Титаренко М.Л., Кобзев А.И., Лукьянов А.Е. - Духовная культура Китая. Том 4 - 2009

Введение

Четвертый том энциклопедии «Духовная культура Китая», как и три вышедших ранее — «Философия» (2006), «Мифология. Религия» (2007) и «Литература. Язык и письменность» (2008), посвящен описанию такого уникального и всемирно значимого явления, как духовная культура Китая. Труд рассчитан на читателей, интересующихся и самой китайской культурой, и основами научных знаний о ней. Каждый том содержит один или два тематических блока и делится на три раздела: Общий, Словарный и Справочный, маркированные китайскими циклическими знаками цзя и бин Й . В такой троичной структуре составители стремились с наибольшей полнотой и последовательностью реализовать принцип взаимодополняемости и взаимосвязанности представленной информации, в идеале образующей единый гипертекст (той же цели служит система отсылок к другим статьям, в том числе из предыдущих томов).

Об этом беспрецедентном в России и сопоставимом с самыми солидными аналогами на Западе масштабном проекте, предпосылках его создания и принципах организации материала подробно сказано во вступительных статьях к тому «Философия». По сути пионерским является и настоящий том, объединивший такие составные части духовной культуры Китая, как историческая мысль, политическая и правовая культура. В Предисловии редакторов изложены принципы создания тома и его особенности. Свою задачу составители видели в том, чтобы показать, как действовал механизм организации взаимодействия власти и народа на протяжении всей истории китайской цивилизации с древности вплоть до сегодняшнего дня.

Общий раздел содержит развернутые теоретические статьи и исторические очерки, которые отражают основные темы и проблемы обозначенной предметной области. В первой части дается анализ развития исторической мысли, политической и правовой культуры традиционного Китая. Во второй части представлены очерки политической культуры новейшего времени, разбираются идеологические и теоретические дискуссии и основные политические кампании, излагается история двух крупнейших партий страны — Гоминьдана и КПК, исследуется правовая культура.

Статьи Словарного раздела, как и во всех предыдущих томах, озаглавлены китайскими именами, названиями и терминами. Это имена деятелей как прошлого — императоров, реформаторов, правоведов, так и настоящего — ученых и политиков деятелей; названия памятников политической и правовой культуры — династийных историй и кодексов, энциклопедий, произведений традиционной историографии и исторических справочников; термины, представляющие основные понятия, категории, идеологические течения и кампании, исторические школы, направления, термины современной политической культуры Китая — сяо кан, хэхэ-сюэ, санъгэ дайбяо и др. Значительное число статей посвящено анализу творчества китайских ученых-историков и мыслителей, их работам, биографиям известных государственных деятелей, лидеров страны.

Все тома энциклопедии посвящены единому духовному комплексу китайской культуры и имеют общую терминологическую и текстологическую базу. Поэтому в разные тома включены одинаково или сходно озаглавленные статьи, в которых одни и те же явления описаны в разных аспектах в соответствии с титульной тематикой. В настоящий том, тесно связанный с томом «Философия», также включены, например, статьи об основоположниках китайских этико-политических учений — Конфуции, Сюнь-цзы, Чжу Си; философах и политиках — Кан Ю-вэе, Лян Ци-чао, Сунь Ят-сене, Тань Сы-туне; историках и мыслителях — Сыма Цяне, Сыма Гуане, Бань Гу, Ван Го-вэе, Ху Ши, Го Мо-жо; статьи о выдающихся памятниках китайской историографии — «Ши цзи» («Исторические записки»), «Шу цзин» («Канон истории»), «Хань шу» («История династии Хань»),

Предисловие

Отличие данного тома от всех остальных заключается в том, что именно здесь сконцентрированы все основные проблемы, связанные с прошлым, настоящим и будущим Китая. Перед редколлегией и авторами тома стояла сложная задача — вскрыть в доступной читателю форме механизм организации взаимодействия власти и народа на протяжении всей истории китайской цивилизации с древности вплоть до сегодняшнего дня. Именно этим объясняется и структура тома, где «под одной крышей» объединены три составные части духовной цивилизации Китая: историческая мысль, политическая и правовая культура. Следует отметить, что вплоть до сегодняшнего дня такой работы не было ни в Советском Союзе, ни в России, ни в Европе. Она является по сути пионерской.

