Средние века. Выпуск 71 (1-2)

собственников в лесных массивах. Некто Фульхерий продал Клюнийскому монастырю в лесу Forestilia свою долю, которую он получил по разделу57. В другой грамоте речь идет об отчуждении доли в лесах согласно установленным границам58. «Дарим причитающуюся нам долю в лесу» – значится еще в одной грамоте59. Отдельные траденты подчеркивали, что объектом отчуждения является вся причитавшаяся им доля в конкретных лесах60. Наряду с ними другие собственники отчуждали только части своих долей. Священник Амальфред подарил Клюнийскому монастырю только половину той доли, которая ему принадлежала по закону в лесу Rovoloria61. Аналогичным образом другой традент отчуждал половины принадлежавших ему долей в нескольких лесах62. В текстах упоминаются отчуждения шестой части долей в лесах63. То обстоятельство, что отдельные участки, расположенные в полях, обозначались терминами «portio», «pars», а не описывались подобно другим парцеллам, объясняется, очевидно, двумя причинами: 1) стремлением традентов подчеркнуть законность своих прав; 2) тем, что они помнили о недавнем разделе лесного массива, в результате которого они стали обладателями расположенных в нем участков.

Благодаря продолжавшейся практике разделов неосвоенных агрикультурой земель в правовом лексиконе современников сохранилось понятие «consortes», генетически связанное с аграрными отношениями бургундского общества V–VII вв. Во многих грамотах понятие «смежные владения традента» передавалось

57C 3647 (1090): «…illam partem et divisionem quam habebam in silva... Forestilia…»

58C 619 (943): «…meamque portionem in silvis, sicut ipsæ terminationes designant…»

59C 1565 (981): «…illam partem de silva quæ nobis evenire videbatur…»; 308, 347, 2751, 2850.

60C 2427 (997–1031): «…meam omnem partem quam habeo in bosco, quem vocant de Grossa Foreste…»; C 2945 (1040): «…silvam quае vocatur Favercensis, totam partem quam ibi visus sum habere…»

61C 1200 (966): «…dono etiam ad supradictum locum, in Rovoloria silva, medietatem de ipsa quæ legibus donare possum…»

62C 934 (954–994): «…donamus in silvam quam vocant Favercensem, medietatem de ea parte quam habeo in ea… etiam in silvam quam vocant Dundam medietatem de ea parte quam in ea habeo… etiam de silva quam vocant ad Ascensum de Posiaco, medietatem quam ibi habeo».

63C 99 (908): «…donamus vobis sexta porcione de bosco… mihi legibus obvenit…»

при помощи выражения «de ipsa hereditate». В одном документе, где подаренный Клюни виноградник примыкал одной стороной к собственным владениям традента, эта идея выражена другой фразой – «de ipsa consortia»64. Это значит, что представление о правовой основе собственности на землю ассоциировалось у современников с представлениями о земле, полученной конкретными лицами благодаря разделам в качестве жеребьевых участков. Соответственно, и соседи обладателей отчуждавшихся парцелл в ряде грамот названы обобщенно – «consortes», но не перечислены поименно65. Собственники долевых участков в разделенных лесах также назывались консортами66.

Между обладателями парцелл существовали определенные связи. Бургундская правда считала акт продажи земли недействительным, если он не был заверен подписями пяти или семи свидетелей из числа местных жителей67. Некоторые документы X–XI вв. содержат также прямые указания на то, что акты отчуждения земли заверялись свидетельскими подписями соседей68 и совершались по согласованию с ними69. Необходимость в аналогичных случаях согласовывать свои действия с соседями вытекала из специфического характера связей, складывавшихся между соучастниками разделов земли. Возможно, существовал обычай, согласно которому соседи имели преимущественное право на приобретение участка земли, непосредственно прилегавшего к их владениям. Своей подписью под актом отчуждения они как бы подтверждали, что у них нет претензий на граничащую с их владениями парцеллу.

