Титаренко М.Л., Кобзев А.И., Лукьянов А.Е. - Духовная культура Китая. Том 4 - 2009

«Основной пафос III пленума 11-го созыва заключается в раскрепощении сознания, самостоятельном мышлении, [следует] отталкиваться от реальной практики для формирования соответствующего курса. Поскольку непосредственно о строительстве социализма [именно] в Китае ни у Маркса, ни у Ленина ничего не сказано, у каждой страны своя конкретная ситуация, опыт тоже разный, поэтому необходимо проявить са-

мостоятельное мышление. И так обстоит [дело] не только в экономике, но и в политике... Нам следует крепко ухватиться за нашу реальную обстановку. Все, что есть у других, мы можем изучать, но только лишь принять к сведению. Невозможно, чтобы все мировые проблемы решались по одному общему сценарию. У Китая есть свой способ решения проблем, у Мозамбика — свой». Следовательно, старая идея ши ши цю ши стала трактоваться как отход от некоторых положений марксизма, переход к реформам и открытости.

Несколько позже курс «практика — критерий истины» стал применяться и на международной арене и был связан с конечным оформлением курса «одно государство — две системы». Характерно, что до сих пор главный теоретический печатный орган КПК носит название «Цю ши».

Таким образом, достаточно старое конфуцианское определение на протяжении всей истории Китая играло и продолжает играть заметную роль в политической культуре страны. За свою долгую историю тезис ши ши цю ши основательно изменил свою суть. Однако главное остается неизменным: этот тезис и поныне связывается с национальной культурной традицией, вследствие чего не может устареть.

В настоящее время он все больше связывается с преодолением коррупции и злоупотреблений среди руководства и как следствие является гарантом социальной стабильности в стране. На XV съезде КПК Цзян Цзэ-минь отметил: «В условиях вступления в новую эру, столкнувшись с новыми проблемами, которые мы до этого ни разу не встречали... мы должны укреплять базу „раскрепощения сознания", отталкиваясь от реальной практики повышать сознательность и сплоченность». Таким образом, сегодня курс «отталкиваться от реальной практики» все более начинают связывать с консолидацией китайского общества, улучшением моральных качеств руководителей и всего общества, что обеспечит поступательное развитие, социальную стабильность и будет выступать гарантом успешного развития. Власти КНР ведут себя достаточно логично: вдет время — меняется реальная обстановка, меняются лозунги и установки, именно поэтому данный курс постоянно привязывается к новым политическим реалиям, наполняется все новым смыслом; это достаточно гибкая политическая доктрина, способная совмещать как конфуцианское толкование, так и современные взгляды и идеи. На данном этапе развития общества и государства в КНР данная формула связана с решением проблем улучшения партийного руководства — значит, этот вопрос действительно является приоритетным в развитии страны.

* Дэн Сяо-пин вэньсюань (Избр. произведения Дэн Сяо-пина). Т. 2. Пекин. 1994; Ван Син-го. Шиши цюши лунь (Теория «Практика — критерий истины»). Чанша, 1998; Ван Чжэн-го. Сысян цзефан лунь (Теория «Раскрепощения сознания»), Чанша, 1998. ** Усов В.Н. Борьба в Пекине вокруг подготовки и публикации статьи «Практика — единственный критерий истины» (май—декабрь 1978 г.) //VIII Всероссийская конференция «Философии Восточно-Азиатского региона и современная цивилизация». М., 2002, с. 108-119. (ИМ. Сер. Г.; Вып. 9/10); Усов В.Н. История КНР: Учебник: В 2 т. М.,

2006.

A.B. Аллаберт

Дискуссия о марксизме. Марксизм с китайской спецификой. Развитие общественно-полити- ческой мысли после 1978 г. определялось взаимодействием двух тенденций: стремлением реконструировать теоретическую систему марксизма и разочарованием в существующей концепции социалистического строительства, постепенно вытеснявшейся радикальной экономической реформой. Результаты последней, существенно отличаясь от прежних представлений, вновь привлекли внимание к отношениям между идейно-теоретической доктриной и политическим курсом КПК. Не сумев сохранить идеологическую чистоту, компартия была вынуждена возложить деликатную задачу по обоснованию своих социально-экономических новаций на обществен-

Углубление экономических экспериментов постоянно увеличивало многообразие их описания, особенно за счет использования западных теоретических конструкций. Разрешив их изучение, руководство КПК рассчитывало применить полученные результаты для решения стоящих

перед страной задач, однако не учло всех последствий этого шага. Социально-экономический прагматизм, свойственный политикам и хозяйственникам, не распространялся на гуманитариев, профессиональная деятельность которых строилась на других, более сложных принципах. Снятие после периода острой идеологической борьбы ограничений на пользование зарубежными источниками привело к усвоению западных моделей и методологических подходов, а вместе с ними мировоззренческих установок и ценностей, способствовавших зарождению «буржуазной либерализации». Практика экономических реформ, расходившаяся с классической марксистской теорией, а также западные экономические концепции, ее объяснявшие, бросили вызов марксизму, особенно чувствительно относившемуся к результатам экономической мысли. Сразу после XII съезда КПК президент АОН КНР Ху Цяо-му заявил, что «основной задачей в области философии и общественных наук является исследование и решение важных теоретических и практических вопросов, выдвигаемых в ходе осуществления социалистической модернизации».