В древнем идейном и культурном наследии китайского народа почетное место заслуженно принадлежит истории и историографии. «Из всех наук, — писал известный китайский историк и политический деятель Лян Ци-чао, — в Китае только историческая наука достигла наивысшего развития». В поисках материала для создания политических и социальных теорий древние китайские мыслители обращались прежде всего к историческому прошлому своего народа, поэтому в Китае тесно переплетались история, политика, идеология, право.

«Исторические записки» патриарха китайской истории Сыма Цяня, ставшие эталоном написания таких сочинений, на которые опирались все следующие китайские историки, утвердили в историографии концепцию «история-зеркало». Можно сказать, что Сыма Цянь видел в истории зеркало, вглядываясь в которое потомки будут знакомиться с опытом прошлых поколений и извлекать из него уроки. Так же понимал предназначение истории и другой великий ханьский историк — Бань Гу (32-82). С некоторыми модификациями концепция «история-зеркало» дожила до наших дней и оказала глубокое и разностороннее влияние на историческую науку Китая. Не случайно правивший тогда император из династии Сун дал сводному труду по истории Китая, подготовленному под руководством Сыма Гуана (1019-1086), название «Всеобщее зерцало, управлению помогающее» («Цзы чжи тун цзянь»), подтвердив тем самым предназначение этого сочинения.

История в Китае всегда выступала как сила созидательная. Мощное государственное начало в организации историографического процесса гарантировало его удивительную устойчивость, были созданы благоприятные условия для систематической и непрерывной фиксации фактов национальной истории на протяжении по крайней мере двадцати с лишним веков. В зеркале своей национальной истории подданные Сына Неба видели величие и мощь своей цивилизации, насчитывавшей десятки веков непрерывного существования. «Зеркало истории» свидетельствовало, что гарантом существования общества

Еще до завоевания власти коммунистами в апреле 1945 г. VII расширенный пленум ЦК КПК 6-го созыва после серьезного обсуждения принял «Решение по некоторым вопросам истории нашей партии», где давалась версия развития КПК и всего освободительного движения китайского народа в соответствии с установками Мао Цзэ-дуна. Этот документ на долгие годы определил развитие историографии нового Китая. На историческом переломе от утопического коммунизма Мао Цзэ-дуна к прагматической политике рыночного социализма Дэн Сяо-пина в 1981 г. VI пленум ЦК КПК 11-го созыва принял «Решение по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР», в котором во многом по-новому были осмыслены пути развития китайской революции и предшествующий период истории КНР и КПК. Вместе с тем начавшееся с 80-х годов постепенное обновление всей духовной жизни страны сказалось и на современной китайской историографии — в научный оборот вводятся новые источники, складывается критический подход к исследованию некоторых исторических сюжетов, возникают плодотворные различия в трактовке исторического процесса, остается все меньше закрытых тем и белых пятен в современной истории страны.

Встатьях этого тома мы постарались объективно показать, проанализировать и оценить взаимоотношение «китаизированного марксизма» и национализма в XX в. Должное внимание уделено как выразителю интересов нации Коммунистической партии Китая, взявшей на себя задачу модернизации страны и построения «социалистического гармоничного общества». Весьма закономерно, что инициатор реформ Дэн Сяо-пин связал свою программу модернизации с реанимацией первой социальной утопии Конфуция — сяо канн, «общества малого благоденствия», придав ей новое социальное звучание — «общество средней зажиточности», что одновременно трактуется как начальная стадия строительства «социализма с китайской спецификой».

