Средние века. Выпуск 71 (1-2)

Барбара Розенвейн. Если верить Лиутпранду, Беренгарий хотел им быть, но этого не хотели его бароны.

В заключение хотелось бы обратить внимание на две распространенные ошибки историков, поднимающих тему обмена дарами. Во-первых, это стремление видеть отношения дара повсеместно, вчитывать их в любые встреченные формы обмена и формы отношений. Эта традиция идет от Жоржа Дюби, который отнес к дарам оброки крестьян своим сеньорам, виры, выплачиваемые убийцами для восстановления мира между семьями, церковные прекарии, приданое невест, подношения баронов своим правителям и дары тех этим и еще многое другое8. Пример дарственных грамот королей и императоров IX–X вв. показывает, что в действительности мы имеем дело с разными формами обмена, и если говорить о большинстве случаев, то это, возможно и скорее всего, окажутся вообще переходные случаи, в которых не будет ясности, что они собой представляют. Так будет уже потому, что взаимодействие предполагает две стороны и минимум две интерпретации. Чистота форм найдется где-то по краям. Чистые формы дара и сделки способны сориентировать нас, но не более того. Во-вто- рых, историки ошибаются, если верят в существование «механизма» обмена дарами, творящего социальные связи и отношения. Историю трудно разделить на причины и следствия. Такие картины во всех отношениях удобны, кроме того что они не выдерживают столкновения с реальностью. Нельзя заставить обмениваться дарами того, кто этого не хочет и не собирается этого делать. Их роль значительно скромнее. Дары, очевидно, помогают выстраивать определенные ситуации и извлекать из них выгоду. Надо ли огорчаться, что, сделав эти констатации, мы оставляем себя без привычного «инструмента познания»? По-моему, нет. Пожалуй, дело обстоит наоборот. Отбросив грубую схему, приписывающую дарам роль «механизма» установления социальных связей, мы получаем взамен возможность увидеть и описать до сих пор не замеченные исторические факты. В самом деле, дарственные грамоты короля Беренгария, благодаря наблюдательности Лорана Феллера, проливают новый свет на темный период политической истории Запада, наступивший с концом Каролингской империи.

Ключевые слова: раннее Средневековье, Каролингская империя, власть императора, Беренгарий I, Карл Лысый, дарственные грамоты, Л. Феллер.

УДК 94 (450).023

8Duby G. Guerriers et paysans, VIIe–XIIe siècles: Premier essor de l’économie européenne. P., 1973. Ch. Prendre, donner, consacrer.

Д. Бартелеми

ДВОР КНЯЗЯ

ИРАСЦВЕТ ПОСВЯЩЕНИЯ В РЫЦАРИ

ВНОРМАНДИИ В XI–XII ВЕКАХ

Во Франции между 1060 и 1130 гг. произошло превращение военной знати в рыцарство. Двумя важными признаками этого процесса являлись ритуал посвящения в рыцари, о котором, начиная с 1060 г., сообщают многие картулярии, и турнирные зрелища, о размахе которых во многом можно судить по запретам Церкви (впрочем, тщетным), принимаемым с 1130 г. на церковных соборах1. Это превращение заметили и подчеркнули (возможно, чересчур сильно) многие историки «старой школы» (между 1750 и 1950 гг.). И, напротив, оно недооценивается, а иногда и полностью замалчивается теми современными историками, которым принадлежит гипотеза о «феномене тысячного года».

Историки «старой школы» часто с большим одобрением отмечали быстрое изменение варварских нравов вассалов под двойным влиянием со стороны дам и со стороны священнослужителей при дворе крупных баронов около 1100 г.2 Их главный аргумент основывается на контрасте между двумя жанрами французской литературы, существовавшими в начале ее развития: им казалось, что «chansons de geste», являвшиеся эпопеями о родовой мести или войнах франков, отражали нравы «первого века феодализма» (X–XI вв.); в то время как романы XII в., особенно романы Кретьена де Труа, по их мнению, свидетельствовали о быстром моральном прогрессе, поскольку в них рыцари выступают друг против друга только (или почти только) ради развлечения и с определенной изысканностью, перед тем как снова встретиться при дворе короля Артура в окружении дам. Норберт Элиас отдает дань этой «старой школе» в труде, который в 1939 г. он посвятил ведущей роли Франции XII в. в процессе «цивилизации нравов»

1Примеры классических исследований рыцарства см.: Keen M. Chivalry. New Haven; L., 1984; Flori J. Chevaliers et chevalerie au Moyen Âge. P., 1998; а также моя работа: Barthélemy D. La chevalerie, de la Germanie antique à la France du

XIIe siècle. P., 2007.