Критика справа была не единственной причиной усилившегося внимания к теории. С конца 1970-х годов инициативы руководителей КНР в силу внутренних законов развития компартии, требовавших постоянного подтверждения идеологической легитимности, стали нуждаться в строгой научной экспертизе, на роль которой мог претендовать только марксизм. Первые подходы к решению этой проблемы были высказаны уже в рамках дискуссии о «практике как критерии истины» и дискуссии о гуманизме, но не привели к формулированию принципов и определений, «не проникли в сущность вопроса», указав лишь недостатки прежних концепций, но не выделив причины этих недостатков.

Первым о необходимости всестороннего развития марксизма заявил Дэн Сяо-пин, пообещав не позволить ему остановиться на уровне отдельных выводов, сделанных десятки или сотню с лишним лет назад. Но в 1979 г. эта инициатива, явно ориентированная на обоснование нового политического курса, намного опережала время и не могла привести к серьезным теоретическим результатам. Выступая на собрании, посвященном 100-летию со дня смерти К. Маркса (март 1983), Ху Яо-бан вновь привлек внимание к необходимости развития марксистской теории, подчеркнув, что вся ее история — это «история непрерывного преодоления различных ошибочных уклонов внутри марксистского движения и, стало быть, история его непрерывного развития». Но и этот призыв не получил достойного отклика в научном сообществе, для значительной части которого марксизм оставался прежде всего символом профессиональной принадлежности и идеологической безупречности, а не объектом критического анализа. Попытки расширить рамки официального марксизма предпринимались, но не выходили за пределы приспособления марксизма к практике четырех модернизаций. До постановления III пленума 12-го созыва (октябрь 1984) по экономической реформе, признавшего товарный характер производства при социализме, не было окончательной ясности, насколько далеко готова идти КПК в пересмотре идейно-теоретических основ, и, только получив практическое подтверждение ее решимости не останавливаться на полпути, последние препятствия для общественной мысли были сняты. На Всекитайской конференции КПК (сентябрь 1985) Дэн Сяо-пин, в очередной раз призвав усилить изучение основных положений марксизма-ленинизма с целью понять, «что же такое социализм», фактически положил начало самой крупной в истории КНР научной дискуссии.

С середины 1985 г. стали появляться публикации, в которых указывалось, что со времени смерти К. Маркса в обществе произошли глубокие изменения, вызванные научно-технической и социалистической революциями, начался переход от индустриального общества к информационному, и «некоторые выводы Маркса были отброшены новой практикой», в их числе вывод о зрелости внутренних противоречий капитализма и победе социализма. Из этого следовало, что реальный социализм, не являясь продуктом полного развития капитализма, имеет собственные

ционного китайского мышления. В результате «диалектика закончилась на марксизме, создав новую закрытую систему», допускавшую лишь комментирование классических текстов. Для преодоления этих недостатков китайские ученые призывали погрузить марксизм в атмосферу новой эпохи, «сделать новые тенденции развития человечества основой новых теоретических обобщений», а «не доказывать, что говорил Маркс, а чего — не говорил». Одной из важнейших задач для достижения этой цели провозглашалось превращение учения Маркса «из закрытого канона в открытое руководство», восприятие лучших достижений человеческой культуры, «прорыв ограниченности прежних трех составных частей, трех источников марксизма». Революционный характер этого призыва станет ясен, если вспомнить, что еще в 1982 г. ставилась задача овладения тремя составными частями марксизма, а всего три года спустя их ограниченность уже ставилась под сомнение.

Восстановление открытого характера марксистской теории началось с восполнения пробелов в изучении истории ее возникновения. С начала 1980-х годов были осуществлены перевод и издание собраний сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, В. Ленина, а также работ Н. Бухарина, Г. Плеханова, И. Сталина и др. Критическая переработка основоположниками трех источников (французского утопического социализма, немецкой классической философии и английской политэкономии), а затем отказ от некоторых из положений Ленина, сделавшего вывод о возможности победы социалистической революции первоначально в одной стране, убеждали ученых КНР в соответствии диалектического отрицания развитию марксизма и доказывали, что развитие марксизма есть преодоление его внутренних противоречий, а не только теоретическая преемственность.