Вотличие от стран конфуцианского культурного региона: Японии, Южной Кореи, Сингапура и Тайваня как части Китая, построивших «конфуцианский капитализм», — КНР, основываясь на реинтерпретации аналогичных ценностей раннего конфуцианства,

выми ценностями китайской цивилизации. Последним примером такой поэтапной реинтерпретации являются документы XVII съезда КПК, где уже обсуждалась проблема второй социальной утопии Конфуция — построения общества «Великого единения» (да тун) с упором на повышение «народного благосостояния». В материалах съезда уделяется внимание идее гармонии (хэ [/]) китайского общества, где человек объявлен основой политики и поставлена долговременная задача построения гармоничного общества. Эта идея сочетается с тезисом древнекитайского философа Мо Ди о «всеобщей любви и всеобщей выгоде», принципом Конфуция о «гармонии многообразного и исходного». В теоретические основы новаций входит и традиционная даосская диалектика «раздвоения единого и сочетания двух противоположностей в едином». Кроме того, преемственность сочетается с инновацией, с учетом реальных особенностей Китая и заимствованных передовых достижений как общественной мысли из-за рубежа, так и исследований китайских обществоведов.

Чтобы читатель получил более ясное представление о специфике китайской политической культуры, редколлегия уделила специальное внимание характеристике таких эти- ко-политических учений, как легизм и конфуцианство, сформировавших ядро политической культуры, особенно учитывая нарастающий процесс инкорпорации ранних конфуцианских ценностей (цинь минь — «породнение с народом») в политико-идеологическую доктрину КПК. Опора на духовные ценности китайской цивилизации, прежде всего ран-

него конфуцианства, дает возможность КПК проводить гибкий курс реформ, ориентированных на социальную и политическую стабильность, а также делает более понятным смысл преобразований для широких слоев населения не только в самом Китае, но и среди многочисленной китайской диаспоры во всем мире, что является залогом успешных перспектив модернизации.

С древних времен Китай обладал специфической правовой культурой. Императорские династии вырабатывали и устанавливали многочисленные законы — уголовные и административные, необходимые для поддержания власти и управления народом. При этом правовые нормы, регулирующие положение личности, были лишь частью этих законов и постановлений. В статьях тома показано, как развивалась правовая культура Китая на протяжении длительного исторического периода, проанализированы правовые аспекты гоминьдановского Китая и периода КНР.

Несмотря на ограниченный объем тома, мы стремились наполнить его максимально возможным количеством фактического материала, чтобы читатель смог найти в нем не схематический исторический очерк, а весомую и убедительную демонстрацию характерных черт и особенностей истории китайского общества и государства за весь период существования китайской цивилизации.

После исторического нигилизма и фальсификаций периода «культурной революции» 1966-1976 гг. с 80-х годов XX в. в КНР под эгидой государства развернута мощная и хорошо организованная кампания по пропаганде знаний национальной истории, ставшая важной составной частью «культурного бума», начало которого приходится на это время. Рассчитана эта кампания на максимально полный охват всех слоев населения, но особое внимание уделяется молодежи, лишенной знаний по истории своей страны в период «культурной революции».

Модернизация современного китайского общества регламентируется общей теорией построения «социализма с китайской спецификой». В рамках данной теории выдвинута идея построения «социалистической духовной цивилизации», которая является важным компонентом концепции «совокупной государственной мощи», где одно из приоритетных мест занимают ценности богатого духовного наследия китайской нации.

Китайская политика в области строительства духовной культуры проникнута убежденностью и уверенностью в своей способности с помощью «мягкой силы» (жуань шули) культуры решить стоящие грандиозные задачи модернизации страны, построения «под знаменем идей социализма с китайской спецификой» «общества средней зажиточности», мирного объединения Родины и создания гармоничных отношений со всеми странами мира.

