456

Внастоящее время остается нерешенной проблема соотношения доказательственной и оперативно-разыскной деятельности в процессе уголовно-процессуального исследования преступлений.

Поскольку оперативно-разыскные данные во многих случаях выступают в качестве повода и основания для возбуждения уголовного дела, следовало бы внести соответствующие нормы в раздел УПК РФ, посвященный поводам

иоснованиям возбуждения дела, поскольку результаты опе- ративно-разыскной деятельности как повод к возбуждению дела, во-первых, очень специфичны, во-вторых, нуждаются в особой проверке и оценке, в-третьих, сами позволяют произвести оценку и проверку других поводов и оснований для возбуждения дела.

Вюридической литературе предлагается закрепить в ст. 140 УПК РФ в качестве отдельного повода к возбуждению уголовного дела следующий: «Результаты оперативно-розыск- ной деятельности, представленные следователю, руководителю следственного органа в порядке, форме и при условиях, указанных в законе». Последнее указание имеет принципиальное значение, поскольку предполагает последующую процессуальную проверку поводов, возникших в результате ОРД.

Помимо этого, следовало бы четко урегулировать систему взаимосвязи оперативно-разыскной и доказательственной информации на уровне формирования доказательств. При этом такое регулирование должно стать комплексным, охватывающим как уголовно-процессуальное, так и оператив- но-разыскное законодательство.

Важно учитывать, что оперативно-разыскные материалы объективно являются одним из способов собирания доказательств. Как свидетельствует следственная и судебная практика, признание недопустимыми доказательств, сформированных в результате использования оперативно-разыскной информации, происходит именно в связи с их неверной оценкой еще на уровне осуществления ОРД [1].

121

Проблемы взаимосвязи оперативно-разыскной и доказательственной информации возникают также в связи с явно неудачными нормативными формулировками ст. 74 и 75 УПК РФ.

Ключевое направление развития российского уголов- но-процессуального законодательства в части совершенствования порядка собирания, проверки и оценки доказательств может быть определено следующим образом:

1)основания и порядок применения негласных методов собирания доказательственной информации должны быть регламентированы уголовно-процессуальным законом;

2)допустимость доказательств, полученных как гласными, так и негласными методами, должна определяться двумя основными критериями: а) возможностью проверки полученных сведений на достоверность уголовно-процессуальными способами, доступными суду; б) соблюдением конституционных прав и свобод человека при получении доказательств.

В уголовно-процессуальном праве давно проявляет себя тенденция к упрощению процессуальной формы и обеспечению тем самым процессуальной экономии в тех случаях, когда сторона защиты не оспаривает установленные органами уголовного преследования фактические обстоятельства дела и их правовую оценку.

Закономерным этапом в развитии этих идей выступило введение самостоятельной формы расследования в виде дознания, регламентированной гл. 32 УПК РФ. Данный институт оказался востребован практикой, и в настоящее время

вформе дознания расследуется значительная часть преступлений. Однако в течение последнего десятилетия дознание стало трансформироваться в более сложную форму расследования, приближенную по организации, субъектам, срокам, процедуре, содержанию процессуальных решений к основной форме расследования. Трудно понять причину этой трансформации, однако, есть предположение, что подобная ситуация складывалась из-за объективной потребности

122

упростить в целом досудебное производство, отыскать адекватные способы реагирования на преступления при сложившейся в стране криминогенной обстановке и далее привести его в соответствие потребностям практики и современным реалиям. Тем не менее произошло постепенное копирование предварительного следствия дознанием, которое все же оставалось по сравнению с ним формой упрощенной и ускоренной. В недавнем времени в российском уголовно-процес- суальном праве появился «настоящий» сокращенный вид дознания, закрепленный в гл. 32.1 УПК РФ. Однако законодатель при отсутствии четкой концепции реформирования досудебного производства, введя институт сокращенного дознания, «стер грани» между стадиями возбуждения уголовного дела и предварительного расследования, но в то же время оставил иные важные постулаты права неизменными, чего делать было категорически нельзя.