После Октябрьской революции, по мнению китайских обществоведов, процесс творческого развития продолжился уже на практике. Военный коммунизм, скопированный с идей «Капитала», Ленин заменил нэпом. Сталин, вернувшись к модели Маркса, в конце 1940-х — начале 1950-х годов также был вынужден признать социалистическое товарное производство и закон стоимости, выделив в общественной собственности две формы: общенародную и коллективную. Примером такого же отношения к марксизму был назван курс после 1978 г., особенно после принятия постановления ЦК относительно реформы хозяйственной системы (октябрь 1984), «сделавшего прорыв во многих теоретических положениях классиков». Таким образом, практика социалистического строительства предлагала принципиально иную модель развития, в которой политика приобретала очевидные преимущества перед теорией, только впоследствии находящей ей обоснование. Из этого общественной мыслью КНР был сделан вывод, что «период дискуссий о программе социализма на основе книг уже прошел. На сегодняшний день можно рассуждать о социализме только на основе опыта».

Закономерно, что проверка научной состоятельности марксизма началась с определения его соответствия представлениям современной экономической теории и практике, за которой была признана центральная роль, и была наиболее опасной по возможным последствиям, поскольку вскрывшееся несоответствие могло разрушить его основы. Экономисты предлагали развить теорию трудовой стоимости Маркса, определить стоимость услуг, продуктов научно-технического труда и обучения, среднюю прибыль на капитал, углубить исследования теории обнищания пролетариата, тенденций накопления, теории воспроизводства, экономической теории империализма и т.д. Поскольку главной задачей социализма было признано развитие производительных сил, то и экономическую науку предлагалось переориентировать с изучения производственных отношений на повышение экономической эффективности, совершенствование управления и экономической политики, определяющей пути развития экономики в соответствии с объективными законами. При этом актуальный для общественно-политического процесса тезис о национальной специфичности социализма в Китае был изъят из обсуждения. Утвержда-

Историческая лось, в частности, что «зрелая политэкономия социализма должна отра-

... ./.гч жать всеобщие законы развития социалистической экономики и не мо-

мысль

жет всегда носить национальные одежды». Из общности законов развития производительных сил при социализме могли следовать и более радикальные выводы, которые не замедлили появиться. Высказывалось, в частности, мнение, что экономические законы являются в основном

законами движения производительных сил и общественного воспроизводства и не обладают классовым характером и, значит, применимы и к капиталистической, и к социалистической экономике, поэтому самым главным условием развития марксистской экономической теории является изучение и заимствование достижений западной экономической мысли.

Переориентация на западные идеи и подходы встретила аргументированную критику со стороны идеологов, предостерегавших, что «стремление только к росту экономической эффективности и благосостояния рабочих и служащих приведет к возникновению буржуазного стиля хозяйствования», а у стимулирующего влияния товарной экономики на развитие производительных сил есть и негативные последствия. Звучавшая критика в отношении марксистской экономической теории, на их взгляд, принципиально не изменила характера отношений между теорией

ипрактикой, которые по-прежнему основывались на «применении всеобщей истины марксизма в практике социалистического строительства в Китае». Возникшие противоречия между двумя версиями универсализма — либерального и марксистского — не могли быть решены в рамках экономической теории. Различие между существующим в Китае социалистическим строем

ипредставлениями классиков обществоведы предлагали ликвидировать в результате реформы марксистской философии, которая при развитии производительных сил и росте их влияния на общество была развита «от классической до современной».

Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что и в ней накопилась масса нерешенных проблем. Среди них — непротиворечивость понятия материи, которое не может развиваться через собственное противоречие, таким образом, «материалистический взгляд с самого начала не имел формы своего углубления»; потеря противоположностью «материализма и идеализма важного исторического значения»; ограниченность марксистской философии естественно-науч- ным уровнем «механики Ньютона» и необходимость ее углубления с точки зрения квантовой физики, геометрии Лобачевского, методологических подходов современных естественных и общественных наук. Отсутствие у К. Маркса и Ф. Энгельса специального произведения, в котором доказывалась бы внутренняя логика трех законов диалектики, свидетельствовало, по мнению некоторых специалистов, о превосходстве теории систем над марксизмом как универсальной научной методологии. Но даже несмотря на то, что этот пробел марксизма можно было восполнить, обогатив его теорией информации, кибернетикой, системным подходом, математическими методами анализа, узость его методологии для исследования современного мира стала общепризнанной, доказывая его «историческую ограниченность».

