
Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_1
.pdfно вскоре, помолившись Прокопию Праведному, пода лись в Сибирь снова. Они шли вслед за толпой вологод ских и устюжских переселенцев, которых гнали по цар скому указу вместе с двинскими девками, предназначен ными в жены енисейским и ленским стрельцам.
Хлебопашцем Хабаров не стал, зато ему повезло на берегах кутского соленого озера. Он быстро богател. Возможно, что Головин поручал именно Пояркову пе реговоры о хлебном займе у кутского солевара; хорошо известно только то, что Ерофейко дал отряду Головина около трех тысяч пудов хлеба. Первая встреча солева ра с грозным воеводой Петром Головиным обошлась для Хабарова благополучно.
Отряд прибыл в Якутск, и первый воевода принял власть над острогом. Приступил к исполнению своих сложных служебных обязанностей и письменный голова Василий Поярков.
Разные дела приходилось разбирать тогда правите лям острога. Некий Семейка Мотора попался в том, что обманно взял лошадь у ясачного якута Себе Даванова. Дьякон Спиридон, только что присланный в Якутск и, очевидно, пришедший туда вместе с Поярковым, подал через Головина челобитную самомугосударю. Спиридон просил в ней назначить ему поощрение. Исполняя служ бу за протодьякона, возглашая многолетие в «царские часы», дьякон помнил, что в другихгородах его коллеги получают не только деньги, но и «государев погреб»...
Посланец Елески Бузы из юкагирской землицы при вез в Якутск первые меха с устья Яны. Принявшие его Головин с дьяконом и письменными головами повели расспросные речи о реке Яне. Почти одновременно с гонцом Бузы в Якутск пришел и Ивашко Москвнтнн, томский казак. Москвнтнн рассказывал совершенно уди вительные вещи о том, как двенадцать его землепроход цев в утлой лодке прошли вдоль берега Ламского (Охот ского) моря.
Это было великое событие — первое возвращение рус ских с просторов Тихоокеанского побережья. Москвнтин говорил, что они ходили с «Уди — реки по морю на пра вую сторону, изымали тунгуса, и тот-де тунгус сказывал им про хлебную реку и хотел их вести на ту хлебную Шилку». Шилкой был назван Амур. Так русские впер вые узнали об этой реке. Москвитин рассказывал и о реке Чи (Зее), о том, что дауры — племя пока неведо-
90
мое — сходятся для торга на реке Омуте. Все «скаски» Москвитина подтвердил Максим Перфильев, который явился в Якутск с Витима. Перфильев объявил воеводе о серебряной руде на «реке Уре» — притоке Зеи, а когда услышал москвитинскую «скаску» об Амуре, добавил, что Амур впадает в Ламское море. Головин с особым вниманием выслушал рассказы о зейском серебре.
В год 1641-й, когда Семейка Дежнев дрался с оби тателями янского побережья, а Воин Шахов растерял половину своего отряда между Вилюем и Якутском, Ва силий Поярков отправился в служебную поездку. Вы полняя приказ начальства, Поярков в один прекрасный день нагрянул в дом к Ерофейке и предъявил ему при каз об отдаче соляных варниц в государеву казну. Ерофейко, сжав зубы, ушел со своего пепелища на Лену, к Киренску, а Поярков помчался в Якутск с докладом своему начальству об успешном выполнении наказа.
Спустя два года, выстроив новый Якутск с острогом из пяти башен, церковью, воеводским двором, съезжей избой и амбарами, Головин вспомнил о серебряной ру де на Зее, о загадочной Пегой орде. И позвал к себе Пояркова.
Поход в Пегую орду
Отряд Пояркова был набран из промышленных и гулящих людей. В него вошли также 16 казаков и
стрельцов из отряда Головина.
15 июня 1643 года Головин и Поярков осмотрели от ряд в последний раз. В лодки были посажены 112 слу жилых и 15 охочих людей, погружены единственная чугунная пушка, свинец, порох и всякие припасы. По мощниками Пояркова были Юшка Петров и Патрикей Минин. Отряд плыл по Лене до устья Алдана, затем по Алдану до самого Учура, а по Учур-реке лодки зем лепроходцев попали в реку Гоному (теперь она зовется Гонам). На Гономе было много порогов — больших и малых, всех их насчитали шестьдесят четыре. Люди По яркова волокли суда через камни и пенистые буруны,
лодки колотило о пороги.
