Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_1

Д. Романенко

СЛОБОДА ОПЫТОВЩИКА ХАБАРОВА

(главы из книги «Ерофей Хабаров»)

...Хабаров тогда из Великого Устюга все-таки ушел на Лену-реку, бросив Мангазею, ушел сам-третей, с бра­ том да племянником.

На коче с маломальным своим пожитком плыли Хабаровы по Турухану-реке, оттуда на Нижнюю Тун­ гуску, что течет навстречу, с востока. Две пары ост­ роухих остяцких собак бежали по галькам бичевника,

да чернолесье. Из ивняков у воды изредка торчали убо­ гие остяцкие чумы под бурым корьем, под белой берес­ той, из них всходили дымки. Людей видно не было — они убегали в кусты, в леса, слышен был только злой собачий лай. На берегах торчали голые скалы то как развалины стен, то как высокие идолы, г олые уступча­ тые башни и отдельные на них лиственницы смотрели сурово и неприветливо. За дальними лесами белели снегами горные хребты.

Утрами на песчаных отмелях, на косах было словно навалено снегу — белые лебеди кликали трубно, дрема­ ли, стоя на одной ноге, цапли, на зеленых лужайках пля­ сали журавли. Утки, словно нанизанные парами на нит­ ку, носились с берега на берег, то и дело взлетала бо­ лотная водяная птица.

Туманы розовели от подымающегося солнца, и тогда к берегу выходили из перелесков серые стада рябцов и тетеревов. Птицы, подлетывая, разбегались в сторо­ ны и мирно уступали дорогу, когда среди них двигалась к воде горбоносая, губастая туша сохатого — лося с ветвистыми плоскими рогами.

Но с оглушительным криком взмывала вверх эта же птица, когда мелькала в высокой траве красная спина лисы или кустами выходил к реке седой матерый волк.

На тихих вечерних зорях по реке сплошными круга­ ми и кружками играла, сверкала, прядала рыба — все было полно могучей темной жизни, дышало богатой силой матери земли. Мать пустыня молчаливо рассти­ лала перед смелыми путниками, словно на скатерти-само-

110

гая стальные мускулы, треща хребтинами, перекладывая изжеванные тяжестью катки, переволокли тяжелый коч Хабарова лесными распадками в реку Чону, дали трем смелым устюжским людям свободный ход дальше, к востоку.

И побежали Хабаровы по течению реки Вилюя, и бежали торопко — осень подходила все ближе. Бесчис­ ленные стаи птиц с криками, гоготаньем, с кликаньем улетали к югу. Белыми от снега стали гольцы1, на реке вставали стеклянные забереги, до Лены пути остава­ лось еще с мес яц. Выбрали место у выворотня лист­ венничной лесины под яром на полдень, вырыли зем­ лянку, прикрыли вход медвежьими да лосиными шку­ рами, нарубили в три топора запас дров, и скоро при­ шла, просыпалась снегом, стала белая зима. От морозов ухал лед на реках, деревья трещали, птицы мерзли на лету, сполохи ходили по темному небу столбами, алыми лиловыми, соломенными пазорями, в полдень черные во­ роны летали в облачках пара под алым низким солнцем. Замерла природа. Но трое зимовщиков работали не покладая рук всю зиму — давили кулемами, ловили сетями соболей, горностаев, куниц, били лис.

Пришла весна, выше покатилось, разгораясь, солн­ це; издырявились, схизнули сугробы, побежали ручьи; ожила, закликала, заревела, запела птичьими и звери­ ными голосами тайга; отощалые медведи вышли после зимнего сна с лежек своих, грызли, ломали топольки и березки, грызли их кору, с мучительным ревом на весь лес опоражнивая свои кишки после зимнего покоя; по­ летели на север, захлопали по тундровым разводьям во­ доплавающие. И наконец полноводный Вилюй вынес Хабарова на Лену — великую реку.