2См., например: Guizot F. Histoire de la civilisation en France depuis la chute de l’empire romain. P., 1846. T. 3. P. 339–375 (особ. P. 360–362).

ного года». В этих исследованиях не говорится о роли множества истинных изменений, происходивших около 1100 г. (в период 1060–1130 гг.), и в частности, о расцвете ритуала посвящений в рыцари, которые рассматриваются как запоздавшие последствия кризиса «тысячного года»5. Отсюда неверная интерпретация и даже неверное описание этих изменений. Расцвет посвящения в рыцари в этих работах рассматривается как признак усиления социального превосходства благородных в рыцарском качестве, но в этих исследованиях нет представления ни о том, что на рыцарство воздействовала конкуренция новых элит, ни о том, что князь усиливал свой контроль над ним с помощью ритуала посвящения.

«Старая школа», в сущности, менее заслуживает критики, чем эти недавние исследования. Разве она не делает акцент, в частности, на роли двора? Именно с достижений «старой школы» нужно вновь начинать описывать и истолковывать расцвет посвящения в рыцари, но подвергнув исправлению ее представления о первом веке феодализма как об анархичном и варварском и несколько ограничив то значение, которое представители «старой школой» придавали свидетельствам литературных источников.

На каких источниках мы можем проводить подобное исследование? Если литературные источники вводят нас в заблуждение, то использование одних картуляриев приводит к разочарованию: торжественное посвящение в рыцари, или, точнее, акт становления рыцарем, принятия или получения рыцарских доспехов описаны в них без важных указаний на обстоятельства посвящения и его форму. Что касается хроник, то не во многих французских регионах они есть в достаточном количестве, во всяком случае, не на территории королевского домена. Как и в исследовании истоков турнира6, в данной работе я буду опираться главным образом на самую великолепную серию хроник княжеского правления, которой мы располагаем: «Нормандские хроники», написанные между 1015 и 1145 гг., дополнением к которым служит фрагмент из Жана де Мармунтье, также касающийся двора в Руане (в 1127 г.). Хотя эти хроники создают выборочное и предвзятое представление о феодальном и рыцарском обществе, тем не ме-

5См. мою критику в раб.: Barthélemy D. La mutation de l’an mil a-t-elle eu lieu? P., 1997 (esp. – P. 173–296).

6Barthélemy D. Les chroniques de la mutation chevaleresque, de Richer de Reims à Orderic Vital // Comptes-Rendus de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. P., 2007.

Дудон Сен-Кантенский, как и другие церковные авторы «тысячного года», является хронистом, хорошо представляющим феодальную войну, подобную той, которая велась во Франции с 888 г.: это настоящее чередование военных действий, ограниченных и ведущихся в соответствии с правилами, с переговорами, спорами между сеньорами и вассалами при феодальных дворах, пока еще весьма неофициальных. Каждый, кто внимательно читал Дудона Сан-Кантенского, с трудом понимает, как рыцарские ценности могли получить еще большее распространение во время смут между 1035 и 1042 гг., которые происходили, пока герцог Вильгельм, будущий завоеватель Англии, был несовершеннолетним10. В действительности, речь идет о феодальных войнах, очень похожих на феодальные войны в X в. и так же как и они, прерывавшихся на долгие переговоры.

Главное достижение XI в. во Франции, где королевой была Анна Киевская, как мне кажется, состояло не в независимости шателенов от сеньоров, последовавшей за распадом княжеств X в., но, напротив, в усилении княжеской власти. Эта власть должна была скорее получить силы, а не ослабнуть из-за укрепления сеньорий шателенов: княжеской власти было необходимо превзойти власть владельцев замков, опираясь на рост городов. Одним из первых признаков этого усиления в Нормандии стало развитие герцогского правосудия при помощи более упорядоченной курии (curia), компетенция которой возрастает (например, она стремится монополизировать право на защиту церквей). Это слово распространяется в XII в. по всей Франции, когда «феодальные» и «церковные» дворы приобретают специфические полномочия и следуют более строгим правилам. В Нормандии слово curia распространяется в основном после 1066 г. и в своем юридическом значении: имеется особый порядок для тех, кто приходит в curia regis герцога-коро- ля и судится там11, курия существует для особых случаев, и там заседают только бароны. Хронист Гийом из Жюмьежа, повествуя о правлении Ричарда II, использует этот термин около 1070 г.