Письменному голове мерещились богатства новой страны, что лежала за диким Даурским камнем. В суме Пояркова лежала свернутая в трубку «наказная память» Петра Головина: «...и на Зие-реке будучи, ему, Василию,
91
расспрашивать всяких иноземцев накрепко про сторонние реки падучие, которые в Зию-реку пали, как люди по тем сторонним рекам живут, сидячие иль кочевые, и хлеб у них и иная какая угода есть ль и серебряная руда, и медная, и свинцовая по Зие-реке есть ль, и что иноземец в расспросе скажет, и то записывать именно.
Ичертеж, и роспись дорог своей и волоку, и Зие-реке,
иШилке, и падучим в них рекам и угодьям прислать в
Якутский острог, вместе с ясачною казною; и чертеж, и роспись прислать за своею Васильевой рукою...»
Со всем увлечением, на которое была способна твер дая душа Пояркова, он принялся за исследование новой страны. Он «разведывал про руду, и про синюю краску, и про дорогие камни», гнал, торопил свою дружину, чтобы скорее пробиться за Зейский перевал. Дружин ники плыли по Гономе пять недель, пока людки еще могли двигаться сквозь молодой лед. Но вскоре Пояр ков увидел, как Гонома сжала обмерзшие борта в ле
дяных объятьях. Вдали высился угрюмый Становой хре бет.
Поярков приказал людям строить зимовье. Нетерпе ливый письменный голова двинулся к дикому Даурско му камню на лыжах и нартах и с вершины Станового хребта увидел рубежи Пегой орды. Однако добраться до Зеи всем отрядом в 1643 году не удалось.
В1644 году на реке Умлекане, что впадала в Зею, поярковский отряд выстроил крепостцу. В наскоро ско лоченном зимовье Поярков сделал записи для буду щей «скаски» о владеньях Пегой орды. Он узнал о Зее,
еепритоках и сам проходил устья Брянды, Гилюя и Ура (Перфильев говорил в Якутске, что именно на Уререке залегает серебряная руда).
Вверхнем течении Зеи стояли селения и города Пе гой орды. Но разве можно было назвать ордой осед лых людей-земледельцев, носящих шелковое платье?
По старой сибирской привычке Василий Поярков пы тался установить дружеские отношения с даурским князцом Доптыулом. С удивлением рассматривали русские
стрельцы первого увиденного ими даура — с ко сой на макушке, облаченного в шелковый кафтан. Пояр ков приставал к князцу с расспросами: где дауры берут серебро? Доптыул в ответ разъяснил, что местных руд дауры не знают и не ищут, а серебряные изделия доста ют из Китая.
92
Василий Поярков узнал, что дауры едят на серебре,
ходят в шелках, ловят |
соболей, делают бумагу, |
добыва |
|
ют постное |
масло, |
которое куда как идет к огурцу. |
|
Кстати сказать, |
оголодавшие в якутской стороне |
служи |
лые с жадностью слушали рассказы о богатствах Пегой орды. Здесь было все — и огурцы, и дыни, и свинина, и курятина, просо и яблоки, пшеничная мука и вино
град.
Поярков был умен. Теребя бороду, письменный голо ва соображал: пусть «в даурах» он не сыщет ни доро гих камней, ни синей краски, ни серебряной руды. Но если верить рассказам «языков», он нашел богатства ку да более дорогие, чем серебро. Зачем теперь везти хлеб и другие припасы из Тобольска в Якутск? Пегая ор да — ближе. Пусть на Лене хлеб тоже сеют; это не пов редит делу, а в основном пшеницу можно будет достав лять в Якутск из даурских земель.
Пока Поярков обдумывал все это, у дружины не бы ло даже куска хлеба. Воинам нечего было есть.
Люди с нетерпением ждали весны, когда можно бу дет есть и корни трав. Но пришла весна, зазеленела трава, а весь луг перед крепостцей вдруг выгорел от неосторожности служилого, разводившего костер среди высохшей прошлогодней травы. Сердце Пояркова все больше каменело при виде человеческих страданий.
Приди Поярков в Якутск с неудачей, покайся, пова ляйся в ногах у воеводы, ему было бы прощено если не все, то многое. Поярков мог бы быть только смещен для службы в каком-нибудь Киренске, его могли бы пос лать для сбора ясака на Лену... И это все.
Но Поярков не повернул обратно за Даурский ка мень. Как призрак возникла его дружина над Пегой ор дой. Стоя на носу дощаника, с пищалью за плечами, с длинным якутским копьем в руке, с тульским мечом за зырянским цветным поясом, Поярков оглядывал новые просторы. В острожке на Умлекане он оставил сорок трупов умерших от голода спутников.
Но вот впереди заблестело мощное русло новой реки. Это был заветный Шилкар, как называли его тун гусы,— это был великий Амур!
В устье Зеи поярковская вольница разделилась, и 26 отважных людей пошли вперед, к устью Шилкара.