Безусловно, в настоящее время нуждается в реформировании в целом производство по уголовным делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, которое связано с неоправданно высокими издержками – временными и ресурсными затратами. Следует сделать вывод о том, что необходимо провести более четкое отграничение дознания от предварительного следствия, поскольку анализ изменений, внесенных в УПК РФ с момента его принятия, свидетельствует, что дознание и предварительное следствие фактически утратили свои процессуальные различия. Обе формы предварительного расследования в существующем виде производятся, за исключением некоторых процессуальных аспектов, по общим правилам.

Тем не менее введение дознания в сокращенной форме не может в полной мере обеспечить устранение обозначенной проблемы. С учетом данного обстоятельства представляется, что досудебное производство по уголовным делам о преступлениях, не представляющих значительной сложности в расследовании и совершенных в условиях очевидности, должно

123

быть упрощено, а основная часть производства по уголовному делу перенесена в судебное разбирательство без сокращения судебного следствия.

Развитие института сокращенного вида дознания представляется целесообразным только в том случае, если оно позволит действительно упростить процедуру производства по уголовному делу при сохранении процессуальных гарантий и исключит затягивание производства по уголовным делам.

Оптимизация уголовного процесса, безусловно, затрагивает и судебные стадии уголовного судопроизводства. Однако анализ тех изменений, которые были внесены за последнее время, приводит к мысли о недостаточной их проработке и противоречивом характере.

В первую очередь следует оценить законодательную регламентацию и практику применения гл. 40 УПК РФ, положения которой, с одной стороны, удовлетворяют интересам сторон в процессе, а с другой стороны, для судебных органов применение особого порядка выступает удобной или вынужденной мерой. Так, включение в судебную систему мировых судей было призвано разгрузить районные суды, рассматривавшие до 90 % всех уголовных дел. Безусловно, часть нагрузки была распределена между судьями мировых и районных судов, рассматривавших дела в первой инстанции. Однако при этом надо учитывать, что районные суды выступают вышестоящими инстанциями по отношению к мировым судам, что означает увеличение нагрузки судей районного суда, связанной с пересмотром судебных решений в порядке апелляции. При этом решения мировых судей пересматривает единоличный судья, имеющий такой же статус, как и судья мировой. Следует отметить, что в дореволюционном российском уголовном процессе апелляционный пересмотр решений мирового судьи осуществлял коллегиальный орган – съезд мировых судей, что более всего укладывается в идею пересмотра дела более компетентным судебным органом, действующим коллегиально.

124

В этой связи следует учитывать, что нагрузка судей районного уровня складывается не только из временных и ресурсных затрат на рассмотрение дел по существу и апелляционный пересмотр дел, но и на производство по жалобам в порядке ст. 125 УПК РФ, судебный контроль за следственными действиями и применением мер принуждения, а также на разрешение отдельных вопросов, связанных с исполнением приговора, возмещением имущественного ущерба и др.

Как следствие, увеличение в несколько раз нагрузки судей районного звена послужило предпосылкой для широкого применения особого – сокращенного и упрощенного – судебного разбирательства. Если на момент принятия современного УПК РФ рассмотрение дел в особом порядке составляло 20– 30 % от всего числа уголовных дел, то в настоящее время – около 80 % уголовных дел. Вероятно, эта ситуация отражается на качестве итоговых решений по уголовным делам. В настоящее время юристами отмечается крайне низкий процент вынесения оправдательных приговоров, что напрямую связывают с широким применением особого порядка судебного разбирательства. Поэтому возникла необходимость в создании новых процессуальных институтов, с одной стороны, обеспечивающих качество и справедливость судебных решений, а с другой – распределяло бы полномочия судебных органов по осуществлению правосудия и судебного контроля и принятию процессуальных решений в различных стадиях уголовного судопроизводства.

Обоснована критика юристов относительно категорий уголовных дел, которые подпадают под действие особого порядка. Справедливо, на наш взгляд, суждение о том, что в упрощенном порядке не должны рассматриваться уголовные дела, за которые предусмотрено наказание до 10 лет лишения свободы. Круг уголовных дел должен быть ограничен делами о преступлениях небольшой и средней тяжести.