Особое внимание в этот период обращалось на отсутствие в марксистской политэкономии личности, являвшейся главным объектом исследования буржуазно-либеральных концепций, что не позволяло дать строгое определение собственности, учесть индивидуальное отношение к труду («чувство хозяина») и другие факторы, важные для формирующейся рыночной экономики.

Среди недостатков марксизма отдельно выделялось влияние утопического социализма, от которого он унаследовал неизменность социального идеала, утратив свойственные Новому времени динамизм и открытость, т.е. постоянный обмен между теорией и практикой. Поэтому, когда жизнь требовала внести изменения в принципы социальной справедливости и задействовать потенциал личности, марксизм оставался на прежних позициях и проигрывал. Причина этого, по мнению обществоведов КНР, заключалась в преувеличении роли классовой борьбы, которая представляла лишь одну из движущих сил развития, в то время как для обществ с неразвитыми классами необходим более глубокий и всесторонний анализ общественных отношений. Эти рас-

суждения вызвали повышенный интерес к анализу человека, предпринятому Г. Плехановым и западным марксизмом, интегрировавшим в свою систему новейшие направления западной общественной мысли. Этот интерес оказался наиболее разрушительным по последствиям для марксистского универсализма.

Как и большинство других общественных теорий XIX в., марксизм положил в основу своей концепции развитую к тому времени методологию естественных наук, ядро которой составлял жесткий детерминизм. Соединение антропологического материализма Л. Фейербаха и идеалистической диалектики Г. Гегеля создало идеальную методологическую среду для экономического детерминизма, использовавшего наиболее высо-

кие абстракции — «производительные силы», «производственные отношения», «классы» и т.д. Политическая теория социализма, полностью опираясь на его политэкономию, утверждала победу производительных сил (пролетариата) над производственными отношениями. Именно поэтому оперирующая макрокатегориями детерминистская модель смогла стать теоретической основой мобилизационного, телеологического развития. Ее недостатки, связанные с отсутствием

вней индивида, проявились позже, когда она столкнулась с трудностями роста, вызванными ограниченностью марксистских представлений об общественном характере человека, лежавших

воснове социалистической (тоталитарной) мобилизационности, что пробудило интерес к психологии и социологии, объяснявшим механизмы активизации индивида в социально-экономи- ческих процессах. В период формирования марксизма социальный субъект современного общества (гражданин) только формировался, поэтому описывающие его научные дисциплины — социология и психология еще не были сформированы. Они возникли тогда, когда появилось гражданское общество, в котором человек руководствуется чувством ответственности.

Включение в марксистский контекст из современных западных школ индивида реанимировало интерес к гуманистическим традициям конфуцианской этики, но уже не как к историческому наследию, а как к актуальному прикладному знанию, оказавшему в дальнейшем непосредственное влияние на формируемый социальный идеал.

Заимствовав из западного марксизма основные принципы социальной критики, китайское обществоведение преодолело еще один из сущностных изъянов марксизма, образовавшийся после 1917 г. Перемещение центра революционной активности в Россию усилило влияние российской социал-демократии на западноевропейскую. Однако поражение рабочего движения в Западной Европе в 20-е годы XX в. вновь заставило сосредоточить активность левых партий на теории, положив начало западному марксизму, возродившему интеллектуальные традиции классической теории. Большевизм, доказав свое право называться ведущей школой марксизма и воплотив свои теоретические построения на практике, занял обособленное положение в мировой общественной мысли, что первоначально компенсировалось колоссальным объемом эмпирического материала, ставшего важнейшим источником его развития. Но затем теоретическое осмысление нового опыта оказалось вытеснено на периферию партийной жизни, что сопровождалось усилением конфронтации с западными научными школами, включая марксистские, и, как следствие, нараставшим догматизмом. Ограничив источники информации и исключив из них «враждебные» марксизму взгляды, правящие коммунистические партии не смогли совершить прорыв в теории. Оставшись без научного руководства, практика вновь попала под влияние традиционных социальных утопий и политического волюнтаризма вождей. Преодоление разрыва между теорией и практикой в интересах стабильности поступательного движения стало важнейшей задачей, которая в целом была довольно успешно решена общественной мыслью КНР, дополнившей в этот период свои источники западными теоретическими концепциями и выработанными ими подходами к описанию действительности.