M.JI. Титаренко, Л.С. Переломов, В.Н. Усов

Историческая ИСТОРИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ

мысль

Доктрина китайской нации

Процесс формирования доктрины китайской нации как концепции единой макрообщности, объемлющей все население Китая, берет свое начало на грани XIX—XX вв. Примерно в это же время из Японии в китайский лексикон попадают термины со значением «нация»: гоминь, обозначающий нацию политическую, и миньцзу, обозначающий нацию этническую.

Термин гоминь был «сконструирован» японцами из двух китайских слогоморфем в связи с многочисленными переводами на японский язык западной научной литературы. Поскольку у немцев терминологически различались понятия политической и этнической нации (последняя обозначалась словом Nation), японцы создали слово кокумин (в китайском чтении — гоминь) как японский эквивалент немецкого Volk. В самом же китайском языке слогоморфемы го («государство») и минь («народ») никогда прежде не сопрягались вместе в виде отдельной лексической единицы.

Что касается слова миньцзу, то оно было заимствовано японцами в 80-х годах XIX в. из старокитайских текстов. В них начиная с V в. слово миньцзу изредка встречалось, но его семантика была связана с обозначением общностей несколько иного порядка. Вновь оказавшись на родине, слово миньцзу быстро приобрело широкое распространение уже в своем новом значении «нация».

В полиэтническом государстве задачи сплочения общества успешнее решаются при условии ориентации на построение и укрепление единой нации как политического образования. Китай

вэтом отношении интересен той характерной особенностью, что на протяжении всего XIX в.

встране проявлялся нарастающий интерес к идее единой китайской нации. Можно даже утверждать, что борьба за единую нацию создавала неотъемлемый фон истории Китая в этот период. В первой половине века, в обстановке воздействия внутренних и внешних сил дезинтеграции, китайские мыслители, политические деятели, наиболее активная часть граждан остро ощущали потребность внутриполитической консолидации, восстановления и усиления тенденции центростремительного развития. В создании единой нации виделся реальный путь к преодолению разобщенности народа. Построение единой нации рассматривалось как важный шаг к усилению Китая, как залог сохранения его целостности.

Благодаря усилиям китайских нациестроителей уже в первой половине XX в. был выдвинут целый ряд концепций единой нации. Название этой нации менялись: чжунхуа гоминь, чжунхуа миньцзу, гоцзу, чжунхуа гоцзу и, наконец, снова чжунхуа миньцзу, но уже в новом теоретическом осмыслении. Так, шаг за шагом, формировалась доктрина единой китайской нации. В итоге дело строительства и укрепления единой нации оказалось в фокусе политической стратегии страны. Сегодня призыв осуществить «великое возрождение китайской нации» звучит, пожалуй, еще громче, чем во времена, когда он был впервые провозглашен в первой половине XX в.

Хотя концепция китайской нации как единого народа на единой территории является порождением XX в., архетипически этот замысел коренится в весьма древних представлениях ханьцев и их предков хуася о себе и ареале своего обитания. Видимо, можно даже говорить о существовании у древних китайцев своего рода общехуасяской идеи.

Представления об этнотерриториальном единстве хуася зарождались еще во времена династии Чжоу, пришедшей в XI в. до н.э. на смену Шан. По словам исследователя: «Чжоуские Сыны Неба... считали себя частью единого целого, именуемого „нашим царством Чжоу" (во чжоу бан)...

Они отчетливо идентифицировали себя со всеми территориальными владениями Чжоу, а не только со своими столичными резиденциями...» В перечне деяний выдающихся правителей из дома Чжоу обнаруживаются упоминания об их за-

слугах по «собиранию» и объединению земель и их обитателей. Как гласит надпись на бронзовом сосуде западночжоуского периода (XI в. — 771 г. до н.э.), «Вэнь-ван объял покровительством верхи и низы, сплотил воедино десять тысяч стран». Это способствовало сближению населения различных областей во «владениях Великого Юя», формировало у него представления о единст-

В то же время первоначальные представления о единстве у древних китайцев не следует преувеличивать. Скорее всего, они были отражением каких-то действительно существовавших ограниченных во времени «союзов» и объединений. Существует мнение, согласно которому объединения под эгидой Сынов Неба (речь идет о доциньских временах) носили скорее формальный характер. В реальности же страна «в течение длительных периодов пребывала в состоянии большей или меньшей раздробленности», так что единство, которого удавалось достичь, «оказывалось частичным и относительным».

