек пострадали3.

ВИраке, по данным, приводимым СИПРИ и являющимся, возможно, заниженными4, из 162 тыс. погибших в ходе конфликта,

продолжавшегося с участием США и их союзников по коалиции с 2003 по 2011 гг., гражданские составили 128 тыс. человек5. В одном только 2011 г. погибших гражданских лиц было в этой стране

4.153 человека, а в последующие годы эта цифра только возрастала, составив в 2014 г. 17.073 человек6.

ВСирии «Исламское государство», чьи боевые отряды, нанеся поражение иракской армии, чуть было не взяв Багдад и провозгласив затем халифат на занятой территории Ирака и Сирии, убили в

1UCDP/PRIO Armed Conflict Dataset v. 4-2013, 1946–2012, Uppsala Universitet’s Department of Peace and Conflict Research and PRIO. URL:www.prio.no/Data/Armed- Conflict/Battle-Deaths/The-Battle-Deaths-Dataset-version-30.

2Украинские власти предпочитают называть свою полицейско-карательную операцию в этом районе «антитеррористической» (АТО), в том числе и потому, что это – удобный способ отвести от себя обвинения в неспровоцированной по отношению к мирному населению жестокости, проявившейся в применении против жителей Донбасса запрещенных средств и методов ведения войны.

3Цит. по: ООН: число жертв конфликта на Украине превысило 5.3 тысячи // РИА Новости, 03.02.2015. URL: http://ria.ru/world/20150203/1045682997.html.

4Ср. с другими данными о количестве жертв иракского конфликта, которые приведены в Главе 1.

5SIPRI Yearbook 2012. Armaments, disarmaments and international security. Oxford

University Press, 2012. P. 65.

6 Number of documented civilian deaths in the Iraq war from 2003 to 2015 // Statista. The Statistics Portal, New York. URL: http://www.statista.com/statistics/269729/documented-civilian-deaths-in-iraq-war-since- 2003.

11

2014 г. за одну только вторую половину года 1.878 человек – по преимуществу гражданских лиц1.

Ближний Восток является давним источником импульсов, дестабилизирующих международную обстановку, тем более что с прекращением по окончании холодной войны глобальной советскоамериканской конфронтации быстрой и безболезненной трансформации системы международных отношений не произошло (см. подробнее об этом Главу 2). Рядом исследователей отмечается при этом существенное снижение, начиная с 1990-х годов, глобального политического влияния арабо-мусульманского мира, влияния, основанного на зависимости Запада от арабской нефти и ОПЕК, где арабскому «ядру» во главе с Саудовской Аравией удавалось в течение нескольких десятилетий (особенно в 1970–1980-е гг.) диктовать мировые цены на это энергосырье. По мнению российского специалиста Виктора Феллера, «арабы почувствовали, что властная весомость их денег уменьшилась почти на порядок, а вся энергия, обида и претензия арабского мира обратились в национальнорелигиозный протест, соединились в новой интернациональной идее арабских идеалистов – мировой исламской революции и мировой арабской империи»2.

Этот процесс совпал с продвижением по миру глобализации и ее неизменной спутницы – рыночной либеральной экономики. В рамках глобализации происходило преодоление национальных границ в области политики, экономики, культуры, социальной сферы, а также, частично, и моделей человеческого поведения. Посвятивший одну из своих работ описанию глобализации как политического процесса3, российский политолог и философ К. М. Труевцев выдвигает важный тезис, облегчающий понимание основных черт глобализации и векторов ее развития: «Глобализация – продукт развития постиндустриального общества, возникающий на опреде-

1 Islamic State executed nearly 2,000 people in six months: monitor // Reuters, 28.12.2014. URL: http://www.reuters.com/article/2014/12/28/us-mideast-crisis- casualties-idUSKBN0K60EK20141228.

2 Феллер В. Арабская нефть – сценарий кризиса 2001–2020 // RusEnergy, 30.11.2001. URL: www.caspian.ru.

3 Труевцев К. М. Глобализация как политический процесс. М.: ВШЭ, 2012.