Поярков не сдавался. С остатками изнуренного отряда он двинулся к устью Амура. Четыре дня плыли
93
казаки и охочие люди мимо земель «пашенных джючеров».
Это был тот же рай земной с грецкими орехами, яблоками и гречневой кашей. Но вскоре начались вла дения ачанов и натков. Кто они были? Ученые, разби рая отчеты Пояркова, впоследствии решили, что ачаны не кто иные, как гольды. Тут было все больше похоже на знакомый Пояркову сибирский север.
Якутские удальцы видели жилища ачанов, украшен ные перьями орлов, видели людей, одетых в раскрашен ные рыбьи кожи. Ложем их служили груды лисьих и собольих шкур. Серебро было у ачанов в ходу; они де лали из него кольца, которые носили не только в ушах,
но и в носу. Две недели Поярков смотрел на все эти ачанские чудеса...
Потом темная амурская вода понесла казачьи лод ки мимо гиляцких земель, где жили «рыбьекожие лю ди»—еще непонятнее ачанов. Поярков был убежден, что эти свирепые дикари живут в великой дружбе с мед ведями и даже ездят на них. Где было знать письмен ному голове, что гиляки приручали медведей не для ез ды на них, а ради языческих празднеств, где рекой ли лась ворвань и рисовая водка, а медведю воздавались божеские почести. После таких праздников медведя обычно сажали в сани, вывозили на речной лед и там...
расстреливали из луков. Видел ли Поярков в низовьях Амура глыбу мрамора с таинственными знаками, камен ный стол, осыпь древнего щебня у подножий языческих памятников? И как ни учен был для своего времени письменный голова, где ему было прочесть таинствен ное санскритское заклинание: «Ом мани падме хум» (О ты, сокровище, покоящееся на лотосе»), выбитое на мраморе. Скорее всего Поярков ругал «поганое» язы чество, оставившее здесь столь непонятные письмена. Во всяком случае, таинственные знаки, начертанные на мра море, существовали здесь, когда Поярков совершал свой поход к устью Амура.
...Устье амурское |
было не за горами. Высокие бере |
га, покрытые лесом, |
песчаные наносы в протоке вели |
кой реки представились взорам якутской вольницы. По ярков долго не мог выбрать места, где можно было бы высадиться для зимовья,— вокруг были великие топи.
Но скоро на берегу Амура застучали топоры, и в дальней земле у берега Восточного океана выросло рус
94
ское зимовье. Здесь Поярков мог отдыхать от даурских тягот, греться у костра, писать свои «скаски».
«Те землицы людны, и хлебны, и соболины, и всяко го зверя много, а те реки рыбны, и государевым ратным людям в той землице хлебной скудости ни в чем не бу дет»,— выводил прилежным полууставом письменный го лова. Он писал о том, каких неведомых людей «оленных тунгусов улагирей» довелось встретить ему на Брян- де-реке, о «тунгусах-биралах» на Силимбе (Селемдже). (Это было первое сведение о народе биралах.)
«А окончины у них бумажные...» — доносил Поярков якутским, тобольским и московским стольникам, прель
щая их богатствами Пегой орды.
«Там в походы ходить и пашенных хлебных сидячих людей под царскую руку перевесть можно...»
Пояркову все мерещились даурские соболя, амур ская красная рыба. Сообщал он также о «богдойском хане», до владений которого надо ехать конем шесть недель от реки Селемджи, и о силе его — «бой-де у то
го хана огненный и лучной...» В своих «скасках» Поярков предлагал воеводам не
бросать дела с Пегой ордой, ставить в ее землях но
вые острожки.
Наступил 1645 год... За своими письменными заня тиями Поярков не забывал и «рыбьекожих» людей ги
ляцкой страны.
Двадцать сороков соболей, шесть собольих шуб про мыслил он в ясак у гиляков в ту пору.
Говорили ли ему гиляки о Торокае, или Сахалян анча гата,— об острове устья Черной реки? Туда «рыбьекожие» люди плавали на легких берестяных лодках к своим родичам — островным гилякам.
И где было Пояркову знать, что он едва не замк нул цепь первых европейских исследований на Тихом океане. Ведь он плыл по Амуру к океану навстречу голландским кораблям из Батавии, которые были пос ланы к Японии в тот год, когда Поярков пустился из Якутска в Пегую орду. Совсем незадолго до выхода поярковцев в устье Амура вымпелы голландских судов развевались у берегов Сахалина и посланцы Ван-Диме- на разглядывали темные морские просторы.