Неприветна, угрюма показалась она землепроходцам, хоть и сильна. На дворе уже июнь, а берега реки еще завалены льдами. Серые, свинцовые воды медленно те­ кут на север, к Полунощному океану. Людей на Лене мало, народ немирен, погода дышала холодом, и Ха­ баров со товарищами решили подыматься по Лене на полдень, искать места, там ставить себе свободную за­ имку.

Прошло с той поры, почитай, больше десятка годов, полных упорных трудов и Хабаровых и тех людей, ко-

1 Горы.

113

торые подходили к ним из лесов, входили в артели, ста­ вили рядом избы, расчищали, пахали поля, сеяли хлеб, овес, лен, коноплю, охотились, ловили рыбу, вели торг городовыми товарами из Московской земли, из России.

Жили в новой слободе вольным обычаем, как жили теперь в остатнюю разве одни казаки на Дону. Все больше и больше на их торги выходило из лесов мест­ ных жителей, приплывало на долбленых, огнем выж­ женных челноках, на берестяных, кожаных лодках, приезжало на собаках, на оленях. Хабаровские люди богатели — работали не покладая рук, все больше и больше вели нужные народу промыслы. Нашли непода­ леку железо, и в поселке застучали весело и звонко мо­ лотки — ковали ножи, топоры, пешни, пошла живая торговля. Сам Ерофей Павлыч когда-то, еще мальчиком, работал соль на Вычегде, и, найдя соляные колодцы в Усть-Куте, он поставил там соляные варницы — можно было уже ловить рыбу, солить, да впрок.

Жизнь и труд били ключом в новой слободе. Хотя для бережения и на всякий случай срубили и постави­ ли на холме над крутым берегом небольшой острожек, но в городке том воеводы не было. Поставили церковь, и звон колокола разнесся далеко по тайге, разгоняя лесных хмурых богов.

В документах того времени Хабаров именуется «опытовщиком» — он смело и умно ставил опыт жизни на новых местах, и слухи о его новшествах, о вольной жизни в слободе на Лене-реке бежали далеко кругом.

Однако вольной жизни пришел конец: за Хабаровым съехал с Москвы на Лену воевода Головин Петр Петро­ вич и поставил Якутский острог недалеко, у устья реки Вилюя. Задачи у Головина были иные, чем у Хабаро­ ва. Речь шла уже не о работе, не об осваивании этих пустынь трудами. Москва давала ему наказ: осваивать земли, объясачивать народы да «смотреть крепко, ко­ торые реки впали устьями в море и сколько от одной такой реки до другой ден ходу парусом или греблею, и расспрашивать про те реки подлинно, как те реки слывут, и отколе они вершинами выпали, и какие люди на тех реках живут, и скотинные ли они, пашенные ли, и какой у них хлеб родится, и зверь соболь есть ли, и ясак платят ли они, и ежели платят, то в какое го­ сударство и каким зверем».

114

А дальше шли указания уже специального значения: «И в том государстве какой оружейный бой, и то­

вары им какие надобны, и на какие товары с ними ту­ земцы торг ведут—проведать тебе подлинно. А прие­ хав к себе обратно, явиться к расспросу и опись и вся­ ким землям чертеж подать к Съезжей избе».

Сибирский приказ в Москве отлично понимал, что русские люди в Сибири подходят к местам иного скла­ да, не таким, какие были доселе, что здесь иноземцы могут быть немирны, что тут движение вперед оказать­ ся может не так легко, как прежде, что возможно соп­ ротивление. Затрудняла дело и дальность снабженья: от Москвы и других хлебных мест расстоянье стало очень большим, пороху же, свинцу, а главное хлеба и товаров требовалось еще больше.

День был жаркий. Хабаров только что вернулся с поля, где жал с артелью хлеб, сел обедать. Подавала ему орочонка, которую он как рабыню выменял на соль, жил же с нею как с венчанной женой. Маленькая, с быстрыми черными глазками, похожая на лесную пти­ цу, она все время пугливо посматривала на своего властелина, боялась его, не верила, что он ей муж, но визгливо бранила его из ревности, лезла с кулаками.