10Это показывает и Дэвид Бейтс. См.: Bates D. Normandy before 1066. L.; N. Y., 1982. P. 73, 136 («брутализация нормандского общества»). Дэвид Бейтс, подавая пример британской «честной игры», также признал в недавней статье, что там скорее должна была действовать саморегуляция насилия: Bates D. The Conqueror’s Adolescence // Anglo-Norman Studies. Woodbridge, 2003. Vol. XXV (2002). P. 10.

11Это отмечено в 1-й статье знаменитой описи 1091 г. Cм.: Norman Institutions / Ed. Ch.H. Haskins. Cambridge (Mass.), 1918. P. 281–283.

в более широком и светском смысле: герцог хотел произвести впечатление на одного бретонского графа, своего будущего зятя, блеском своего «двора» в Байё – двора празднующего, чтобы показать графу выгоды, которые он получит, женившись на сестре Ричарда12. Другой хронист той же эпохи (70-е годы XI в.), Гийом из Пуатье, описывает совершенный в 1049 г. при осаде Мулиерна в Анжу молодым герцогом Вильгельмом подвиг рыцарского типа как игровой13. Ордерик Виталий, творивший между 1109 и 1145 гг., именно Вильгельму Завоевателю приписывает первые церемониальные посвящения в рыцари14: вручение рыцарского вооружения знатным юношам, воспитанным в его доме, который Ордерик называет familia или curia. Так началось превращение военной знати в рыцарей (mutation chevaleresque). И именно в это время в анжуйских капитуляриях впервые упоминается о посвящении молодых наследников знати, «ставших рыцарями».

После смерти Вильгельма Завоевателя (1087 г.) Нормандия, по словам Ордерика Виталия, познала губительное герцогское правление: таким было правление старшего сына Вильгельма Роберта Куртгёза (Короткие штаны), гуляки и расточителя. Не был ли он разорен чрезмерной щедростью, в частности по отношению к жонглерам и блудницам? Этими несколько резкими словами Ордерик Виталий, по-видимому, описывает молодых людей обоих полов, объединенных весельем придворных праздников, которые могут завести там дружеские узы, довольно близкие к литературной дружбе – любви (druerie)15, и между которыми герцог устраивает или запрещает браки политического значения. С другой стороны, Ордерик Виталий (как в свое время Рауль Глабер) клеймит изнеженность эксцентрично одетых молодых людей16. Он забывает о том, что именно они ходили в крестовый поход с Робертом Куртгёзом, и с того времени все представляет так, будто настало время с помощью посвящений в рыцари вновь

12The Gesta Normannorum Ducum of William of Jumièges, Orderic Vitalis and

Robert of Torigny. V. 5 / Ed. and transl. E. Van Houts. Oxford, 1995. T. II. P. 14.

13Guillaume de Poitiers. Histoire de Guillaume le Conquérant. I 11–12 / Ed. et trad. R. Foreville. P., 1952. P. 22–26.

14The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis. (Далее: OV.) / Ed. et trad. M. Chibnall: 6 vol. Oxford, 1960–1980. T. II. P. 40, 306. T. III. P. 112. T. IV. P. 40.

15OV. T. IV. P. 328.

16OV. T. III. P. 106. T. IV. P. 88. T. V. P. 286. См.: Platelle H. Le problème du scandale: Les nouvelles modes masculines aux XIe et XIIe siècles // Revue Belge de Philologie et d’Histoire. Bruxelles, 1975. Vol. 53. P. 1071–1096. (Переизд.: Platelle H. Terre et Ciel aux anciens Pays-Bas. Lille, 1991. P. 303–328).

вернуть славу оружию, перейти к более серьезному правлению, более сильному, менее расточительному, – правлению Генриха I Боклерка, начавшемуся с 1106 г.

