7.3. Симона де Бовуар. Повесть «Прелестные картинки»

Псевдоблагополучный мир разоблачается и в повести Симоны де Бовуар «Прелестные картинки», написанные почти одновременно с романом «Вещи» Перека и незадолго до майских событий 1968 го­да, обнаживших внутренний кризис французского общества. По­хожи и названия книг: «Прелестные картинки» - те же рекламные изображения жизни, которые завораживали Жерома и Сильвию. В повести С. де Бовуар героиня Лоранс сама создает эти картинки: такова ее профессия. Родные Лоранс, ее коллеги, кино, телевизор, газеты – в один голос утверждают, что мир этим картинкам по­добен, благополучен, что к 1990 году прогресс еще шагнет вперед, что вскоре будет решена жилищная проблема, и во Франции все уже обзавелись стиральными машинами и телевизорами.

С. де Бовуар выбирает свою героиню из другого круга, нежели Перек. Лоранс имеет все, о чем бедные служащие лишь мечтают – комфортабельное жилье, дорогую машину, элегантную одежду, престижную работу, в которой ремесло становится почти искус­ством. И окружают Лоранс люди могущественные и благополуч­ные, являющие в своих жизнях набор прелестных картинок – от уик-энда на Бермудских островах до приема гостей в сельском доме, купленном за бесценок и перестроенном за миллион. И путешествовать Лоранс отправляется не как Жером с Сильвией в африканскую провинцию – а в Грецию, где и речи нет о том, что ей нужно зарабатывать себе на жизнь.

С. де Бовуар рисует картинки мастерски. Розы у каменной сте­ны, на зелени лужайки голубые и лиловые зонты и кресла, мужчина целует руку тонюсенькой женщине в черных брюках и ослепи­тельно белой блузке – так изображен прием в поместье у матери Лоранс. Тут же подчеркивается тиражность этих картинок. Они, оказывается, уже воспроизведены в иллюстрированных журналах и не однажды повторяются в жизни («В другом саду, совсем ином и в точности таком же...»). Люди живут внешней жизнью. Они верны вещам, а не самим себе. Поэтому они взаимозаменяемы, как вещи. К этим выводам приходит Лоранс.

Философ-экзистенциалист по образованию и убеждениям, Си­мона де Бовуар не останавливается в своей повести на констата­ции бездуховности человека в мире вещей. Образ Лоранс раз­работан по-другому, чем образы Жерома и Сильвии. И хотя Ло­ранс вначале живет тоже только настоящим временем, бездумно, в ней подспудно идет напряженная работа мысли. Она трево­жится, сравнивает, ищет. Поначалу ей кажется, что нравственной опорой для нее может стать отец, человек несовременный, отказы­вающийся принять стандарты XX века, верный гуманистическим ценностям прошлого. О путешествии с ним в Грецию, колыбель европейской цивилизации, Лоранс мечтает, как об освобождении от гнета всеобщего подобия. Но камни афинского Акрополя ей чужды. И отец – эгоист, замкнувшийся в чистом искусстве. Ло­ранс остается в одиночестве. Прозрение происходит в ней в духе экзистенциалистской философии. В повести неоднократно упоми­наются сцены тошноты Лоранс, напоминающие и о довоенной книге Ж. П. Сартра («Тошнота»), и о философском словаре экзистенциалистов, в котором физиологическому понятию придается и глобальный смысл отторжения рождающегося сознания от инертной материи. Героиня повести вспоминает и некогда прочитанную историю о кроте: кроту в его подземелье приходит в голову открыть глаза, и он видит, что все черно. Бессмыслица. Трагич­ность вывода смягчается тем, что Лоране возлагает некоторые надежды на будущее своих детей, особенно младшей Катрин. Освободится ли она от власти прелестных картинок? Это тот же вопрос о счастье, который ставит Перек.