Хабарову это нравилось. Его первая жена была сы­ тая, белая, сдобная и очень любила спать. А Агафья — так окрестил орочонку бродячий поп Онуфрий деньденьской носилась по сушилам-амбарам с мехами, бы­ ла переводчицей, помогала мужу изо всех сил.

Агафья поставила на стол горшок щей из свежей капусты и, вытирая руки передником, бросилась к ок­ ну: во двор кто-то вбежал, что-то спрашивал.

— Батушка, цой-то все крицат? — сказала она. Хабаров встал и, дожевывая кусок, выглянул в окно.

— Тебе не разобрать! — улыбнулся он, похлопывая Агафью так по спине, что мониста в косах забренчали.

— Государь, — запыхавшись, кланялся со двора в окно широкоплечий конюх Фирс, — ребята кричат с ре­ ки — струги снизу бежат.

—Ну?

—Со стрельцами. Три лодьи. Не было б дурна! Хабаров сдвинул брови, бросил недоеденный кусок

хлеба на стол.

— Повремени с едой, Агафья! Гости! Должно, не­ званые.

115

Быстро натянул сверх рубахи синий кафтан и, вы­ прастывая из-под полы бороду, сбежал с крыльца во двор, зашагал к берегу.

Лена против слободы была еще не широка, сильно дул низовой ветер, лиловые волны катились вдоль ре­ ки, шумя беляками, березы на юру шатались, кланя­ лись. За желтыми отмелями, за зеленью лугов, за си­ ними гребнями лесов белели широкой полосой снега на отрогах Саян. Ветер дул ровно и наносил то цветами с лугов, то солнечным теплом.

Хабаров из-под руки смотрел с кручи берега на приближавшиеся паруса стругов, набитых стрельцами. Суда подошли, стало видно, как выцвело сукно кафта­ нов, как бледны бородатые лица стрельцов, как угрюмо и недоброжелательно глядят на мирную, цветущую сло­ боду их запавшие глаза. На переднем струге на щегле вьется красный стяг с гербом Москвы — Егорьем Храб­ рым, поражающим змия.

«Должно, сам... Воевода! — подумал Хабаров, сымая шапку с темных своих кудрей.— Стрелецкие кафтаны латать едет!»

Парус на переднем струге скользнул вниз, струг ткнулся в приглубый берег, с него скакнуло двое стрель­ цов с бердышами, подхватив под локти худого, мало­ рослого, бледного человека. Богатый новый его кафтан никак не подходил к его желтому, тонкогубому лицу с узкой бородкой и суровому блеску узких глаз в крас­ ных веках.

Хабаров отступил назад, а приехавший, держа левую руку на рукояти сабли, бежал прямо на него.

—Вор! — выговорил приезжий и, выставив бороду вперед, мигал глазами.— Воруешь противу великого го­ сударя! Пошто указа не сполняешь?

Хабаров погладил бороду.

—Поздорову ль, государь, плыли? — по обычаю на­ чал он, кланяясь.

—Поздорову! Поздорову! Знамо дело! — бормотал приезжий.

За ним стояло два дюжих стрельца, другие выска­ кивали на берег, подстраиваясь.

— А ведь тебе указал якутский воевода, Головин Петр Петрович, чтоб платил ты, Хабаров, государеву десятину — со слободских людей и со всего, что поло­ жено, в Якутский острог!