Окончательное превращение выделенного из окружающего ландшафта и разделенного массива земли в поле – структурный элемент агросферы – определялось его хозяйственным освоением. Однако этот процесс растягивался на сравнительно длительное время и протекал асинхронно из-за неодинаковых

64C 2750 (1021): «…Terminatur autem de uno latere de ipsa consortia...»

65C 667 (945): «…terminator…a medio die et sero terra de ipsa ereditate, a cercio terra consortorum…»; 249, 618, 700, 1619, 1694, 1837, 2275.

66Cartulaire de l’abbaye de Savigny, 32 (945): «…silva consortorum…»

67Leges Burgundionum. XCIX 2, 3 // MGH. Leges Nationum Germanicarum / Ed. L.R. de Salis. Hаnnoverae, 1892. T. II, рs I: «…si a loci illius consistentium scriptura ipsa subscripta aut signata non fuerit a septem aut quinque testibus…».

68C 316 (927–942): «…secundum testimonium et widamentum vicinorum fiducia, dono et concede…»; C 2009 (993–1048): «…Firmaverunt etiam amici eorum et vicini…»

69C 1839 (990): «…cum consilio suorum vitinium».

интересов и возможностей обладателей парцелл. Его различные стадии отразились в документах. Почти все поля Клюнизуа, названия которых указывают на их возникновение в лесах, судя по отчуждавшимся парцеллам, представляли собой уже территории агрикультуры. Но в их числе три урочища состояли из еще неразделенных долей70. Одна грамота оформляла отчуждение участка пашни в полевом массиве Craes, примыкавшем к селению Каваниако71. Спустя 18 лет отчуждалась усадьба, расположенная в другом урочище той же деревни. У одной из ее границ, как значится в документе, находился лес Crael72. В обоих актах, несомненно, речь идет об одном и том же поле. Но один из них, исходя из реальной обстановки, видит в нем освоенное агрикультурой урочище. Составители другого документа рассматривают его как лес. Следовательно, он еще не полностью превратился в арену земледелия и на значительной части сохранился лесной покров. В пределах населенного пункта Котта находился лесной массив Arrudus. Арлей подарил Клюнийскому монастырю третью часть принадлежавшей ему там доли леса73. Но в этой же грамоте данное урочище фигурирует как полевой массив, включавший парцеллу пашни, которая также оказалась принесена в дар тому же аббатству. Характерно, что эта парцелла с трех сторон была окружена пашенными участками других собственников и только одной стороной она примыкала к лесу74. Это доказывает, что данный массив еще не являлся полностью освоенным агрикультурой и отчасти сохранял лесной покров.

По отдельным фрагментам удается составить примерное представление о том, как происходило освоение разделенных массивов. От одного лица поступила в дар Клюни парцелла леса. В грамоте говорится, что она со всех сторон была окружена лесными владениями того же аббатства75. Если остальные парцеллы этого урочища использовались таким же образом, то перед нами нулевая стадия процесса его превращения в арену агрикультуры. Продемонстрируем ее другим примером. Некто Годо продал

70С 2427, 2424, 2202, 2534.

71C 1622 (982): «…dono vobis alio campo in Craes vocat; terminat…»

72C 2518 (1000): «…a sero bosco nomine Craiel…»

73C 2144 (993–1048): «…terciam partem de silva quæ vocatur Arrudus…»

74Ibid: «…Alius campus, qui vocatur Arrudus, terminator… a meridie terra Sancti Petri, a mane terra Soffredi, a septemtrionali parte terra Aidoardi, a sero bosco».

75C 2125 (993–1048): «…unum boscum, qui in medio est situs silvæ Sancti Petri».

Клюнийскому монастырю усеченную парцеллу леса в селении Бракост. С двух сторон находились лесные парцеллы трех собственников76.