12

ленном, относительно продвинутом его этапе, когда постиндустриальные черты становятся определяющими по крайней мере для тех стран и регионов мира, где складывается основной вектор его исторического движения в финансово-экономическом и, хотя бы отчасти, в структурно-политическом отношении»1.

На Ближнем Востоке глобализация затронула все страны со средним и низким уровнями развития. В результате там оказалась в значительной степени разрушена традиционная докапиталистическая структура обществ, а индивидуумы остались незащищенными в экономическом и социальном планах. Неудивительно, что глобализация встретила наиболее активное противодействие со стороны тех общественно-политических сил и движений (ассоциировавшихся, как правило, исследователями либо с мусульманским фундаментализмом, либо с религиозным радикализмом), которые убеждены: в странах традиционного распространения ислама образ жизни несовместим или может быть с большим трудом совместим с социально-политическим порядком, с либерализмом, предписываемым глобализацией и Западом (этим понятием привычно обозначаются индустриально развитые страны Европы и Северной Америки). Таким образом, глобализация могла спровоцировать на Ближнем Востоке очередной всплеск ретрадиционалистских, исламистских, антизападных и антиамериканских настроений.

Обращает на себя внимание и такой момент: даже после определенных успехов глобализации и бесспорного социальноэкономического прогресса в ряде стран Ближнего Востока (особенно аравийских монархий2) наблюдается – по крайней мере, на уровне части просвещенной элиты – отрицательная реакция на ассоциирующуюся с вестернизацией модернизацию, стремление найти собственную, базирующуюся на традиционных ценностях модель поведения в мире3.

1Труевцев К. М. Глобализация как политический процесс. С. 5.

2См. подробнее: Сейранян Б. Г., Исаев В. А., Филоник А. О. Становление госу-

дарственности аравийских монархий (исторический аспект и модернизационные тенденции). М.: ИВ РАН, 2013.

3 См.: Яковлев А. И. Очерки модернизации стран Востока в XIX – XX веках. М.: Леланд, 2010.

13

Возникновение такого сложного феномена, как антиглобализм в религиозном обличье, не осталось незамеченным в американской политологии. Например, по мнению известного американского писателя и политического аналитика Грэма Фуллера, «дополнительным стимулом к появлению… воинственного и радикального ислама» стала политика США на Ближнем Востоке «и ее в целом антиисламское основание (anti-Islamic stand)». С уходом с глобальной сцены СССР, запятнавшего себя в глазах мусульман войной в Афганистане и насаждением атеизма, все болезненные проблемы мусульманских обществ стали приписывать глобализации, продвигаемой США, которые воспринимаются многими в регионе как «воплощение зала»1.

Таким образом, антиамериканизм действительно накладывает определенный отпечаток на различные течения общественной мысли и деятельность многих политических движений и партий (включая и те, что относят к исламистским, причем вне зависимости от того, какую политическую нишу они занимают – умеренную или радикальную) на Ближнем Востоке. Но вот после 11 сентября 2001 г. Ближний и Средний Восток превращается в основное поле мировой политики, в то время как для США главным призом в объявленной здесь «войне с терроризмом» стал увеличившийся контроль над нефтегазовыми месторождениями и путями транспортировки энергоресурсов, а также расширившееся военное присутствие в стратегически значимых ключевых точках региона.

Однако с очередным пришествием американцев традиционная конфликтогенность региона никуда не делась, и его продолжают раздирать арабо-израильские противостояния, войны в Ираке, Ливии, Сирии, Йемене. Не решен (и вряд ли может быть решен мирным путем) курдский вопрос, застопорилось решение палестинской проблемы, несмотря на многолетние усилия ООН, международных посредников, самих арабских стран и их организаций. В регионе остается несколько потенциальных конфликтных зон, где в любой момент может вспыхнуть острый внутриполитический кризис.

1 Fuller G. E. The Future of Political Islam. New York/Houndmills: Palgrave MacMillan, 2004.

14

Пример – Йемен, где периоды мирного затишья на протяжении истекших десятилетий то и дело прерываются вооруженными столкновениями при своего рода «текучке» кадрового состава (сторон) конфликта, когда на боевые позиции заступают то одни, то другие участники (см. подробнее Главу 10 «Революция и конфликт в Йемене»).