116

зывают еще — беглых ты мужиков к себе прибираешь. И указал потому тебе якутский воевода, чтобы ты,

С самого детства слыхал эти грозные слова устюж­ ский посадский человек Хабаров. На коленях отца, прижавшись щекой к его мягкой бороде, слушал ма­ ленький Ерошка неторопливые, обстоятельные отцов­ ские рассказы. Ходил тот посадский человек Павел Ха­ баров на великое государево дело. Устюжские, вологод­ ские, вятские, новгородские, пермские люди всем ми­ ром ополчились освобождать Москву; первые самые бояре в ту Смуту взяли царем над всем пародом коро­ левича польского Владислава, позволили ляшским да казачьим шайкам бродить по Московской земле... Он, Павел Флегонтов, сын Хабаров, был тогда во всенарод­ ном ополчении у Кузьмы Минина, сам бился крепко про­ тив пана Ходкевича, под стенами Новодевичьего мо­ настыря, у Москвы-реки, плакал от радости, видя, как бросились в бой казаки Трубецкого.

И отец показывал сыну рубец на плече, рассказы­ вал, смеясь, что сидевшие в Кремле поляки отбивались от восставшего народа, стреляя в него из пищалей жем­ чугом, содранным с икон кремлевских соборов,— свин­ ца у них уже не оставалось.

Разогнав захватчиков и самозванцев, «Совет вся земли» посадил на царство выборного царя Михаила. Павел Флегонтович и в Кострому ходил в охране Ве­ ликого московского посольства.

А потом еще больше людям было государева дела: надо было работать, налаживать жизнь, платить долги, супостатов бить — где дубьем, где рублем. То и дело сходились Земские Соборы, строилось государство. И сам он, Ерофей, еще молодой, сошел за Уральский Камень в Сибирь, работал сверх сил, помогал жить местным людям, уряжая порядок, подводя новые земли под великую руку Москвы...

— Вор! — кричал Поярков.

— Ты, Василий Данилыч, для чо лаешь меня во­ ром? — выговорил наконец Хабаров, надел шапку. — Всю жизнь государю служил и прямил! В чем своро­

118

вал— сказывай, пусть воевода сказнит! Или я землю не обихаживаю, или народ не строю? Вона куда — к Бай­ калу, к морю, подошли, и все ладно. Или чего худого сделано? Или мы туземных людей обижаем, до смерти побиваем? Нет! Мы с ними миром да ладом живем, крестами меняемся. Братаемся! И выходит — чужие люди нам побратимы, а вы, служилые наши люди, как сюда пришли? Или мы вам не дети, вы нам не отцы? Берите все ладом, по совести, по-хорошему, по совету,

чтобы все всем было равно!

Хабаров стоял на зеленом берегу великой реки Ле­ ны, залитый летним солнцем, большой, ладный, в синем своем кафтане, развернув плечи, положив загорелую руку на проседь бороды. За ним стояла мирная зем­

ская сила — его сбежавшиеся люди.

А против них стоял у воды письменный голова По­ ярков, ухватившись левой рукой за рукоять огромной, не по росту, сабли, и то же самое солнце сияло на бо­ гатый его кафтан.

— Хабаров говорит —ладом берите что надо! Не знает он, смерд, каково государево дело! Ладом! Что­ бы всем было вровень... Или царь тебе, собаке, ровня? Кто выше царя? Что ж ты, и с богом спорить будешь? Не то что в добре, в самой жизни твоей волен царь. Живешь — значит, служишь царю! Кто не служит — тот ему ворог. Супостат! Нехристь! Кто с царем — тот вер­ ный царский раб, а кто не раб — тот против царя. Вор.

Или он, Поярков, из дьяков Сибирского приказа, не видел силы царя — как посылал государь первейших своих бояр на годы служить в дальние гиблые края? Как

жаловал их за верность поместьями, как за воровство сымал головы с плеч! Эх ты, новгородский горлопа!

Так стояли они, оба русские люди, Поярков и Хаба­

ров, друг против друга.

Сила земли — у Хабарова, сила власти — у Поярко­ ва, и между ними змеями вились разодранные мол­ нии: рвались они к одной и той же великой цели, сой­ дясь на единой тропе — государевом деле, столкнулись

силой, без договора...

С вечера всю ночь напролет гуляли якутские стрель­ цы в слободе, словно в завоеванной земле,— гремели песни, лаяли собаки, визжали, ревели то тут, то там

девки и бабы.

119