...Было ли известно о Пояркове иноземным ученым? Этого никто никогда не выяснял. А вот у японского ис торика Окамото Рюуносукэ я прочел поразившую меня
95
фразу: «Русский подданный Юуфуру (?) путешествовал по Камчатке и впервые узнал о существовании этой земли, то есть Курильских островов...» Пусть Рюуносукэ спутал Курильские острова с Шантарскими, которые действительно видел Поярков (об этом мы скажем ни же) , но кто этот загадочный Юуфуру?
Мне кажется, что о Пояркове могли прослышать са халинские гиляки, они и занесли к японцам весть о та инственном русском. Имя же Юуфуру очень похоже на исковерканное «Юрий»; уж не посылал ли Поярков верного Юшку Петрова сведать Сахалин, Шантары или Курилы? Японская запись хронологически совпадает по времени с амурским походом Пояркова.
Всю весну строил письменный голова лодки в устье Амура. На утлой посудине он пустился в открытое Ламское море и тогда-то увидел Шантарские острова. Кормчие правили все время к северу. Три месяца плы ли удальцы по Охотскому морю, любуясь блеском за поздалых льдин. Лодки вошли в устье Ульи-реки, где в заброшенном зимовье Поярков нашел казаков Москвитина, обживших новый край. Прав был Москвитин, прав был и тот «язык» из тунгусов, который когда-то гово рил о «хлебной реке Шилке»; москвитинцы видели те перь первых русских людей, приплывших с Амура бур ным Ламским морем.
12 июня 1646 года письменный голова вступил вновь на родную землю. Он рассказывал про свой обратный путь, как волокся нартами с Ульи на Маю, плыл по ней к Алдану и Лене...
Новостей в Якутске за три года было много. С тех пор как ушел Поярков, якутские землепроходцы преус пели во многом. Мишка Стадухин не только сыскал но вых «неясачных людей», но и принес в Якутск весть об открытии Колымы и первый сообщил о неведомом наро де, именуя его «чюхчи». Курбат Иванов пришел в Якутск с Байкала и написал «чертеж Байкала-озера и рекам, что в него впадают, и землицам разным, и расспросные речи про Мугал и про Китайское государство, и про зем лицы и на Байкале, где мочно быть острогу...» Мезен ский человек Исайка Игнатьев впервые пустился в пла вание по Ледяному морю на восток от Колымского устья и упромыслил моржовую кость.
Несколько землепроходцев уверяли якутского воево ду, что видели остров в океане против устья Колымы.
96
Нетерпеливый Поярков жадно расспрашивал о сво их друзьях. Покровителя Пояркова, воеводы Петра Го ловина, уже не было в Якутске. Еще в 1644 году, в сен тябре, был издан указ о новых якутских воеводах — Ва силии Пушкине и Кирилле Супоневе.
А походы служилых людей продолжались. Мишка Стадухин пошел из устья Колымы искать загадочную «реку Погычу...» Ловцы соболей на Олекме сыскали ко роткий путь к Амуру — рекой Тугирь. Семен Дежнев со вершил дерзновенный подвиг, проникнув на дощатом коче в воды, разделяющие Старый и Новый Свет.
После смерти Василия Пушкина на его место был назначен новый воевода — Дмитрий Францбеков. Еще в дороге он встретился с кряжистым солеваром Ерофеем Хабаровым, который решил вернуться на родину — в златоглавый Устюг Великий. Но, вдохновившись расска зами Пояркова, он передумал. Мечта о тучных колосьях в Пегой орде не давала Ерофею покоя... И он бил че лом Францбекову, чтобы наместник позволил «ему, Ярофею, итти на реку Амур на своем коште, с охочими людьми, и государевым счастьем тамошние народы по корять, и ясаки с них брать...»
И идут, идут русские люди на Север и Восток...
В 1649 году Семейка Шелковников находит себе могилу в зимовье на берегу Охотского моря, Дежнев странству ет по Анадырю. Проходит год, и Тимошка Булдаков, ни ставя ни во что свою жизнь, пробиваясь сквозь пла вучие льды, огибает Святой Нос, или мыс Северный.
Мы не знаем, где был в тот и последующие годы письменный голова Василий Поярков. Ушел ли он в То больск или в Москву, но по его следу двинулся в Пе гую орду такой же неистовый открыватель Ерофей Ха баров. Он проходил по улицам покинутых даурских го родов, искал владения князя Лавкая, видел сады и баш ни Пегой орды. Устюжинский грамотей и пахарь в пер вых своих донесениях подтверждал все то, что до него говорил Поярков о Даурской земле: «...дуги великие и пашни есть, и лесы по той великой реке Амур темные, большие, соболя и всякого зверя много».