Кризисным явлениям способствуют многие факторы, включающие, в частности, серьезную раздробленность стран и обществ региона – по конфессиональному (сунниты–шииты, мусульмане– христиане и пр.), национальному (персы–арабы; евреи–арабы и др.), политическому признакам, не говоря о различиях (порой весьма серьезеных), существующих внутри каждого религиозного, национального или этнического сообщества. В качестве примера можно привести усиление в последние годы межрелигиозной вражды не только шиитов и суннитов друг с другом, но и радикальных салафитов со всеми остальными – мусульманами и немусульманами, арабами и неарабами.

В то же время Ближний Восток знает и образчики достаточно прагматичного подхода к межрелигиозным и межнациональным отношениям. Так, одним из ключевых и ближайших соратников суннита Саддама Хусейна был христианин Тарик Азиз, долгие годы представлявший за рубежом интересы Ирака; в то время как иракскую службу безопасности президент доверил преимущественно выходцам из родственного ему тикритского клана, в руководстве правящей Партии арабского социалистического возрождения (ПАСВ, или БААС) было много шиитов. Сирийский президент Башар Асад, алавит, сохранив высокие посты в ВВС республики и спецслужбах за представителями своего клана, не мешал новым торговым суннитским семьям, обогатившимся в «мирное время» благодаря неолиберальным реформам, извлекать выгоду из экономической открытости республики. Египетский президент Хосни Мубарак до того, как был смещен со своего поста в ходе народных волнений периода Арабской весны, позиционировал себя как выразитель интересов прежде всего суннитов, а правил практически единолично, опираясь на узкую группу людей из своего родствен-

15

ного клана («семьи»)1. (Так же, впрочем, вели себя и многие другие арабские президенты и короли). Так что, хотя суннитско-шиитское соперничество, другие межконфессиональные, а также межнациональные разногласия продолжают оставаться реалиями Ближнего Востока и Северной Африки, не менее актуальны здесь определяющие жизнь государств различные формы патронажноклиентельных отношений, авторитаризм (приближенный в ряде случаев к диктатуре), социально-экономическое неравенство различных социальных групп населения, часто вовсе не зависящее от их принадлежности к какой-то определенной конфессии или к ка- кому-либо этносу.

Некоторые государства Ближнего Востока находятся либо в стадии распада (Ирак, Ливия, Сирия), либо близки к серьезному гражданскому противостоянию (зона палестино-израильского конфликта, Ливан). Даже там, где внутриполитическое положение относительно стабильно, вызревают этноконфессиональные противоречия, грозящие в перспективе привести к социальному взрыву (Алжир и, возможно, снова Египет). Небывалого масштаба достигла угроза терроризма и радикального экстремизма.

Одна из серьезнейших угроз нынешней ситуации в сфере как региональной, так и глобальной безопасности состоит в том, что, если во времена холодной войны имелись механизмы взаимодействия между двумя «полюсами» (один из которых представлял

СССР, а другой – США, что позволяло, по крайней мере, предотвратить во многих случаях перерастание локального конфликта в крупномасштабную войну), то на сегодняшний день такого рода механизмы отсутствуют.

Уже сказано достаточно много, в том числе и российскими востоковедами2, о том круговороте нестабильности, в который за-

1Al-Rasheed M. Middle East dictators feed sectarianism // Al-Monitor, December 15, 2014. URL: http://www.al-monitor.com/pulse/originals/2014/12/sectarianism-does-not- explain-arab-world-turmoil.html.

