Тема 3. Марсель Пруст - основоположник современного романа, жизнь и творчество

3.1. Художественное время в романе «По направлению к Свану»

Цикл Пруста (Marcel Proust, 1871-1922) состоит из книг: «По направлению к Свану» («Du côté de chez Swann», 1913), «Под сенью девушек в цвету» («A l'ombre des jeunes filles en fleurs», 1919), «У Германтов» («Le côté de Guermantes», 1920- 1921), «Содом и Гоморра» («Sodome et Gomorrhe», 1922) и вы­шедших после смерти автора романов – «Пленница» («La Prisonnière», 1924), «Беглянка» («Albertine disparue», 1925), «Обретенное время» («Le temps retrouvé», 1928).

Сюжеты переливаются из тома в том, образуя так называемый роман-поток (roman freuve). Текучесть прустовской прозы, ориентированной на идеалистическую философию доктрины Бергсона, объявившего основой человеческой психики иррацио­нальный «жизненный порыв», проявляет себя прежде всего в новом обращении автора с романным временем. Это не астроно­мическое, хронологическое время и не историческое время, как у Толстого. Пруст вводит в литературу «психологическое время» – время памяти, незначительные временные отрезки могут занимать огромное место, а целые периоды жизни – дни или даже годы – бесследно стираться. Он становится одним из первых писателей в мире, обратившим внимание на то, что человеку присуще не только логическое, но и «ассоциативное мышление» – непроиз­вольные перебросы мысли с предмета на предмет, возникновение образов, родившихся в подсознании, в забытом прошлом, вызы­ваемом звуком, запахом, тончайшим ощущением.

В романе «По направлению к Свану» Марсель, продрогший, чувствующий, что заболевает, в дурном настроении, принимает из рук матери чашку чая с пирожным «Мадлен»: «Et bientôt, machinalement, accablé par la morne journée et la perspective d'un triste lendemain, je portais à mes lèvres une cuillerée du thé où j'avais laissé s'amollir un morceau de madeleine. Mais à l'instant même où la gorgée mêlée des miettes du gâteau toucha mon palais, je tressaillis, attentif à ce qui se passait d'extraordinaire en moi. Un plaisir délicieux m'avait envahi, isolé, sans la notion de sa cause... J'avais cessé de me sentir médiocre, contingent, mortel. D'où avait pu me venir cette puissante joie?.. Je pose la tasse et me tourne vers mon esprit. C'est à lui de trouver la vérité...» («И тотчас же, удрученный унылым днем и перспективой печального завтра, я машинально поднес к своим губам ложечку чая, в котором намочил кусочек мадлены. Но в то самое мгновенье, когда глоток чаю с крошками пирожного коснулся моего неба, я вздрогнул, пораженный необыкновенностью происходящего во мне. Сла­достное ощущение широкой волной разлилось во мне, казалось, без всякой причины. Оно тотчас же наполнило меня равнодушием к превратностям жизни, сделало безобидными ее невзгоды, призрач­ной ее скоротечность, вроде того, как это делает любовь, наполняя меня некоей драгоценной сущностью: или, вернее, сущность эта была не во мне, она была мною. Я перестал чувствовать себя посредственным, случайным, смертным. Откуда могла прийти ко мне эта могучая радость? Я чувствовал, что она была связана со вкусом чая и пирожного, но она безмерно превосходила его, она должна была быть иной природы. Откуда же происходила она? Что она означала? Где схватить ее? Я пью второй глоток, в котором не нахожу ничего больше того, что содержалось в первом, пью третий, приносящий мне немножко меньше, чем второй. Пора остановиться, сила напитка как будто слабеет. Ясно, что истина, которую я ищу, не в нем, но во мне... Я оставляю чашку и обращаюсь к своему разуму. Он должен найти истину. Но как?..»).

Тончайший анализ психологии, художественное осознание относительности времени позволяют Прусту проникнуть в такие глубины психологии, куда прежде не проникал луч литературы.