Другие документы зафиксировали постепенное проникновение пашенных участков в разделенные лесные массивы. Готфрид, собственник замка Берзе, подарил клюнийцам принадлежавшую ему долю в лесном массиве Verumamant. Из этой грамоты следует, что к моменту ее оформления соседи Готфрида успели расчистить свои лесные участки. Сам Готфрид этого не сделал и сохранил на своей парцелле лесной покров77. Такая же лесная парцелла, окруженная пашней, поступила от Рихарда в дар Клюни. Разница заключалась лишь в том, что массив, в котором она располагалась, уже не назывался лесом78. Иначе выглядит лесной участок, принесенный Эльдином, сыном Готфрида, в дар Клюнийскому монастырю. Он представлял собой осколок большой лесной парцеллы, которую уже начал осваивать ее обладатель. Одну часть он обратил в пашню, другую – в луг. В пашню была превращена парцелла соседей79.

Другой пример начавшегося освоения агрикультурой лесной парцеллы ее собственником являлась парцелла пашни, расположенная в селении Кортероманиска. У восточной границы она соприкасалась с пашней соседа. С севера к ней примыкал лесной участок самого традента, представлявший остаток некогда большой лесной парцеллы80. Иным путем начала осваивать свою лесную парцеллу Вилерада. Проданный ею участок пашни в деревне Кассаниас с востока соприкасался с тропинкой. У южной границы находилась пашня и виноградник Вилерады. С запада и севера парцелла была окружена лесом дарителя. Очевидно, что отчуждавшийся участок пашни вместе с пашней и виноградником у его южной границы составлял часть лесной парцеллы, остатки

76C 670 bis (945): «…silva… in villa qui dicitur Bracost, qui terminad de uno latus et uno fronte vias publicas, de alio latus et alio fronte bosco Radberno vicecomes et Ainone et Jarlanno… mea porcio est et mihi legibus venit…»

77C 1579 (981–982): «…in bosco qui vocatur Verumamant; terminator… a mane via publica, a medio die terra Sancti Petri, a sero currente rivo, a cercio terra…»

78C 1257 (969): «…hoc est boscum qui terminatur a mane terra Sancti Petri, a meridie via publica, a sero terra Ermenoldi…»; 1727, 2010, 2585.

79C 2396 (997): «…in alio loco silvam quæ terminat a mane via publica, a sero pratum de ipsa hereditate, a medio die de ipsa hereditate, a circio terra Sancti Petri…»

80C 957 (954–994): «…in villa Corteromanisca… dono…campum…terminatur a mane terra…a medio die et a sero via publica, a cirtio silva de ipsa hereditate…»

которой сохранились к западу и северу от него81. Усадьбу с лесом подарил клюнийцам в деревне Курциако ранее упомянутый Готфрид. Данная усадьба и примыкающий к ней с севера участок пашни представляли собой расчищенную часть лесной парцеллы. Ее остаток граничил с усадьбой на Востоке82.

Приведенные материалы красноречиво свидетельствуют о непрерывном характере процесса формирования системы полей с чересполосным расположением земельных участков. В нем различаются две стадии: 1) Выделение из природного ландшафта определенных массивов земли и их раздел среди обладателей соответствующих прав; таким образом, появлялись новые поля, которые еще в течение длительного времени не имели своего специфического названия. 2) Постепенное освоение агрикультурой парцелл внутри каждого поля, протекавшее асинхронно из-за неодинаковых хозяйственных интересов и возможностей их обладателей. То обстоятельство, что на территории ряда полей обнаруживаются лесные парцеллы или их фрагменты, свидетельствует о незавершенности этого процесса в X–XI вв. В контексте с этими изменениями происходило хозяйственное «перепрофилирование» полей, предназначавшихся ранее для различных видов общего пользования. Они дробились на парцеллы, из которых каждая осваивалась по усмотрению своего обладателя. Если в X–XI вв. на таких полях сохранялись парцеллы прежней, хозяйственной ориентации (например, участки луга в луговых массивах), это доказывает, что процесс «перепрофилирования» еще не был завершен. Во всем этом проявлялась способность системы полей преодолевать деформирующие тенденции83.