Объединение Китая при династиях Цинь и Хань дало новые импульсы делу сплочения обитателей обеих империй. Постепенно представление о «великом единстве» (да и тун) Поднебесной стало основой формирования преобладающей тенденции дальнейшего развития страны как развития центростремительного. Современные китайские исследователи подчеркивают, что, несмотря на периодические расколы единства государства, эта тенденция в последующие тысячелетия постоянно возрождалась и укреплялась. Однако ханьский этнос, возможно в силу более чем 250-летнего бесправного положения в условиях маньчжурского владычества, оказался в кризисном состоянии. В обстановке расширявшейся внешней агрессии нужны были действенные меры, направленные на кардинальное изменение этнонациональной ситуации в стране. Именно в этот момент китайские реформаторы и революционеры активизируют свою деятельность, важным компонентом которой стали первые проекты превращения Китая в государство единой нации.

Задача создания в Китае единой политической нации впервые была сформулирована и обоснована Лян Ци-чао в 1899 г. Мыслитель рассматривал свой план в контексте мирового соперничества наций (как политических образований) в связи с перспективами развития Китая. Лян Цичао пользовался термином гоминь для обозначения как единого политического сообщества в рамках государства, так и самого государства, население которого сформировалось в политическую нацию. При этом он констатировал, что «китайцы понятия не имеют о нации (гоминь)». Действительно, неологизм гоминь только-только проникал в китайский лексикон.

Поскольку на первых порах Лян Ци-чао обозначал новым термином гоминь не только общность людей, но и определенный тип государства, отличный от того, которое существовало в Китае, он специально коснулся принципиальных различий первого и второго. В Китае, по его словам, «государство (гоцзя) — это государственное образование, являющееся достоянием одной [правящей] семьи». Что касается государства, являющегося нацией (гоминь), то такое государство «есть общее достояние народа» (жэньминь) со всеми вытекающими отсюда последствиями: участием народа «в ведении государственных дел, в установлении законов государства, в заботе о его интересах, защите страны». Иначе говоря, народ государства-нации должен обладать политическими правами. В Китае же, пояснял мыслитель, ничего подобного пока нет, в то время как на Западе совсем иная картина: люди Запада (си жэнь) отличаются патриотизмом. «В Китае все обстоит иначе. Государством владеют люди одной семьи. Остальные являются рабами (нули)». Лян Ци-чао предупреждал, что подобная ситуация чревата самыми негативными последствиями. Его вывод таков: если народ не может стать нацией, он «пребывает в унижении»; если государство не может стать нацией, оно «клонится к гибели». Он разъяснял, почему Китаю столь необходимо стать нацией. Причина состояла в том, что агрессия со стороны государства-нации (гоминь) может быть успешно отражена лишь в том случае, если нации-агрессору противостоит государство, обладающее равноценной мощью нации. Лян Ци-чао был уверен, что, если ханьцы не сумеют трансформироваться в пацто-гоминь, их уделом останется рабское положение. Что касается возможности гибели государства, народ которого не является нацией, то подобная перспектива может привести к его распаду. Позже Лян Ци-чао приводил пример развала Осман-

мысль

минь).