2См. подробнее: Ближний Восток, Арабское пробуждение и Россия: что дальше? Сборник статей / Отв. ред. Наумкин В. В., Попов В. В., Кузнецов В. А. М.: ИВ РАН, 2012; Руденко Л. Н., Занбуа М., Филоник А. О. Арабский мир на перепутье (революция против экономики). М.: ИВ РАН, 2014; Россия и Большой Ближний

16

тянула страны региона Арабская весна, прибавившая миру несколько новых конфликтов и поднявшая волну радикализации. Многократно усиленная действиями экстремистов всех мастей, она воплотилась в «Исламском государстве» (ИГ), создатели которого, выпрыгнув, как черт из табакерки, из водоворота иракской междоусобицы, серьезно угрожают теперь региональной и международной безопасности.

Осознавая это, многие эксперты и политики в США начинают признавать ошибочность американской тактики, заключавшейся в поддержке в начальный период Арабской весны любых без разбора протестных движений, если они выдвигали лозунги низвержения диктаторских, коррумпированных режимов, установления социальной справедливости. Такая тактика привела к стратегическим просчетам, кульминацией которых стало явление миру ИГ, или ИГИЛ («Исламское государство Ирака и Леванта»)1.

Комментируя ситуацию вокруг него, Грэм Фуллер заявил в одном из своих интервью: «… США – один из ключевых создателей этой организации. Соединенные Штаты не планировали создавать ИГИЛ, но их разрушительные интервенции на Ближнем Востоке и война в Ираке стали главной причиной рождения ИГИЛ. … эта организация стартовала с протестов против американского вторжения в Ирак. В те дни она получила поддержку со стороны многих суннитов, не являвшихся исламистами, именно за позицию ИГИЛ в отношении оккупации Ирака. Я думаю, что даже сегодня ИГИЛ поддерживают многие сунниты, которые чувствуют себя ущемлен-

Восток. М.: Российский совет по международным делам. М.: Спецкнига, 2013; Арабский кризис и его международные последствия. М.: ЛЕНАНД, 2014.

1 По сути, в Ираке и, особенно, в Сирии американцы воспроизвели сценарий, разыгранный ими в 1980-е годы в Афганистане – с одной только разницей, что там местные радикальные и террористические движения получали от США политическую поддержку вместе с современными видами вооружения для борьбы с «советскими оккупантами», а когда эта борьба закончилась, обратили полученное оружие против самих США. Что-то подобное, кстати, может произойти и в случае, если США/НАТО начнут осуществлять массированные поставки вооружения на Украину, и тогда локальный конфликт на Донбассе будет иметь все шансы разрастись до масштаба общеукраинской гражданской войны. Другое дело, что метастазы этого конфликта, включая его криминальную и террористическую составляющие, поразят не США, а Европу.

17

ными шиитским правительством в Багдаде…. Я думаю, что с уходом Малики и заменой его на кого-либо другого, кто сможет соблюдать шиитско–суннитский баланс, поляризация в Ираке уменьшится. Только таким способом можно избавиться от ИГИЛ, но никак не военным»1.

Тем не менее, с осени 2014 г. по боевикам ИГ наносят удары с воздуха ВВС ряда стран, главным образом США и участников «коалиции желающих». Однако эффект от этого достаточно ограниченный: удалось только приостановить исламистский натиск, не дать ИГ расширить свою территорию, но разгромить его пока не получается.

Разумеется, перемены на Ближнем Востоке не заключены в одном только появлении ИГ. Не менее значимым событием явилось отстранение от власти в Египте «Братьев-мусульман» и избрание президентом генерала ас-Сиси (см. об этом подробнее в Главе 12), что служит знаком неприятия политического ислама, начавшего – в условиях фактического отсутствия какой-либо серьезной альтернативы – претендовать на роль главной политической идеологии региона. Оценивая в связи с этим возможные масштабы угроз безопасности для Ближнего Востока и Северной Африки, ряд экспертов указывает, в частности, на такую угрозу, как «отсутствие сильной государственности в Ливии, Сирии, Ираке, Тунисе», что, по их мнению, «приведет к новому витку экспансии терроризма. Терроризм заполнит собой политический вакуум в регионе в пределах южных стран Сахеля»2.