Помимо этого, следовало бы поставить в качестве критерия определения подсудности уголовных дел от категории

125

преступлений, как это было в советском уголовно-процессу- альном законодательстве. Категория тяжких и особо тяжких уголовных дел подпадала бы под юрисдикцию судов субъектов РФ. В свою очередь, данное правило подсудности исключало бы необходимость введения суда с участием присяжных заседателей в суды районного уровня. Кроме того, введение коллегии присяжных заседателей в районные суды, на наш взгляд, не только не решит организационные, процессуальные и иные проблемы, но и породит немало новых.

Внастоящее время понимание принципа правовой определенности трактуется российскими учеными и практиками неоднозначно, что затрудняет постановку вопроса о необходимости наличия в уголовном процессе России экстраординарных способов обжалования и исключительных стадий, связанных с пересмотром решений судов, вступивших в законную силу. Традиционно данный принцип являлся категорией римского права, означавшей недопустимость повторного рассмотрения однажды решенного дела или дела по тождественному вопросу со вступившим в законную силу решением. Содержание данного принципа со времени применения и толкования его Европейским судом значительно расширилось. Указанный принцип имеет целью обеспечить участников правоотношений возможностью точно прогнозировать результат своих действий, защищать свои права и интересы, гарантировать стабильность при разрешении спора правоприменителем. Европейский суд вынес значительное количество решений, в том числе в отношении России,

вкоторых были установлены нарушения п. 1 ст. 6 Европейской конвенции и принципа «правовой определенности и указал на то, что отмена окончательных судебных решений противоречит принципам «верховенства права», «правовой определенности».

Всвязи с этим процессуальные институты кассации «в интересах закона» и судебного надзора не отвечают положениям данного международно-правового принципа и не

126

могут быть им обусловлены. Противоречит данному принципу, например, и возможность кассационного обжалования лицами, которые не были участниками производства по делу (иными лицами) в той части, в которой обжалуемое судебное решение затрагивает их права и законные интересы.

По своей юридической природе исключительные способы обжалования и пересмотра судебных решений должны возникать лишь в силу чрезвычайных обстоятельств и со значительными ограничениями, касающимися субъектов обжалования и пересмотра круга уголовных дел, по которым допускается производство, видов судебных решений. Однако законодатель стремится перенести «центр тяжести» по проверке судебных решений в исключительные стадии производства по уголовным делам, рассматривая это в качестве существенной гарантии для участников судопроизводства. При этом возможность обжалования может возникать неоднократно, что, скорее всего, делает производство по делу длительным, громоздким и нестабильным.

Данная позиция, на наш взгляд, спорна. В прошлом инстанционность суда родилась с выделением судебной власти в отдельную ветвь и появилась с гуманизацией представлений о наказании. Правосудие обеспечивало снятие социального противоречия между сторонами, соответственно, не было необходимости в подтверждении решения суда. При наличии инстанционности участники судопроизводства вовлекаются судебной системой в длительный процесс по делу. Выгодным становится наличие «посредников» от правосудия – защитников, представителей.

Литература

1.Зажицкий В. И. Результаты оперативно-розыскной деятельности в уголовном судопроизводстве. СПб., 2006.

2.Жук О. Д. Оперативно-розыскное преследование по уголовным делам об организации преступных сообществ. М., 2010.

127

А. Ю. Мирошниченко,

старший преподаватель кафедры уголовного процесса Ростовского юридического института МВД России кандидат юридических наук, доцент

СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ПРОЦЕССУАЛЬНОГО СТАТУСА НАЧАЛЬНИКА ОРГАНА ДОЗНАНИЯ

ИНАЧАЛЬНИКА ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ ДОЗНАНИЯ

ВУГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ

Вкачестве процессуальных субъектов деятельности органов дознания законодатель выделил начальника подразделения дознания, начальника органа дознания и дознавателя, что отразилось в ст. 40.1, 40.2, 41 УПК РФ.

Стоит отметить, что выделение в УПК РФ отдельной нормы ст. 40.1 «Начальник подразделения дознания» произошло

всоответствии с принятием Федерального закона от 6 июня 2007 года № 90-ФЗ «О внесении изменений в уголовно-про- цессуальный кодекс Российской Федерации». Однако о подобном изменении рассуждали ученые и ранее [1, с. 131].