Знал ли обо всем Поярков? Судьба его сложилась причудливо. Чернильница письменного головы, меч вои на, холщовое знамя открывателя побывали в его нетер пеливых жилистых руках. Но для потомков его глав ная заслуга в том, что он указал русскому народу путь
4 Хрестоматия по истории ДВ |
97 |
к Восточному океану по великой реке, открытой воль ницей из Тобольска и Якутска.
Землепроходец Семен Дежнев
Он идет по тобольским лесам и нескончаемым сне гам с тяжелой пищалью за плечами, выданной на вре мя похода из воеводской казны. Он ищет новые со болиные реки, составляет чертежи. На лыжах он пе ресекает огромные снежные просторы, мчится на мох натом гнедом коне, ведя второго в поводу, сидит на кор ме широкой плоскодонной лодки, и над его головой шу мит парус из сыромятной кожи. Его подстерегают опас ности. Он слышит, как поет, приближаясь к нему, стрела с черными перьями. Он не щадит себя в «съемном» — рукопашном — бою, и раны его под конец многотрудной жизни нельзя сосчитать. Он спит на снегу, кормится чем попало, годами не видит свежего хлеба, часто ест «вся кую скверну» и сосновую кору. Ему много лет подряд не платят государева жалованья — денежного, хлебного и соляного. «Поднимаясь» для прииска новых рек и землиц, он все покупает на свои деньги, залезая в не оплатные долги, подписывая кабальные грамоты.
Много таких людей начинало свой путь от холма Гледня в Устюге Великом. С берегов Сухоны и Юга он прошел на Иртыш, а оттуда на Енисей. Руслами рек, глухими волоками, гиблой тундрой, пенистой морской дорогой он пробрался на Лену, Индигирку, Яну и Ко лыму.
Оттуда начался путь в бессмертие. Судьба привела его в пролив между двумя материками, к островам, на селенным «зубатыми людьми», о которых не знал ни один самый пытливый космограф мира. Именно этому человеку в сермяжном кафтане довелось открыть тай ну Аниана, пройти Большой Каменный Нос и по ве ликой скромности своей успокоиться на мысли о том, что им была открыта лишь моржовая отмель для вели кого прибытка государевой казне. Пусть даже не были бы свершены великие открытия! Достойно удивления то упорство, с каким он за четверть века скитаний прошел от родного Гледня, откуда как на ладони виден злато главый Устюг Великий, до того сумрачного морского мыса, который, подобно каменной стреле, устремился к берегу еще неведомой земли.
98
Сын русского Поморья достиг крайних восточных пределов страны, а Большой Каменный Нос превра тился в ту славную грань, которая как бы подвела итог открытий наших землепроходцев удивительного XVII
века.
Кряжистый, бородатый устюжанин хоть и был гра мотен, едва ли знал, что за полтора столетия до него Восточное побережье Нового Света было открыто вели ким водителем каравелл. Дежнев не знал, что северный край Нового Света лежал на левую руку от него, когда коч под кожаным парусом вошел в узкий пролив. Но если он побывал на островах «зубатых людей», то в спокойный, ясный день мог видеть снежный, как бы ос каленный берег той страны, которую ближние потомки назвали Большой Землей.
Совершив великое открытие, Семен Дежнев продол жал вести жизнь, которую он вел целую четверть века до этого. Он колол длинной дележной «спицей» реву щих моржей, собирал окровавленные клыки, бережно хранил дорогую «костяную казну» и считал ясачных со
болей.
Принято думать, что даже его современники не зна ли ничего об открытии 1648 года, одном из величайших в истории познания Земли,— но это далеко не так, о чем расскажут страницы этой книги.
«Храбрый и незлобный, выносливый, как железо, че ловек с пытливым и ясным умом стал гордостью на шего народа.
Жизнь Дежнева была трудна. Хорошо, что в памят ном 1643 году его не было в Якутском остроге, когда Петр Головин, воевода немилостивый, пытал, мучил и жег служилых и промышленных людей. Иначе к ранам, полученным в долгих походах, прибавились бы следы от клещей палача. Такие следы были на широкой спине Семена Шелковникова, Василия Бугра, не раз били ба тогами и Ерофея Хабарова. Наш герой был удачливее всех своих товарищей. Мы не находим его в числе жертв пыточного двора, который был с большим зна нием дела выстроен Головиным возле двенадцати тем ниц нового Якутского острога.
Правда, были у Дежнева заклятые обидчики и вра ги — Михайло Стадухин и Юрий Селиверстов, старав шиеся, как он думал, присвоить себе честь открытия Большого Каменного Носа. От обид Стадухина откры
4* |
99 |