Источники содержат сведения об объективных возможностях для того, чтобы этот процесс продолжался и в будущем. Формулы принадлежности, перечисляя состав отчуждавшегося владельческого комплекса, упоминают наряду с конкретными парцеллами пашни, виноградника, луга и леса, необработанную землю84, которая также являлась объектом отчуждения. Такая классифи-

81C 847 (953): «…vendo…campo…terminet a mane senterio, a medio die vinea et terra de ipsa hereditate, a sero et a cercio silva de ipsa hereditate…»

82C 1985 (993–1000): «…dono…mansum…cum bosco…simul tenente; et terminat a mane ipso bosco, a medio die et a sero via publica, a cercio de ipsa hereditate».

83См.: Серовайский Я.Д., Каняшин Ю.Н. О природе чересполосного парцеллярного землевладения в средние века (К вопросу о теоретической модели сельской общины) // Средние века. М., 1990. Вып. 53. С. 87–109.

84C 445 (936): «…vineis, campis, pratis, silvis… cultum et incultum…»

кация земли – обработанная (освоенная) – необработанная (неосвоенная) – свидетельствует о том, что современники знали о существовании резервов неосвоенных земель. Наряду с хозяйственным видением у них был еще социально-правовой взгляд на землю, в соответствии с которым земля могла быть разделенной

инеразделенной. Эти ценностные подходы, которые восходят ко времени Бургундской правды, одновременно упоминаются в ряде документов85. Разделенная земля выступала в форме долей и парцелл, имевших конкретную локализацию, определенные размеры

ихозяйственный облик. Их отчуждение носило реальный характер. Новый собственник мог вступить во владение ими немедленно после оформления соответствующих документов на условиях, которые в них оговаривались. Иной характер носили акты отчуждения неразделенной земли. Они трактовали о предметах, лишенных вещной характеристики, присущей конкретным парцеллам. Это были только права на участие в разделах, которые должны реализовываться в будущем. И если в общественном обороте они котировались как ценности – наряду с конкретными участками земли – это значит, что современники по-прежнему рассматривали разделы как нормальную форму освоения окружающего ландшафта и предполагали осуществлять их в будущем. Тем самым программировалось дальнейшее развитие системы полей и расширение сферы чересполосного землевладения.

На изучаемой территории в X–XI вв. существовало много стационарных массивов, где, судя по их названию, землевладельцы могли осуществлять совместный выпас скота. Они зафиксированы источниками как урочища сопредельные с парцеллами, поступавшими в отчуждение. Одни массивы называются общими землями, хозяйственное назначение которых неизвестно. В отношении других массивов существует ясность. То были «общие луга», «общие пастбища» и «общие леса»86. Некоторые из них, возможно, были уже разделены. В этом случае смысловое зна-

85C 3536 (1079): «…terries… coltis et incoltis, divisis et indivisis…»; 3581, 3600, 3617; Saint-Benigne de Dijon, 323 (1038): «…terris… divisis et indivisis…»

86C 1727 (987): «…a mano prato communalo…»; C 1905 (991–992): «…de quarta parte prato communi…»; C 2340 (996–1031): «…a sero prato communi…»; C 700 (947): «…a mane pasturale communale…»; C 741 (949): «…a carto fronte pasturalo communalo…»; C 1506 (979–980): «…a sero communi pasturale…»; M 274 (942–954): «…a mane pascario communale…»; C 109 (910): «…a mane silva communa…»; C 698 (947): «…a medio die bosco communali…»; C 912, 1144, 1444, 1451, 2506 (1000): «…a sero silva communale…»; C 3243: (1049–1109): «…ex aliis partibus silva publica…»

чение эпитета communis, представляло фикцию. Но вряд ли это являлось характерным для всех урочищ. Если бы они представляли совокупность частновладельческих парцелл, то в качестве смежной территории с отчуждавшимся участком упоминались бы, возможно, парцеллы собственников. Однако современники рассматривали данное поле как территорию, выполнявшую однозначную, хозяйственную функцию. Независимо от того, когда эти урочища вошли в состав системы полей, они формировались на основе принципов землепользования, зафиксированных Бургундской правдой. В конце раннего Средневековья их функциональная роль сохранялась.