Отношение к практике и ее роль в общественно-политической жизни, послужившие исходной точкой дискуссии, после этого были пересмотрены, открыв новый уровень взаимоотношений. Начиная обсуждение, КПК преследовала утилитарную цель — доказать, что историческая ограниченность марксизма не позволяет ему эффективно противостоять изменяющимся обстоятельствам и конкретным условиям, что сняло бы целый ряд идеологических ограничений с ее деятельности. Это была попытка политики взять верх над теорией и любым внешним авторитетом. Но ей не суждено было реализоваться. Теоретический характер обсуждения и состав участников диктовали свои правила. Устаревшей теории требовалась замена. На право стать новым авторитетом могла претендовать не только конкретная политическая линия или политика, но и другая, альтернативная марксистскому символу теоретическая традиция. В ходе обсуждения

мысль

систская теория формально (но и символически) сохранила руководящую роль по отношению к политике. А общественная мысль придала начавшемуся процессу их воссоединения новые черты, дополнив доминирующее в начале дискуссии движение от практики к теории импуль-

сами от теории к практике. Признание важнейшим исходным пунктом практики привело к зарождению в КНР новой философской школы, получившей название «практический материализм». Основное противоречие марксистской философии между материализмом и идеализмом, «уже преодоленное марксистским взглядом на практику», было заменено в ней, на взгляд китайских исследователей, противоречием между теорией и практикой. Новый характер взаимоотношений между теорией и практикой и возросшая роль в них практики отразили усиление субъектного характера истории, свойственного западным, постмарксистским школам. В результате обсуждения в отношении практики и ее роли был достигнут компромисс, устраивавший большинство участников широкими возможностями для трактовок.

Проведенный обширный критический анализ марксистской политэкономии и философии давал основание утверждать, что классический марксизм вступил в период упадка. Придать ему новый позитивный импульс можно было, только ответив на вопросы, как развивать марксизм и каковы пределы его развития, т.е. пересмотрев отношения с практикой, заново выделить его характерные черты и сущность. Наиболее острые дискуссии разгорелись о характере развития. Высказывалось мнение, что смена объекта исследования означает устаревание теории (например, открытие атома показало ограниченность механики Ньютона), а практика построения социализма, отличающаяся от представлений Маркса и Энгельса, — ограниченность марксизма, который необходимо развить от этапа свержения старых производственных отношений и освобождения производительных сил к этапу развития производительных сил и совершенствования производственных отношений. Так же как открытие атома и появление квантовой физики не заменили классическую механику, а развили ее до нового уровня.

Для понимания механизма развития было использовано деление на основные (методологические) и отдельные положения, представлявшие собой продукт соединения марксистского метода с конкретными условиями, которые устаревают вслед за изменением объекта исследования. Расчлененность на составные части позволила «отстаивание и развитие» отнести только к основным положениям марксизма, легализовав, таким образом, теоретические новации после 1978 г. Одновременно разделение марксизма на основные и неосновные положения на теоретическом уровне выделило место для китайской традиции в качестве чрезвычайно важного прикладного знания. Следующим этапом могло стать и вскоре действительно стало нахождение основных положений, основ в истории, традициях, общественной мысли Китая. Фактически происходила актуализация в новых исторических условиях одного из лозунгов политики «самоусиления» XIX в.: «Китайская наука — основа, западная — для практического использования».

Изучение внутренних пружин развития помогло определить место разнообразных течений марксистской мысли, возникших в процессе «движения от неразвитого к развитому», — теория прибавочной стоимости характерна только для товарного производства, а учение о классовой борьбе и диктатуре пролетариата применимо только к классовому обществу. В целом ряде публикаций подчеркивалось, что поскольку в различных исторических, культурных, общественнополитических, географических условиях проявляется многообразие развития, а «революция и социалистическое строительство в различных странах имеют различные образцы, то и в теории необходимо признать существование различных школ» и «теорий национальных социализмов». К ним были причислены ленинизм, «еврокоммунизм», идеи Мао Цзэ-дуна, а также «выдвинутый ЦК КПК творческий курс, включающий политику расширения связей с внешним миром, оживление внутри страны, положение „одно государство — два строя", социалистическую плановую товарную экономику». Плюрализм, необходимый для обоснования самостоятельного пути Китая, неумолимо вел к признанию отдельных положений западных буржуазных концепций. Предлагаемые в соответствии с конкретными условиями способы завоевания пролетариатом политической власти — через постепенное преобразование капитализма или парламент-

ским путем, опирающимся на длительные демократические традиции, — не являлись, по мнению китайских теоретиков, основанием для обвинения в ревизионизме (поскольку их истинность проверяется практикой и дискуссиями), а сосуществование и взаимное обогащение этих школ являются условием развития самого марксизма. (Здесь уместно напомнить, что на совещаниях коммунистических и рабочих партий в

1957 и 1960 гг. КПК отрицала возможность мирного перехода к социализму. Эта точка зрения господствовала до конца 1970-х — начала 1980-х годов.)