Но каким образом у Лян Ци-чао мог возникнуть замысел построения в Китае нации именно на базе концепции гоминь как общности государ- ственно-политического порядка? Это явилось результатом его знаком-

ства с идеями и теориями И.К. Блюнчли (1808—1881), широко известного в XIX в. швейцарского немецкоязычного юриста-государствоведа, труды которого переводились на многие языки мира и даже в XX в. считались не утратившими своей ценности. Находясь в Японии, Лян Ци-чао познакомился с переводом трактата Блюнчли о государстве. В 1903 г. он подробно изучал взгляды Блюнчли на природу государства, общества, нации. В работе Лян Ци-чао, посвященной этим вопросам, можно обнаружить немало положений и определений, раскрывающих природу политической нации и дословно (или почти дословно) повторяющих формулировки немецкого текста. Так, Лян Ци-чао солидаризировался с Блюнчли в персонифицированном представлении политической нации как «правовой личности»: «Нация — это правовая личность» (гоминь вэй фалюй шан чжи и жэнъгэ). Это точь-в-точь соответствует формулировке Блюнчли: «Das Volk ist eine Rechtsperson». Блюнчли также называл нацию «правовой общностью» (Rechtsgemeinschaft). У Лян Ци-чао находим то же самое: «Нация — это правовая общность» (гоминь чжэ фатуань е); это «существующее [в рамках] государства юридическое тело». В 1911 г. Лян Ци-чао называет нацию гоминь «политическим объединением» (чжэнчжи туаньти). В 1922 г. он замечает, что «нация (гоминь) является объектом изучения права».

Констатируя, что ханьцы представляют собой этнос, у которого в настоящем его состоянии как бы отсутствует чувство внутренней «спаянности» и который превратился в своего рода «фрагментированный народ» (буминь: от бу — «часть», «фрагмент»), Лян Ци-чао относил этот недостаток к «великим бедствиям отечества» (цзуго чжи да хуань). В данной связи он подчеркнул, что «необходимо прежде всего переплавить фрагментированный народ (буминь) в нацию (гоминь)». Буминь и гоминь были для него терминами-антонимами: первый символизировал атомизированный характер ханьского этноса, второй обозначал сплоченную общность — нацию.

Фрагментированность ханьского этноса была, согласно Лян Ци-чао, следствием глубокой приверженности ханьцев к своим родовым общинам — кланам. Он даже называл своих соплеменников клановым народом, отмечая, что, хотя чжоуская клановая система «в наши дни формально упразднена, ее дух по-прежнему жив». Идентичность ханьцев не выходила за рамки клановых объединений, и принадлежность к государству фактически не фиксировалась в их сознании. Это обстоятельство неоднократно акцентировалось Лян Ци-чао. Он считал, что отсутствие у ханьцев «идеи государства» при наличии «местечкового мышления» обусловливалось спецификой исторического развития Китая, народ которого воспринимал свою страну как Поднебесную. Китайцы «не имеют понятия, в чем различие между государством и Поднебесной», писал Лян Ци-чао, ибо они «никогда сами не сознавали, что их страна является государством». Именно это обстоятельство, по его убеждению, имело прямое отношение к низкому уровню сплоченности ханьцев.

Почитаемый Лян Ци-чао Блюнчли строго разграничивал понятия этнонации, или этноса (Nation), и политической нации (Volk). Китайский мыслитель старался придерживаться такого же подхода. Блюнчли подчеркивал, что чувство «политической сопринадлежности и единства» возвышает нацию (Volk) над этнической общностью (Nation). Лян Ци-чао разделял этот взгляд. И хотя ханьцы в начале XX в. еще не возвратили себе статус реальной государствообразующей общности, т.е. ншкн-гоминь, мыслитель видел в своих соплеменниках потенциальную нацию (гоминь), не сомневаясь, что его народ непременно станет таковой. В статьях начала 1900 г. он говорил о величии ханьской нации не как общности этнической (миньцзу), а нации политической (гоминь). «Китай, — писал он, — великое государство. Его народ — великая нация». Он благодарен Небу за то, что «является частицей этой великой нации» (да гоминь) и спрашивает: «Желает ли наш народ стать великой нацией?» — но для него этот вопрос чисто риторический.

Блюнчли не оставил без внимания проблему нации в полиэтническом государстве. Он считал, что в таком государстве «все национальности вместе образуют единую нацию». Лян Ци-чао при-