До закрепления в одной статье полномочий начальника органа дознания они существовали в УПК РФ, однако были «разбросаны» по разным статьям кодекса [2, с. 96], что создавало сложности в восприятии его правового статуса и четкого разграничения правовых статусов начальника органа дознания и начальника подразделения дознания. Например, полномочия начальника органа дознания по возложению на дознавателя полномочий по производству дознания по уголовным делам, по которым производство предварительного следствия является необязательным, находили свое закрепление в ч. 1 ст. 41 УПК РФ. Полномочия начальника органа дознания по продлению до 10 суток срока проверки сообщения о преступлении, в случае получения им мотивированного ходатайства дознавателя, были заключены в ч. 3 ст. 144 УПК РФ, а ч. 2 ст. 223.2 УПК РФ давала начальнику органа дознания право

128

на принятие решения о производстве дознания по уголовному делу группой дознавателей, об утверждении, изменении состава данной группы, а также назначении в ней руководителя. К тому же к обязанностям начальника органа дознания можно отнести обязательство на утверждение обвинительного акта или обвинительного постановления в зависимости от того, в обычной или сокращенной форме производится дознание. Такое расположение норм, регламентирующих правовой статус начальника органа дознания, вызывало дискуссии и предложения процессуалистов и, как верно отмечал А. П. Кругликов: «отсутствие в законе отдельной нормы, закрепляющей процессуальный статус начальника органа дознания в качестве участника уголовного судопроизводства со стороны обвинения, является существенным упущением законодателя» [3, с. 44].

Закрепление процессуальных полномочий начальника органа дознания и начальника подразделения дознания конкретизировало круг прав и обязанностей рассматриваемых лиц, однако до сих пор не прекращаются дискуссии об изменении их процессуальных полномочий. Проводя анализ процессуального статуса начальника органа дознания и начальника подразделения дознания, невольно приходишь к выводу, что в их полномочиях имеются дублирующие положения [4]. Можно заметить, что и начальник органа дознания, и начальник подразделения дознания наделены в большей части организационными полномочиями, но в то же время у начальника органа дознания имеются распорядительные полномочия, к примеру, обязанность утверждения обвинительного акта либо обвинительного постановления.

Таким образом, дискуссионным становится вопрос: почему законодатель применил столь сложный, многоуровневый механизм ведомственного контроля за деятельностью должностных лиц, которые осуществляют расследование уголовных дел в форме дознания [5, с. 204].

Проводя аналогию роли руководителя следственного органа при производстве предварительного расследования в

129

форме следствия, мы обнаружили две взаимоисключающие позиции процессуалистов. Так, А. П. Кругликов считает, что с положением руководителя следственного органа сходно процессуальное положение начальника подразделения дознания [6, с. 142]. М. А. Митюкова, напротив, считает, что процессуальный статус начальника органа дознания наиболее схож с процессуальным статусом руководителя следственного органа [7, с. 118].

Различны мнения процессуалистов и по поводу целесообразности выделения полномочий в отдельные нормы и начальника органа дознания, и начальника подразделения дознания. А. А. Дядченко в своей работе отмечает, что наличие процессуальных полномочий относительно процессуальной деятельности и начальника органа дознания, и начальника подразделения дознания снижает процессуальную самостоятельность дознавателя, так как она теперь ограничивается, помимо начальника подразделения дознания и прокурора, начальником органа дознания [8, с. 17]. Развивая эту мысль, Е. В. Филиппова в своей научной статье приходит к выводу о том, что предоставление начальнику подразделения дознания полномочий на осуществление процессуального контроля за деятельностью дознавателя при производстве по уголовному делу в форме дознания привело к тому, что появился вопрос о целесообразности выделения такой процессуальной фигуры, как начальник органа дознания относительно дознавателя. Она предлагает возложить на начальника подразделения дознания в органах внутренних дел такой объем полномочий, чтобы он смог осуществлять постоянный контроль за производством дознания, что уменьшит нагрузку начальника органа дознания, а значит, его процессуальные полномочия могут быть направлены на контроль за осуществлением процессуальных полномочий остальных должностных лиц органа дознания, помимо дознавателя [9, с. 131].

О. М. Мичурина же считает, что передача определенного объема процессуальных полномочий начальника органа дознания начальнику подразделения дознания нельзя считать

130