Тем актуальнее становится задача предотвращения конфликтов, и этот метод может рассматриваться как альтернатива полити-

1Former CIA officer says US policies helped create IS // Al-Monitor, September 2, 2014. URL: http://www.al-monitor.com/pulse/politics/2014/09/turkey-usa-iraq-syria- isis-fuller.html?utm_source=Al- Monitor+Newsletter+[English]&utm_campaign=8833cf4508- September_3_2014&utm_medium=email&utm_term=0_28264b27a0-8833cf4508- 102357629.

2Что ждет мир в этом году. Члены международной экспертной группы ПИРцентра о событиях минувшего года и о прогнозах на наступивший год // Коммерсантъ Власть, 2015, № 2, 19.01.2015. С. 36.

18

ко-военным операциям, нацеленным на то, чтобы разрешить конфликты уже после того, как они произошли.

Между тем существующие в современной конфликтологии концепции, выявляющие предпосылки и закономерности, приводящие к конфликтам и войнам, а значит, и объясняющие пути их

разрешения, базируются преимущественно на нескольких подходах1.

Социологический подход делает упор на анализе особенностей социальной стратификации общества и параметрах его основных социальных групп (классов, профессиональных объединений и пр.), проблемах разделения труда и углубления диспропорций. В рамках этого подхода особое внимание уделяется исследованию борьбы отдельных регионов внутри государства за самостоятельность и освобождение от диктата центра, что составляет суть устремлений к сецессии (отделению) – причины большинства конфликтов.

Политологический подход сводится в основном к анализу по- литико-исторических факторов (колониальных войн, карательных акций, территориальных споров и т. д.), способных сыграть решающую роль в возникновении острых конфликтных ситуаций. Уделяет он значительное внимание и трактовке роли элит (как духовных, так и политических) в создании политической напряженности и эскалации ее до уровня открытого конфликта.

Соцально-психологический подход трактует конфликт с точки зрения поведенческой психологии. Центральное место в нем занимает исследование различных видов манипулирования обществом – со стороны организаторов так называемого этнического протеста либо правительств, политиков, партий, общественнополитических и религиозно-политических движений, новых и старых элит, а также криминальных группировок, стремящихся воспользоваться выгодами, получаемыми от сопровождаемых конфликт погромов, «этнических чисток», передела собственности. Большое внимание уделяется при этом мотивации насилия2, кото-

1См. также подробнее об этом Главу 4, написанную В. А. Кузнецовым.

2См.: Тойнби А. Постижение истории. Сборник. М., 1996; Флиер А. Я. Культурология для культурологов. М., 2000.

19

рое объясняется порой стремлением деклассированных элементов взять реванш, поквитаться с более удачливыми согражданами, давая одновременно выход своим криминальным инстинктам и наклонностям.

Есть, наконец, концепции, рассматривающие конфликты исключительно в глобальном измерении, где особое место уделено внешним влияниям, роли международного фактора в разжигании конфликтов.

Существует также множество определений того, что считать конфликтом (вооруженным, военным), а что – войной (крупномасштабной, локальной, региональной и пр.)1. В этой связи заслуживают внимание дефиниции, содержащиеся в принятой в самом конце 2014 г. «Военной доктрине Российской Федерации». Там разграничиваются следующие понятия2:

–военный конфликт как «форма разрешения межгосударственных или внутригосударственных противоречий с применением военной силы»;

–«вооруженный конфликт», подразумевающий «вооруженное столкновение ограниченного масштаба между государствами (международный вооруженный конфликт) или противостоящими сторонами в пределах территории одного государства (внутренний вооруженный конфликт)»;

–локальная война, в рамках которой «военные действия ведутся в границах противоборствующих государств и которая затрагивает преимущественно интересы только этих государств (территориальные, экономические, политические и другие)»;

–региональная война между несколькими государствами одного региона, «ведущаяся национальными или коалиционными вооруженными силами, в ходе которой стороны преследуют важные военно-политические цели»;

–и, наконец, крупномасштабная война – «между коалициями государств или крупнейшими государствами мирового сообщества,

1Частично эти понятия расшифровываются в 1-м разделе монографии.

2Военная доктрина Российской Федерации // Российская газета, 30.12.2014.

20