Генрих, которого называют Боклерком (франц. Beauclerc – «хорошо образованный»), является истинным архитектором административных и судебных институтов Нормандии17. Он – младший сын Вильгельма Завоевателя, правит в Англии с 1100 г., становится герцогом Нормандии в 1106 г., умирает в 1135 г. В своем суде Генрих слушает жалобы баронов, он может их туда вызвать, там же выслушивают их оправдания, пытаются заставить их согласиться со строгими приговорами; все-таки баронам дозволяется удалиться без того, чтобы они дали удовлетворение, если они этого не хотят (рискуя получить взамен войну). Многие хронисты упоминают о посвящении Генриха Боклерка в рыцари, организованном его отцом или архиепископом Ланфранком18, а Ордерик Виталий сообщает о множестве молодых баронов, посвященных в рыцари самим Генрихом: он сам вручал им рыцарское оружие19. Он распределяет доходы и награды среди рыцарей своего дома. Ордерик Виталий, как косвенно и св. Ансельм20, показывают, что эти рыцари имеют разное происхождение (среди них есть недовольные или изгнанные представители знати, прибывшие из соседних провинций) и что их побуждает желание прославиться и разбогатеть, которого они не стыдятся. Генрих Боклерк, с другой стороны, устраивает браки многих знатных молодых людей и девушек, прибывших к его двору21. Его постоянный двор, так же как и его временные дворы, являются инструментами его власти и, одновременно, местами единения, где среди знати взращивается истинная классовая солидарность. Благодаря этому они проявляют по отношению друг к другу достаточно хорошие манеры на войне и на турнирах, чему Норберт Элиас не придает значения.

17См. последнее исследование: Green J.A. Henry I: King of England and Duke of Normandy. Cambridge, 2006.

18OV. T. IV. P. 120. Ордерик Виталий сообщает, что Генриха Боклерка посвятил в рыцари Ланфранк. Согласно другим источникам, он был посвящен в рыцари своим отцом Вильгельмом Завоевателем, а Ордерик, как полагает Марджери Чибнел, вероятно, перепутал его с Вильгельмом Рыжим. См.: Chibnall M. The World of Orderic Vitalis. Rochester, 1996. P. 144.

19OV. T. IV. P. 274. T. VI. P. 42, 192, 328.

20См: Chibnall M. Mercenaries and the familia regis under Henry I // History. Exeter, 1977. Vol. 62. P. 15–23.

21OV. T. III. P. 259. T. VI. P. 308.

Великолепие королей и князей XII в. выражается не столько при возведении дворцов – даже если они их сооружают для проведения своих праздников, – сколько при самих дворах, понимаемых в социальном смысле: в пышных празднествах, во время которых князь демонстрирует щедрость по отношению к знати, взимая для этого пошлины и продукцию с городов, и, возможно, главным образом, за пределами городов, с деревень, подчиненных феодальному обложению. Эти дворы собираются по большим христианским праздникам, в частности на Рождество, Пасху, Троицу, и в разных столицах князя по очереди: в Нормандии это Руан, Байё, начиная со времени Вильгельма Завоевателя – Кан. В это время принимается большое количество решений и выполняются ритуалы: регулируется определенное количество тяжб, празднуются свадьбы или помолвки, распределяются церковные должности, принимаются оммажи и жалуются фьефы. И вот именно в это время происходят посвящения в рыцари. В небольших местечках, хоть менее важных, но не незначительных, центрах баронств, могли также собираться похожие дворы, с такими же функциями, но с меньшим блеском.

В течение оставшейся части XII в. англо-нормандский двор Генриха Боклерка вызывал ностальгические воспоминания и также подвергся определенной идеализации. В 70-е годы XII в. Жан де Мармутье описывает происходившее там особенно изысканное посвящение в рыцари, состоявшееся в Руане в 1127 г.22, престиж которому добавлял посвящаемый в рыцари молодой человек –Жоффруа Плантагенет. Сразу задавая тон «Истории Жоффруа Плантагенета», хронист описывает посвящение в Руане как праздник при роскошном дворе, расходы на который берет на себя Генрих (хотя вряд ли он является его активным участником), в то время как звезда праздника – молодой Жоффруа и вместе с ним 25 молодых анжуйцев, все знатного происхождения, получают рыцарские украшения. Можно почти забыть о том, что речь идет, по существу, о вручении оружия, так хорошо это описание иллюстрирует выражение, в то время довольно обычное, – ornare in militem: скорее «украшать рыцаря»23, чем «вооружать рыцаря». И описание настолько восхитительно, что мы не замечаем, что там не упоминается ни одна женщина, хотя уже через несколько дней Жоффруа женится!