Такой откровенно ревизионистский подход встретил мощное сопротивление. Его оппоненты указывали, что нельзя сводить рациональное зерно марксизма только к диалектике, поскольку оно представляет собой единство материализма и диалектики, и предлагали разделить основные положения на метод, называемый «центральным основным положением», и общие основные положения — замена капитализма социализмом, общественная собственность на средства производства при социализме, классовая борьба как движущая сила развития классового общества и др., которые также могут развиваться на основе материалистического и диалектического взглядов. Сторонниками ортодоксальной линии была подвергнута критике установка на «теоретический плюрализм» на том основании, что многообразие форм отражения нельзя рассматривать в качестве основания для «плюрализма истины» и «теоретического плюрализма». По их убеждению, социалистический характер экономики Китая, ведущее место в которой занимает государственная собственность, а несоциалистические уклады незначительны и являются ее дополнением, и соответствующая ему руководящая идеология определяют социалистический характер общественного строя.

Новое отношение к развитию марксизма позволило сформулировать новые критерии социалистического общества и отказаться от «несущественных добавлений» к нему, препятствующих проведению реформ и расширению связей с внешним миром. К последним были причислены монополия общенародной собственности на средства производства на начальных этапах социализма; специфические методы социалистического строительства, например политика военного коммунизма в СССР; придание конкретному опыту социалистического строительства универсального характера, а также ограничивающая сферу действия закона стоимости централизованная плановая экономика. Основной характерной чертой социализма предлагалось считать единство производительных сил и производственных отношений, не только общественную собственность на средства производства, но и в первую очередь общественный характер производительных сил, определяющий социалистические отношения распределения, методы и уровень обобществления. «Общественная собственность и распределение по труду как основные характерные черты социализма должны быть связаны с уровнем развития производительных сил, который является критерием социализма». Вместе с тем сохранились и сторонники прежних критериев: всенародной собственности на средства производства, распределения предметов потребления в соответствии с количеством и качеством труда, государственного директивного плана и др.

Выделение уровня производительных сил в качестве главного критерия социализма возвращало к детерминистской схеме марксизма, требуя учитывать не только соответствие строя представлениям классиков, но и объективным законам, допускавшим распределение не по труду, обогащение первоначально лишь части населения, несоциалистические уклады в экономике, которым соответствуют государство демократической диктатуры народа, социалистическая духовная культура, руководимая марксизмом, и др., отношения которых «с основными характерными чертами — не отношения равных, а отношения подчинения».

Дискуссия о развитии марксизма в 1985—1987 гг., как и дискуссия о практике в конце 70-х годов, оказала существенное влияние на формирование идеологических основ КПК. Если по оценкам конца 70-х — начала 80-х годов значение III пленума ЦК КПК 11-го созыва (декабрь 1978) заключалось в восстановлении истинного облика марксизма, то основной вывод дискуссии подразумевал возможность переоценки и III пленума, и XII съезда КПК. Деятельность ученых КНР в этот период оказала решающее влияние на последующее развитие страны. На высшем партийном уровне было признано, что «без нового развития марксизма за 9 лет в философии, полит-

уровень, дискуссия носила вполне прикладной характер. Выработав новые методологические подходы, она подготовила теоретическое пространство для выдвижения на XIII съезде КПК концепции «начального этапа социализма», восстановившей более тесное взаимодействие науки и политики.

Основные положения марксистской теории, восстановленные с началом реформ в практической деятельности и пропаганде, наделили КПК необходимой легитимностью для борьбы с влиянием «культурной революции», сыграв ту же общественно-политическую роль, что и для завоевания политической власти в 1940-е годы. Но предпринятая на рубеже 1980-х годов реконструкция марксизма, проходившая уже без определяющего влияния авторитетов, заложила потенциал независимого роста. На следующем этапе компартии важно было доказать, что основным источником развития является практика. Для этого необходимо было нарушить классическую схему, в соответствии с которой социализм выводился теоретически из критического анализа европейского капитализма, и приблизить его к китайской действительности. Подтвердив первичность практики успешными экономическими реформами, КПК восстановила авторитет своего политического руководства. Политический прагматизм, ставший реакцией на господствовавший на протяжении двух предшествовавших десятилетий утопизм, освобождал пространство для более близкого китайским традициям социального идеала, о существовании которого уже успел «вспомнить» Дэн Сяо-пин, введя в политическую лексику понятие сяокан. Несмотря на желание сохранить марксизм в качестве символа официальной государственной идеологии, доказавшего успешное использование теории, дискуссия о марксизме все же привела к отказу от целого ряда положений, подвергнув сомнению его универсальность как идейно-теоретической основы развития на фундаментальном, методологическом уровне. Но, главное, подвергнув сомнению марксистский идеал, на достижении которого была построена модель общественного развития КНР, результаты дискуссии подвергли сомнению ценность универсализма как такового. Как западный костюм не изменил китайских лиц, так и понятия «социализм» и «коммунизм» не изменили лица китайской цивилизации. Китай надел фрак потому, что без него не пускали на бал, даваемый Западом, но он всегда готов его сменить, как только бал закончится.