Обусловленное жизненными потребностями непрерывное освоение природной среды традиционными путями воспроизводило систему полей, расширяло территориальную сферу ее распространения. Возникавшие благодаря этому новые поля превышали убыль, которую система понесла в связи с превращением отдельных полей в населенные пункты, увеличивалась доля нормальных парцелл, которым еще предстояло подвергнуться деформации.

Документы содержат достаточно сведений о том, кому в X–XI вв. принадлежали права на угодья, которые могли быть и являлись объектами разделов. Один традент, о социальной принадлежности которого в тексте грамоты прямо ничего не сказано, принес в дар Клюни значительный владельческий комплекс. Перечислив его, он как бы в виде примечания добавил: «Возле упомянутой деревни находится лес, в котором мне, подобно другим знатным людям, принадлежит право на получение обычных платежей за пользование. И эти платежи я полностью присоединяю к дарению»87. Особый интерес этого документа заключается в том, что он в отличие от других актов содержит не только описание конкретного факта, но и широкое обобщение. В нем повествуется об устоявшемся общественном явлении и утвердившемся в социально-правовом сознании современников представлении о том, что права собственности на леса составляли само собой разумеющуюся привилегию знати. На эту общепризнанную привилегию как на юридическую основу для своего распоряжения ссылается даритель. Из текста вытекает, что права на получение обычных платежей за пользование упомянутым лесом принадле-

87C 2621 (1005–1006): «…et juxta jam dictam villam est quedam silva in qua consuetudinem habeo, sicut alii nobiles, quam consuetudinem ad integrum do».

выпасать там свиней91. Право пользования лесами и пастбищами обуславливалось платой, а иногда даже барщинными работами92. В межфеодальных отношениях ценность леса определялась количеством доходов, которые он приносил своему собственнику93. Источником этих доходов являлись крестьянские повинности за пользование лесом. Право на получение этих доходов, как и плата за пользование другими угодьями, являлись объектом отчуждения, которое осуществляли вотчинники94.

Столь далеко зашедшее ограничение прав крестьян на угодья, находившиеся вне сферы агрикультуры, которое к X в. составляло уже давно сложившуюся норму общественной жизни, свидетельствовало о радикальном изменении характера связей крестьянства с природным ландшафтом. Будучи по-прежнему активными субъектами его хозяйственного освоения, производители не являлись уже участниками его разделов. Ландшафт утратил для них значение непосредственного источника роста их земельных владений, каким он являлся в V–VI вв. Крестьянское землевладение формировалось как держания, обусловленные повинностями в пользу феодальных собственников – субъектов земельных разделов, которые независимо от статуса были связаны между собой отношениями чересполосного соседства и интересами по использованию и разделу общих угодий.

Разумеется, что эта связь осуществлялась в составе некоего аграрного коллектива – «фактической ассоциации», которая не являлась «юридическим лицом»95. Поэтому она не фигурирует в раннесредневековых источниках, хотя ее деятельность отчетливо запечатлена на страницах ландшафта. Прочтение следов этой деятельности, оставшихся на природной среде, приводит к заключению, что эта ассоциация выходила за рамки одной деревни. Ее можно представить как сообщество земельных собственников

91C 3015 (1049–1109): «…dono…mansum…videlicet ut mansionem suam faciat de silva et quod ei opus fuerit, excepto quod non det aut vendat»; C 3510 (1077): «Alii autem villain…habeant silvam ad edificandum et ad quecumque opus habuerint, preter pascua porcorum…»

92C 3767 (1100): «…usuarium omnem propter quod rustici ejusdem ville corveam illi faciebant, tam in pratis quam in silvis et pascuis, similiter dedit».

93C 3892 (1100): «…nemus etiam ejusdem alodi, reddens in unoquoque anno consuetudinarios XXV solidos».

94C 3011 (1049–1109): «…omnes etiam usus quos homines Sancti Petri in omnibus meis terris habent concedo et trado…»; C 3367 (1060): «…Usuarium vero quem habebant ipsi mansi in mea terra donavi Deo…»; 3767.

95Bloch M. Les caractères originaux de l’histoire rurale française. Р. 227–228.