Положив конец монополии марксизма на определение пути социально-экономического развития КНР, дискуссия преодолела разрыв между теорией и практикой. Изменение в ходе обсуждения вектора движения от практики к теории на обратный — от теории к практике — вплотную подвело к признанию плюрализма, заложив методологические основы поиска новой идентичности. Отказавшись от абстракций, социальный идеал получил возможность формироваться не только в результате теоретического отражения практики, но и под влиянием традиционной культуры, приближавшей ее к действительности и способствовавшей очищению от утопических элементов. После периода повышенного внимания к истории западной философии и западному марксизму (1980—1987), системному подходу, социологии и психологии (1986—1989) со второй половины 1980-х годов усилился интерес к китайскому типу мышления, конфуцианской морали (1987—1989) и практическому материализму (1986—1990), а затем к проблемам модернизации и традиционной культуры. Во второй половине 1980-х годов в рамках дискуссии рассматривался вопрос о наполнении марксистских терминов новым, близким китайским реалиям содержанием. Реформа понятий стала важнейшим для идеократической системы элементом воспроизводства, позволив отказаться от марксистских догм, одновременно сохранив его влияние на массовое сознание. Пик дискуссии о реформе представлений пришелся на 1986—1987 гг. и непосредственно предшествовал XIII съезду КПК. От признания необходимости развития марксизма к определению путей его развития, затем к наполнению новым содержанием старых категорий, к переходу к китайскому типу мышления и, наконец, к выработке политического курса — такова была логика общественной мысли.

и потребностью в ее культурологическом измерении. Сохранение марксистского характера общественной мысли и включение в ее теоретический контекст китайской культуры создало условия для синтеза западной и традиционной философии, положив начало собственной школе исторического материализма.

* Ху Яо-бан. К 100-летию смерти К. Маркса. Пекин, 1983; Дэн Сяо-пин. Избранные произведения. Пекин, 1985; ТаоДа-юн. Кэсюэ шэхуйчжуи шилюе (Краткий исторический очерк социалистической мысли). Пекин, 1985; Гао Фан. Шэхуйсюэ юй кэсюэ шэхуйчжуи: Шэхуйчжуи ды гоцюй, сяньцзай хэ вэйлай (Социология и научный социализм: прошлое, настоящее и будущее социализма). Пекин, 1986; Ван Жо-шуй. Макэсычжуи хэ сюэпай вэньти (Марксизм и вопрос о школах) / / Синьхуа вэньчжай. 1987, № 11; Синьбянь лиши вэйучжуи (Новая редакция исторического материализма). Шанхай, 1987; Дэн Сяо-пин. Основные вопросы современного Китая. М., 1988; Лю Гогуан. Чжунго цзинцзи ды бяньдун юй макэсычжуи цзинцзи лилунь ды фачжань (Изменения в экономике Китая и развитие экономической теории марксизма). Нанкин, 1988; У Сюн. Чжунго вэньхуа жэ (Дискуссия о культуре в Китае). Шанхай, 1988; Янь Хуан-ян. Шицзянь вэйучжуи (Практический материализм). Учан, 1992; Чжан Юнь-и. Чжунго вэньхуа юй макэсычжуи (Китайская культура и марксизм). Пекин, 1998; Хэ Линь. Уши нянь лайды чжунго чжэсюэ (Китайская философия за 50 лет). Пекин, 2002. **Борох О.Н. Современная китайская экономическая мысль. М., 1998; Виноградов A.B. Китайская модель модернизации: Поиски новой идентичности. М., 2005.

A.B. Виноградов

Дискуссия о реформах и стратегии развития. Непосредственные истоки успешных преобразований КНР в конце XX в. лежат в периоде 1976—1978 гг., подготовившем политические и интеллектуальные предпосылки для формирования новой модели общественного развития. На этом этапе были выработаны новые критерии развития, а также определены сферы, подлежащие реформированию. В последующие годы начался интенсивный поиск форм сочетания теории и практики, политики и экономики, идеологии и науки, мировых реалий и китайской специфики.

Экономическое развитие, провозглашенное в качестве нового руководящего курса, было неразрывно связано с преодолением последствий «культурной революции» и всеобъемлющей социальной нестабильности, но не могло сразу же стать новой самостоятельной целью, признаваемой всем обществом. Диктуемый обстоятельствами приоритет экономики не мог мирно утвердиться в идеократической системе, поскольку представлял для нее потенциально мощный источник нестабильности. Переориентация на экономический прагматизм, постоянно подвергающий теорию проверке на истинность, могла породить чрезвычайно опасные для идеократического государства конфликты. Такие конфликты, как правило, не возникают при движении в обратном направлении — от практики к теории. Этой закономерностью воспользовался Дэн Сяо-пин, обратившись к марксистскому лозунгу «практика — единственный критерий истины», который стал основой преобразования идеологической доктрины КПК и действовавшего общественного строя.

Новые методологические принципы постепенно стали обрастать деталями, приобретая целостность и завершенность. Со временем возникла необходимость определить отношения с марксизмом, который в начале XX в. наделил КПК социально-политической легитимностью, затем способствовал ее победе в борьбе за власть, но к концу века превратился в препятствие для дальнейшего развития. Следуя избранной КПК исторической логике, марксизм нельзя было отвергнуть — его надо было осовременить и китаизировать. Распознанная диалектика этих процессов стала ключом к успеху модернизации КНР, соединившей сохраняющую национальную иден-

сугубо прагматичная программа развития. На 4-й сессии ВСНП 4-го созыва (январь 1975) вновь был провозглашен курс на осуществление «четырех модернизаций», прерванный «культурной революцией». Его характерной чертой стали четко сформулированные экономические цели, внешне сохранявшие левацкую амбициозность, но в действительности задающие минимально необходимые ориентиры поступательного социально-экономического развития. В августе—сен- тябре 1975 г. Дэн Сяо-пин предложил программу «12 пунктов», конкретизировавшую намеченный курс в области сельского хозяйства, промышленности, внешней торговли и научных исследований. Смерть Чжоу Энь-лая (январь 1976) значительно ослабила прагматическое крыло в руководстве КНР, усилив позиции левых.

Предыдущие десятилетия, на практике отвергнув социально-экономические и общественнополитические построения, доказали необходимость смены старой модели развития. Непосредственным толчком для этого послужила смерть Мао Цзэ-дуна (сентябрь 1976), кардинальным образом изменившая политическую ситуацию. Обострилась борьба между сторонниками продолжения «культурной революции», прагматиками и военными. Важнейшей задачей каждой из перечисленных фракций стало укрепление своих позиций. На первом этапе для этого достаточно было, используя авторитет Мао Цзэ-дуна, доказать безосновательность притязаний оппонентов. Для борьбы с левыми радикалами официальный преемник Мао Цзэ-дуна Хуа Го-фэн был вынужден блокироваться с представителями старшего поколения, занимавшими высшие посты в армии, реально контролировавшими ситуацию в стране. После ареста «четверки» в октябре 1976 г. в печати появились первые признаки изменения курса, в том числе высказывания в поддержку развития внешнеэкономических связей с капиталистическими странами и о необходимости сочетания строгого научного подхода с продолжением революции.

Прижизненная канонизация Мао Цзэ-дуна формально давала Хуа Го-фэну одну из высших степеней легитимности в качестве нового лидера. Однако после раскола в руководстве этот статус необходимо было подтвердить. Пост главного редактора 5-го тома «Избранных произведений Мао Цзэ-дуна» осенью 1976 г. наделял Хуа Го-фэна правом выступать в качестве главного толкователя воли вождя и слиться, таким образом, с его легитимностью. Эксплуатируя это преимущество, в феврале 1977 г. он провозгласил курс «твердо отстаивать абсолютно все решения председателя Мао, неуклонно следовать абсолютно всем указаниям председателя Мао». Оперируя его цитатами, Хуа Го-фэн подверг критике абсолютизацию классовой борьбы, дискредитировав, таким образом, политическую линию «четверки». Однако лозунг «двух абсолютов», укрепляя его политический и государственный статус, одновременно демонстрировал неспособность решить в перспективе главную задачу — предложить и реализовать новые инициативы государственного масштаба. Хуа Го-фэн, ограниченный избранной формой легитимации, мог предложить только санкционированные в свое время Мао Цзэ-дуном программы, не имея для их выполнения ни собственной профессиональной команды, ни возможностей для их существенной корректировки.

Союзники Хуа Го-фэна — министр обороны и заместитель председателя Военного Совета ЦК Е Цзянь-ин и заместитель премьера Госсовета Ли Сянь-нянь, а особенно близкие им Дэн Сяопин и Чэнь Юнь — сохранили независимость суждений, обладали опытом руководящей работы и развитым чувством политической ответственности. После смерти Мао Цзэ-дуна «второе поколение» получило наконец шанс конституироваться в самостоятельную политическую силу. Составлявшие его костяк ветераны отчетливо понимали, что в перспективе именно экономическое положение и зависящее от него благосостояние населения будут определять прочность властных позиций и успех реформ. Новое руководство вынуждено было вернуться к выяснению отношений между политикой и экономикой, идеологическими принципами и государственными интересами для того, чтобы преодолеть возникший после «культурной революции» идеологический